Перед глазами открывается такое, что быстро становится очень, очень не по себе. Рука Региса, его друга, знакомого ему бес знает, сколько, оказывается замотана в какую-то чёрную плёнку – от запястья до самого локтя. Странная, блестящая от брызг капель, она не похожа ни на один знакомый материал, но важно даже не это. Под тонкими слоями плёнки светятся какие-то… бугры. Мягким, оранжевым светом их линии проступают в чётких очертаниях, вырисовываясь змеями полос. Изящно, даже красиво. Вот только ни хрена не здорово.

Настолько, что реагирует он быстро. Аккуратно Геральт начинает разматывать плёнку, лишь бы скорее взглянуть на то, что именно под ней прячется. То, что точно должно причинять страдания, потому что Регис начинает шипеть громче – и вздрагивает с каждым новым мотком.

– Ты уве… – начинает было он, но быстро умолкает, морщась от нового приступа боли. Каждого – всё сильнее; настолько, что его руки начинают сводить судороги. Чёрт возьми, и это совсем не то, что хотелось бы видеть дальше. Он ведь и первого слоя не размотал, а там, кажется, минимум три.

– Подожди, – спохватывается Геральт. – Регис, если я делаю хуже, только скажи. Слышишь? Мне действительно хочется помочь, – выделяет он голосом, – Вижу же, что тебе хреново.

Кажется, проходит целая вечность в воцарившейся, напряжённой тишине – но, слава богам, он дожидается ответа.

–…И я, бесспорно, это ценю, – наконец тихо произносит Регис, – Потому ты можешь продолжать. Прошу, Геральт.

В другом случае, наверное, он бы и поспорил. Переспросил бы ещё раз, а то и не один. Но вдруг, совершенно неожиданно, тяга в области пупка вспыхивает ослепительным пламенем, что все сомнения вылетают из головы до конца. Вместе с рассудком. Оставляя только одну мысль, стучащую в висках странной, непрошеной истиной.

Сейчас он должен верить Регису, как никогда, потому что на самом деле тот ни разу ему не лгал. Скрывал тайны под слоями не лжи, но полуправд, и сейчас готов открыть какую-то из них. Каким-то бесом касающуюся и его, Геральта, самого. Наверное, оттого его слишком, слишком сильно тянет навстречу, и воздух вокруг сгущается, начиная гудеть. Захваченный этим гулом, он почти не помнит, как разматывает остатки плёнки, снимая и отбрасывая её на землю – и замирает, не веря своим глазам.

Под плёнкой, как он и боялся, оказываются страшные, рваные рубцы, разбегающиеся сеткой по бледной коже. Крупные, вздутые, они в самом деле светятся ярким оранжевым светом, пульсируя в чётком биении. В такт с ритмом медленного, всегда спокойного сердца, вмиг ускоряющего бег так быстро, что могло бы сойти за человеческое. Удивлённый, Геральт поднимает взгляд в поисках на то причин. К нему, к вампиру, всегда знающему, что сказать в ответ, объяснить хоть что-то… по крайней мере, попытаться. Только едва ли теперь у него это выйдет, потому что Регис, его старый друг, привычный и понятный, внезапно понятным быть перестаёт.

В ледяной пелене ливня на него снова светят алые глаза. Горящие тёплым, ласковым пламенем, греющим, кажется, саму душу. Незнакомый и новый Регис просто молча смотрит на него, не замечая того, как сам начинает дрожать. Вдруг произнося тихим, надломленным голосом:

– Пожалуйста, dragul meu, – и в голове начинает что-то проясняться.

Медленно, смутно, как давно позабытый сон, отзываясь жжением в висках. Знакомым – и очень, очень красноречивым. Так, что, сам того не ожидая, Геральт осознает, что именно должен сделать, чтобы прекратить боль, терзающую вампира. Как и его самого. Не физическую боль: ту самую пустоту под рёбрами, никогда не уходившую до конца.

Мир вокруг утихает, сбавляя шум и размывая краски. Всё случается так быстро, что рефлексы едва успевают подметить обрывки чувств. Не отрывая от Региса взгляда, Геральт осторожно касается пальцами пульсирующих рубцов…

…и неожиданно вспоминает.

Всё.

Пещеру фледера – нет, твою мать, это же подземелье здесь, в Тесхам Мутна! Разговоры об алхимии. Луг и опушку леса, который он точно видел недалеко от Кастель Ровелло. Костёр и гипнотический взгляд окаймлённых подводкой глаз. Стену дождя на Спикерооге. Холмы и реку… дьявол, это же берег Сансретура, совсем рядом! Дол Блатанна… Ромашки, маки и тёплый ветер, играющий вьющимися прядками. Изящные жесты тонких пальцев и расшитую золотыми нитями рубашку.

