Так что без лишних сомнений Геральт просто тянется навстречу этой надежде и мягко кладёт ладонь на бледную щёку, мокрую от дождя и слёз.

– Я уже сделал свой выбор, – тихо произносит он, – Очень, очень давно.

И, осторожно наклоняясь вперёд, прибавляет уже мысленно:

– Догадайся, какой, dragul meu.

Всё, что он успевает увидеть – как расширяются в изумлении и без того большие глаза, в которых снова вспыхивают алые искры. В висках мелькает напряжение, и Геральт сразу догадывается, почему. В тот самый миг, как на полпути тонкие губы встречают его собственные, и он не чувствует ни намёка на острые клыки, быстро убранные трансформацией. Чёртов Регис, знающий всё наперёд, проскальзывает в голове довольное и тут же исчезает без следа.

Потому что уже не особенно хочется думать.

Руки сами находят Регисову талию, сжимая в объятиях, и всё становится, чёрт возьми, наконец-то правильным. Настолько, что и не верится, как он жил без этого так долго. Всего: нежности тонких губ, аромата трав вперемешку с запахом крови, и холодных пальцев, зарывающихся ему в волосы. Сердце пропускает удар, и Геральт улыбается в поцелуй; искренне и просто, потому что больше ничего и не остаётся.

Хватит с нас этого, проносится отчётливо в голове. Хватит слёз, боли и недомолвок. Хватит беготни по всему Континенту, смертей и амнезий. Всё закончилось и тут же началось, так, что теперь мы будем жить по-настоящему. Пока ещё есть время, сколько бы его ни осталось.

И как хочется в это верить. В то, что у него есть будущее с этим удивительным вампиром, который улыбается в ответ, не отрываясь от его губ. Вдруг коротко вздрагивая, и внезапно в голове, как и раньше, проносятся чужие воспоминания. Холодная и мрачная спальня в Диллингене, освещённая лунным светом – но на самом деле бесцветная и полная одиночества. Боль и рвущийся из груди крик. Пустота, грызущая под рёбрами, почти такая же, как и у него, Геральта, но куда хуже: привязанная к конкретному образу. Образу его самого, который он вдруг видит так явственно, будто смотрится в зеркало. Только в то, что преображает до неузнаваемости, потому что в нём отражается кто-то сильный и отважный, честный, справедливый и благородный. Защитник слабых и верный друг, готовый протянуть руку помощи.

Таким видит его Регисово сердце. Огромное, бесконечное сердце, которое он не заслужил, но теперь должен беречь, как самый ценный дар.

– Всё в порядке, – мысленно произносит Геральт, нутром чувствуя, что теперь его очередь говорить какую нибудь успокаивающую ерунду. – Всё закончилось, Регис.

– Я…

Начавшаяся было фраза обрывается, утихая в слабой судороге, и, разорвав поцелуй, Геральт смотрит, как по бледным щекам текут новые дорожки слёз. Ласковым движением он касается их, стирая большими пальцами, сам чувствуя, как снова щиплет глаза. Чёрт, надо бы приходить уже в чувство. Пока всё не превратилось в дешёвую трагикомедию – или в сцену из того романчика, который он в своё время навоображал.

Романчика с однозначно хорошим концом, и никак иначе.

– Хороши же мы с тобой, оба, – глухо бубнит он, прижимаясь губами ко лбу вампира. – Совсем расклеились.

Длинные руки крепко обнимают его за шею, и Регис издает тихий, дрожащий смешок.

– Какая, прямо скажем, удивительная метафора, – мягко произносит он. – Расклеиться. Пожалуй, это даже поэтично. Подумай только, Геральт, если есть способ расклеиться, то, значит, и склеиться обратно… должен быть тоже.

Холера, а вот в этом весь Регис. Ищущий подоплёку в мелочах, незаметных на первый взгляд, и поразительно тонко чувствующий мир. Так, что Геральт легко подхватывает эту странную мысль – и снова его целует, уже глубоко и медленно, ощущая тепло мягких губ до конца.

Склеивая по кусочкам целиком. Вместе с собой воедино.

– Как тебе такой способ? – бормочет он в мыслях, – Помогает?

– Ты даже… не представляешь, насколько.

