Картина в голове начинает восстанавливаться с ошеломительной скоростью. Чёрт возьми, после Диллингена Регис всё это время ждал его, чтобы встретить на эльфском кладбище. Отправился в путь за ним без раздумий, не взирая на то, что он, Геральт, попытался его прогнать. Всегда оставался на его стороне, направляя и оберегая. Пошёл за ним в Стигга…

Зараза, нет, нет, нет. Глаза начинает щипать, впервые, по-настоящему щипать, и, дёрнувшись, он вдруг чувствует, как по щекам и правда что-то течёт. Не холодное, как капли дождя. Горячее, освобождающее последние отголоски боли.

–…Боги, – произносит в его мыслях Регис, – Всё в порядке, мой дорогой. Я здесь. Ești dragostea vieții mele, Геральт. Я больше никогда тебя не оставлю. Никогда.

И он вмиг узнаёт, что именно означают слова на незнакомом языке. Вспоминает, как так же легко понял их в светлой спаленке на втором этаже перед тем, как ощутить жжение в лёгких. Вспоминает все сказанные фразы, до самой первой: короткого вопроса, заданного незнакомцу в тёмно-красном плаще, которого он, еще мальчишка, обнаружил почти случайно.

Того, что отчаянно хочется задать и сейчас. Только не словами. Так, как им всегда было привычней – понимать друг друга на ином уровне.

– Болит, Регис? – с усилием посылает в голову Геральт, проглотив остатки слёз. – Те шрамы…

– Нет. Уже нет, dragostea mea. Да и, признаюсь, меня куда больше сейчас беспокоит твоё эмоциональное состояние, чем что-либо иное.

Не веря в услышанное, он поневоле расцепляет объятия. Потому что до каждой нотки слышит все прежние интонации голоса. Того, кто был с ним практически всю жизнь. Региса, знакомого и незнакомого, соединяющегося в тысячи собственных образов, но каждого – настоящего.

Странного мужчины, рука об руку бежавшего с ним от фледера. Лекаря в окровавленном балахоне. Суккуба из его снов в батистовой рубашке, тонкого и изящного. Задорно смеющегося хитреца, целующего его на берегу озера. Добродушного алхимика с кожаной торбой, полной лечебных трав. Друга, вернувшегося с того света, уставшего и измученного, с редкими пучками седых волос.

Его чёртового вампира, который нужен ему любым.

– Холера, это ты, – вдруг фыркает он вслух. – В самом деле ты, Регис.

– Я, мой дорогой, – медленно кивает тот, слабо приподнимая уголки губ, – И всегда им был.

Бледная ладонь ложится на его щеку и оглаживает, большим пальцем касаясь скулы. Как же хорошо снова чувствовать эту прохладную кожу, привычную и родную. Порывисто Геральт хватает тонкое запястье и целует, поднимаясь вверх по ладони до кончиков пальцев. Без промедлений и сомнений, без лишних вопросов, без всего невысказанного. Сердце подскакивает из груди до самой глотки, и тихие голоски внутри подсказывают, что он всё делает правильно. Как должен был уже давно – но почему-то…

И сразу становится ясно, почему.

– Это из-за Йен? – соображает он, с трудом прищуриваясь, – Из-за неё ты так долго молчал? Мог бы ведь сказать ещё в Фэн Карне, между прочим.

– Не совсем, – вздохнув, отзывается Регис. – Веришь или нет, мне действительно хотелось открыть истину раньше. Однако всё оказалось не так просто. Да и, пожалуй, никогда простым не было.

Медленным жестом он переплетает между собой их пальцы в крепкой хватке. Почему-то напоминающей ту, далёкую их условность брать за руку, когда становится страшно. Правда, неясно, чего можно бояться сейчас, но это неважно. Всё равно Геральт только рад взяться за узкую ладонь покрепче, вспоминая прежние ощущения.

Как и привычку Региса погружаться в собственные мысли, прежде, чем бороться с самым жутким своим врагом – самим собой.

– Вкратце, – неторопливо заговаривает он, – До определённого момента я вовсе не мог позволить себе действовать. Для начала потому, что долго не мог справиться с собственным восприятием происходящего. Видишь ли, зачарование в каком-то роде повредило и мои собственные воспоминания, – нахмурившись, поясняет он, – Во всяком случае, дежавю – не самое приятное чувство в условиях, когда каждое действие, возможно, имеет последствия для будущего. Так или иначе, всё пришло к тому, что я стал действовать интуитивно. В соответствии с обстановкой, в которой на тот момент не было места объяснению в чувствах.

