– Сомневаюсь, – цедит Геральт, чувствуя, как слова задевают за живое. – Не ты была с ним рядом в последнее время, Ориана. Он изменился, и достаточно сильно. Регис, которого я знал, не стал бы…
– Знал?
Рыжие брови приподнимаются в такой насмешке, что, не волнуйся он сейчас, вмиг захотел бы вступить в ядовитую пикировку. Не скрывая издёвки, брукса кривит тонкие губы в маленькой улыбке, складывая руки на груди.
– Поздравляю, ведьмак. Ты не знал его совершенно. Эмиель всегда был именно таким, каким является и сейчас. В чем-то порывистым, в чём-то, пожалуй, безрассудным… – и, помолчав, она вдруг задумчиво прибавляет: – Но большей частью чертовски сентиментальным. Удивлён?
Сентиментальным, поражённо проносится в голове, холера, и правда. Может, о безрассудстве Геральт и правда мог не догадываться, но в чувствительной натуре Регису всегда было не занимать. Вот только понять бы ещё, к чему здесь именно это.
– Ближе к сути, Ориана, – раздражённый намёками, бросает он. – Я здесь не для того, чтобы вести светские разговоры.
– В этом я и не сомневаюсь, – фыркнув, отзывается вампирка. – Как и в том, что именно сейчас происходит.
В ответ, видно, своим мыслям она дергает уголком губ в невесёлой манере. И говорит снова – но уже ровным тоном, почему-то сквозящим напряжением.
– Что ж, поясню, раз уж мы коснулись сентиментальности. То, о чём здесь говорится, Геральт, имеет крайне глубокий и личный подтекст. Возможно, даже интимный. И именно потому абсолютно не подразумевающий публичного перевода.
Стоит это услышать, и из лёгких словно выбивает весь воздух. И без того напряженный, Геральт коротко вдыхает, борясь с удушьем от грозовой духоты. По затылку стекают капельки холодного пота, щекоча кожу, и поневоле его пробивает на дрожь. Трудно даже сказать, от ощущений или от мыслей; но, похоже, в основном от того, как сильно щиплет под рёбрами, заставляя трепетать нутро.
– Среди наших собратьев считается моветоном бездумно использовать родной язык. По крайней мере, в отношении людей. Так что, зная Эмиеля, можно предположить здесь только два варианта на то причин. Либо он поддался некому порыву, о чём сразу же пожалел…
Задумчиво Ориана накручивает на палец выбившуюся из прически медную прядку, глядя на воды фонтана – и резко поворачивается всем телом, встряхнув письмом в руке.
–…Либо он уже говорил нечто подобное тебе лично.
Ох, зараза. В желудке стремительно холодеет, и, кажется, по позвонкам пробегает новая волна мурашек. Против воли ухо ловит первые раскаты далёкого грома, но сейчас Геральт в них даже не вслушивается. Ему уже не до гроз и наседающей кругом духоты. Куда важнее то, что теперь вертится в голове, случившееся вчера лишь по одной его вине.
Кто же знал, что это заставит рухнуть весь прежний мир к чертям собачьим. Всё случилось так быстро и так нелепо, что и сейчас трудно в это поверить. Где-то утром, в суматохе приближающейся пирушки, Геральт брёл тогда по одному из коридоров в поисках сущей ерунды: в саду не хватало стульев, и он шёл за парочкой старых, протёртых кресел, которые как-то обнаружил в подвале. Ну, так ему думалось, пока он пересекал гостиную, полный решимости – и чуть не вздрогнул от неожиданности, когда распахнулась дверь с лестницы.
После чего оттуда вывалился Регис, неровным шагом спускающийся по ступенькам с таким видом, будто его истязали всю ночь.
Нет, правда, хуже вампир выглядел только после Тесхам Мутна, когда выпил вороньей крови и вытерпел искушение собственной зависимостью. Сейчас, бледный и едва стоящий на ногах, Регис казался едва ли здоровее: так же выступили тёмные вены на коже, так же осунулось лицо и потяжелели мешки под глазами. Кажется, с самого приезда в Корво Бьянко он был таким – и отчего-то раз за разом уходил от расспросов.