Шум дождя утихает окончательно, оставляя между ними мирную, уютную тишину. Неторопливо отстранившись, Регис поднимает на него взгляд – и вдруг широко улыбается во весь рот. Сверкнув всем рядом вернувшихся клыков так ясно и свободно, что затмевает собой всё, весь чёртов мир. Руины вампирской крепости и лужи на брусчатке; солнце, медленно выходящее из-за туч, и едва заметные кусочки радуги, теряющиеся за скалами. Всё становится неважным, сводясь к вот этой клыкастой улыбке, так, что поневоле Геральт улыбается сам в ответ.

– Ну, ты как? – спрашивает он уже вслух, – Абстиненция…

–…Не могу сказать, что ушла полностью, – помявшись, сипло произносит Регис, – Но мне определённо лучше. Во всяком случае, настолько, что меня уже куда сильнее волнуют иные… неудобства. Терпеть не могу это чувство, – вдруг фыркает он, – Заплаканного лица.

Что ж, вот и ещё один секрет, который и секретом не назвать, но всё же любопытный для того, чтобы его открыть. Удивлённый, Геральт приподнимает брови – и внезапно понимает совсем уж неожиданное.

– Кажется, у меня в куртке должен быть платок.

– Неужели? – отзывается Регис с едва уловимым ехидством. – Надо полагать, ещё и совершенно сухой?

Боги, вдруг проносится в мыслях, вот чего уж точно не хватало. В самом деле, за последнее время он, Геральт, уже почти позабыл, как звучат эти нотки в мягком голосе. Те самые, что делают Региса Регисом сильнее всего. Вернее, не так.

Те, что делают Региса занозой.

– Зависит от того, как долго ты собрался язвить, – наконец парирует Геральт. – Так да или нет, Регис?

– Ты и сам знаешь, что я не откажусь, душа моя, – вздохнув, усмехается вампир – и целует его снова.

Так жадно, словно не может насытиться до конца. Бес знает, сколько нужно времени, чтобы восполнить все эти годы, всё то, что ждало их так долго. Ох, и как трудно оказывается от него оторваться в этот раз, так, что Геральт едва вспоминает, что от него ждут, и почти бессознательно запускает руку во внутренний карман кожаной куртки.

В самом деле нащупывая сухой кусочек ткани. Чудо, не иначе, что после этой грозы на нём вообще осталось что-то, не промокшее до нитки. Неуклюжими пальцами он выуживает тряпицу из кармана и протягивает её Регису, удивившемуся не меньше.

– Ну и ну, – округляет глаза тот, – Кто бы мог подумать. Благодарю, друг мой.

– Твоё счастье, что у меня он оказался, – рассеянно отзывается Геральт, глядя, как вампир стирает последние остатки слёз с век.

– Кстати об этом. Позволишь узнать, с каких пор ты носишь с собой платок? Не сказал бы, что это на тебя слишком похоже.

– С тех пор, как стал местным землевладельцем. Собственное имение и винодельня обязывают, так сказать, вести себя культурно.

Алые искры в глазах напротив вспыхивают лукавыми огоньками: ну конечно, Регис не мог не почувствовать здесь подвох.

– Только не говори мне, что…

– Да, именно это, – невозмутимо кивает Геральт, сдерживая ухмылку. – Не пристало, знаешь ли, приличному члену общества сморкаться в рукав.

Что ж, а реакцию он получает в самый раз такую, как ожидал. Подхватив его настрой, вампир усмехается, приподняв брови в деланном изумлении.

– Знаешь, Геральт, на твоём месте я не спешил бы называть себя приличным членом общества. Пока, честно говоря, рановато.

– Уж какой есть, – и, фыркнув, Геральт уже позволяет себе широкий оскал, – Не понимаю, чему ты так удивляешься.

Прохладные пальцы неожиданно ложатся ему на щеку, оглаживая короткие волоски щетины. Вздохнув, свободной рукой Регис отодвигает край его куртки и прячет платок обратно, всё ещё украдкой улыбаясь себе под нос. Выглядя именно так, каким и должен всегда быть.

Счастливым до невозможности.

– Пожалуй, тому, что столько лет имею возможность наблюдать твою неизменную находчивость. И по-прежнему несгибаемое упрямство, – мягко говорит он, – Которое, по поразительному совпадению, считаю одним из лучших твоих качеств.

– Вот как, – хмыкает Геральт. – Ты меня прямо заинтриговал. Даже интересно узнать самое лучшее. Дай угадаю, какое?