Алое пламя медленно утихает в черноте антрацитовых радужек, и, смерив его взглядом, полным светлой грусти, c долгим вздохом вампир решает продолжить.

– Посуди сам, Геральт. Я встретил тебя раздражённым, уставшим от дороги ведьмаком, – и мягкая улыбка становится чуть печальнее, – Обеспокоенным только тем, чтобы добраться как можно скорее до Цириллы. И не надо сейчас со мной спорить: тебе действительно было не до сердечных дел. К тому же мне было прекрасно известно о твоей нерушимой любви к одной черноволосой чародейке. А после, как оказалось, и не одной.

– Откуда я мог знать, – глухо отзывается Геральт, внезапно задетый намёком. – Если бы ты хоть раз подал знак…

–…И он был бы тебе действительно нужен?

Вот и знакомая манера перебивать, не изменившаяся ни на миг с тех времён. Да такая, что от досады сводит зубы, заставляя скривиться в недовольной гримасе. Впрочем, молча: пусть уж Регис объясняется как следует, раскрывая все свои мотивы до конца. Едва ли у них теперь могут оставаться какие-то секреты перед друг другом.

– Словом, ты и сам знаешь, как всё сложилось. Как и то, как прошли мои первые годы после возвращения к жизни, – невесело хмыкает он. – Едва ли подходившие для активных действий. Впрочем, возможно, в ту памятную встречу в амбаре я мог бы и дать нужный намёк. Однако посчитал это… отвлекающим для тебя фактором. Помехой, способной встать на пути у текущих на то время целей.

– Твою же мать, Регис, – сердито щёлкает языком Геральт. – Какая ещё помеха? Ты что, правда думал, что для меня могло быть что-то важнее… – и в подтверждение слов он с силой сжимает узкую ладонь, – Этого? То, что было до, для тебя вообще ничего не значило, что ли?

– Ох, вовсе нет, – поспешно перебивает Регис. – Боюсь, ты снова делаешь поверхностные выводы, душа моя. Я никогда не сомневался в твоих чувствах, как и в своих собственных. Но между тем было и ещё кое-что. То, что заботило меня всё это время куда больше.

Вздохнув, он опускает руку ему, Геральту, на плечо, и оглаживает почти в извиняющейся манере.

– Выбор, Геральт. Возможно, ты никогда об этом не задумывался, но на самом деле у тебя была только иллюзия выбора, – тихо и вдруг с вернувшейся горечью произносит он. – О чём я всегда сожалел… И надеялся, что после всех твоих приключений у тебя появится хотя бы подобие свободной воли. Без условностей Предназначения.

Вот о чём он писал, молнией мелькает в голове, зараза, вот оно. Даже в этом Регис себе не изменил. В безрассудном, отчаянном благородстве, пусть и жертвой собственных чувств. Тем, что раньше бы вывело из себя, но теперь становится неожиданно понятным и очевидным. И трогающим сердце до боли, потому что кто угодно на его месте бы поступил иначе, но Регис позволил ему, Геральту, принять решение самому. В этот раз тоже чувствуя его куда глубже, чем любой из близких, потому что знал всегда, что такое не иметь власти над собственной судьбой.

Правда, всё это время он не знал, что само решение Геральт принял ещё раньше, и вот об этом ему тоже надо сообщить как можно скорее.

– Может, ты и прав, – вздохнув, покладисто соглашается Геральт. – Хотя я особенно об этом не думал. По крайней мере, до последнего времени. Вот только в одном ты ошибся, Регис.

– Вот как? Позволишь узнать, в чём именно, друг мой?

Медленно он поднимает глаза на вампира, слыша, как в мягком голосе звучит именно то, что сейчас нужно. Надежда. Удивительно открытая и ясная – ещё и потому, что дождь вокруг них вдруг начинает утихать, сбавляя шум капель. Прежняя стена ливня отступает, и густая дымка вокруг постепенно рассеивается, делая чётче былые размытые контуры. Очертания крепости Тесхам Мутна, в которой всё началось… и теперь закончилось.