Неудивительно, что это стало вызывать досаду. Невероятно сильную, даже граничащую со злостью. Да и не могло быть иначе, не после того, что Геральт вдруг понял, стоило встретить Региса в Туссенте. Живым, боги, живым, пусть и здорово постаревшим с того времени, каким он помнился. Уставшим, в глубоких морщинах, закутанным в странный халат, совсем не похожий на прежний балахон, и едва ли сохранившим остатки волос на голове, теперь окончательно седых. Вампир выглядел… не сказать, что едва стоявшим на ногах, но здорово потрёпанным жизнью. Или скорее смертью, раз на то пошло.
Но, чёрт возьми, это было уже неважно. Какая мелочь внешний вид на фоне всего, что поселилось в сердце. Регис вернулся в его жизнь, сам не зная, что принёс с собой то, чего не хватало: настоящей близости с тем, кому доверяешь больше, чем самому себе. Холера, Геральт так привык прислушиваться к нему, всегда взвешивавшему и слова, и действия, что в конце концов прислушался и год назад, приняв все его советы и отпустив Детлаффа на свободу. И не слишком-то долго об этом жалел.
Дружба с вампиром поселила в душе глубокое, мирное тепло, которое ощущаешь, возвращаясь домой после долгого пути. Но и не только это. Кроме него, пришло и прежнее, странное чувство притяжения, настойчиво горящее в районе пупка, и Геральт сам не заметил, как стал смотреть на друга… иначе.
Подмечать то, что уже знал, но открывал заново. Мягкие жесты длинных пальцев и неуловимое изящество движений. Тонкие улыбки и лукавые нотки в тихом голосе. Вездесущее любопытство вкупе с ехидством и нескрываемой заботой. Маленькие искорки смешинок, по-прежнему живо танцующие в антрацитах глаз. И запах… холера, запах. Тех же трав, что он когда-то давно уловил в Фэн Карне. Полыни, шалфея и камфорного базилика вперемешку со зверобоем и крапивой. Душистого, знакомого аромата, от которого внезапно почему-то начала кружиться голова – и который хотелось вдыхать ровно и глубоко. И хорошо бы как можно ближе к его обладателю.
По крайней мере, он успел всё это ощутить, прежде чем Регис не уехал на поиски Детлаффа, и Геральт не обнаружил однажды себя на кладбище Мер-Лашез с сердцем, ноющим от неясной тоски.
И ведь всё могло бы быть куда проще. Сидел бы себе в Корво Бьянко, перебиваясь заказами на куролисков и туманников, обустраивал бы винодельню и вообще – жил бы припеваючи… Вот только это было не то. Год прошёл с окончания истории Бестии из Боклера, и весь этот год показался Геральту бесконечностью. Совпадение или нет, но после отъезда Региса на душе стало так погано, что он даже вспомнил о далёкой, грызущей под рёбрами пустоте – из той, прошлой жизни. Что наводило на мысли. Очень, очень разные мысли, но все сводящиеся к одной, от силы которой по позвонкам раз за разом бежали мурашки.
Так что, наверное, эта сила и позволила среагировать мгновенно. В тот самый миг, когда он успел заметить теряющего равновесие Региса и рывком поймать его в хватку крепких объятий.
– Холера, – против воли сорвалось с губ само собой. – Ты в порядке?
Кажется, с целую минуту они так и стояли, замерев от неожиданности момента. Странной, непрошеной секунды близости, в которой всё резко стало меняться. От ощущения двух дыханий, сплетающихся совсем рядом; тепла худощавого тела и его угловатых форм. В коротком порыве его тут же обвили в ответ длинные руки, и, вздрогнув, вампир прижался к нему сильнее. Так торопливо и отчаянно, будто и не хотел отрываться вовсе.
–…В полном, – едва слышно прошелестел Регис. – Я лишь… Прошу, не стоит об этом беспокоиться, друг мой. Это одна из моих временных слабостей, не более.
– Слабостей? – процедил на это Геральт, – Что, так и не расскажешь, что с тобой творится? Я же вижу, Регис. Считаешь, что я не имею права знать?
Неторопливо, осторожно тот отодвинулся от него – так, чтобы, наверное, снова сверкнуть на него привычными антрацитами глаз. Всегда спокойными и внимательными, полными глубокой мудрости и добродушного тепла. Да, если Геральт чего и ждал, то чего-то подобного… Но никак не того, что внезапно увидел.
С трудом распахнув потяжелевшие веки, Регис смотрел на него пронзительным взглядом радужек, светящихся красным пламенем.