Рысью Скалу… Холера, да он недавно был там! Точь-в-точь на том же уступе! Сладость впервые поцелованных губ. Те самые, светящиеся алым радужки… Экимму и Залипье, шорох осенних листьев и узкую талию в кольце рук. Каэр Морхен, шерсть плаща и снег. Жар поцелуев и первое признание на незнакомом языке.

– я любил тебя – я так сильно любил тебя – всё это время ты был здесь – Регис – боги – я…

Заснеженный сосновый лес и горящий восхищением взгляд. Чувство близости… Команды. Ощущение, что они всё преодолеют вдвоём, куда бы ни шли. И, дьявол… Спальню, ленты, горячие губы, скользящие по коже. Обнажённое тело, которым хочется обладать без остатка, и единение двух в объятии. Страсть, сносящую всё на своём пути лесным пожаром.

– боги, я так сильно любил тебя – только тебя – Регис – всё это время – это ты – это всегда был ты – это…

Холод внезапной потери и бесконечную череду бесцветных дней. Марибор и бруксу. Январское утро и студёный мороз. Дорогу к Яруге. Диллинген. Запах полыни, шалфея и камфорного базилика. Фиолетовую дымку, впервые… Лесную опушку и судорожные объятия. Ощущение реальности и прикосновение губами к тёмным прядям. Отчаяние и бесконечную нежность в антрацитовой глубине. Маленькие грядки перед домом, запорошенные снегом. Румянец, зараза, румянец на бледных щеках.

Светлую спаленку и большой платяной шкаф. Дрожь тонких пальцев и бутылочки – такие же! – на подоконнике. Видения… Легенду и поиски… Ты мой наречённый, Геральт. Мне очень жаль. Худощавое тело на коленях, эманации и тихие стоны. Три родинки на бледной груди, складывающиеся в треугольник Руки Охотника. Запах зверобоя и вымытых с крапивой волос.

Боль под рёбрами и хрип, рвущийся из горла. Кровь… Розовые волны воды в утреннем холоде. Мокрые дорожки на бледных щеках. Ритуал и последний, один-единственный поцелуй, солёный от слёз. Алые полосы, льющиеся по запястью.

Никогда в жизни не любил так сильно… Никого, как тебя.

Пообещай, что мы встретимся, Регис. Как угодно.

Встретимся, душа моя. Я видел это. Видел наше будущее. Что бы ни случилось, я буду с тобой до конца, Геральт. Я всегда буду рядом.

Я найду тебя, Регис. Найду. Делай то, что должен.

– как же больно – чёрт возьми, почему так больно – нет, я не вынесу этого – я любил тебя – всё это время – я видел, как ты умираешь – Регис – о боги – всё это время…

–…Это был ты, – едва слышно выдыхает Геральт, чувствуя, что больше не может дышать.

И тут же слышит мягкий голос в собственной голове, отзывающийся миллионом мурашек по коже:

– Да, dragostea mea. Как и обещал.

Медленно, не веря уже ничему, что происходит, он поднимает глаза – и видит напротив такие же мокрые дорожки на щеках, как только что видел в воспоминаниях. Регис, его… нет, не друг. Уже нет. Его Регис просто смотрит на него, даже не обращая внимания на то, что весь в слезах.

Смотрит пронзительным взглядом алых глаз, знакомых до боли, до малейшего отблеска. Как и всё остальное, изученное до крошечной детали, как запоминают тех, кого любят. Когда важна каждая мелочь. Даже родинки – должны же они там быть, точно должны. Холера, при одной только мысли к горлу подкатывает горячий ком, и, кажется…

– Регис, – отрывисто произносит он и обнимает вампира изо всех сил.

Так сильно, как только может, вжимаясь лицом ему в плечо. Потому что, похоже, сам вот вот заплачет. Во всяком случае, это чувство сильно похоже на что-то подобное – и, дьявол, пусть даже это будет и оно. Наплевать. На Испытание травами, на рассудок и эмоции, на то, способен Геральт на это или нет.

Всё закончилось. После стольких лет всё наконец-то закончилось, по маленькой, нелепой случайности. Он нашёл своего чёртового вампира, никогда, на самом деле, его и не теряя. Это всегда было сильнее их двоих. Сильнее всего, что можно представить, и даже самой смерти. Потому что вынесло гибель обоих и пережило все регенерации и амнезии.