Впрочем, подобной спешки это всё равно не объясняет, тем более настолько порывистой.
– Спорить не буду, – спустя целую вечность покладисто отвечает Регис, не сводя с неё печального взгляда. – В таком случае, как бы ни был очарователен этот дворик, для объяснений стоило бы подыскать более подходящее место. Ты так не считаешь, милая?
Ого, как быстро согласился, думает Цири, даже не пришлось уговаривать. Хотя сама мысль о том, чтобы уговаривать Региса, звучит абсурдно: вот уж кто может посоревноваться в упрямстве с Геральтом на равных. Впрочем, в отличие от того Регис сразу бы придумал тысячу причин для обоснования своего упрямства, и только по удивительному везению не делает этого сейчас.
Рассеянно уводя коня обратно в стойло, Цири невольно задумывается над происходящим чуть сильнее прежнего. Правда, вдуматься не успевает – снова натыкается на пронзительный, выжидающий взгляд чёрных глаз.
– Ну, тогда пойдём, что ли, отсюда, – невольно пожимает плечами она в ответ. – Погода позволяет, а мне всё равно не спится.
Усмешка на лица вампира неожиданно становится уже настоящей, открытой. Привычно мягкой и добродушной.
– Надо полагать, ты не боишься, что Геральт отправится разыскивать тебя по всему Туссенту?
– Куда там, – закатывает глаза Цири. – Будто сам не знаешь, что его сейчас с колоколами не поднимешь. К тому же все, в отличие от него, знают, что я уже большая девочка. По крайней мере, Йеннифер точно его никуда не выпустит.
Ох, стоит это произнести, и в чёрных глазах вампира снова мелькает резкая боль; да такая, что Цири даже на секунду жалеет о сказанном. Нет, что-то всё это да значит. Смутно она уже начинает догадываться, в чём дело, вот только…
– Что ж, это и в самом деле на него похоже, – перебивает её мысли Регис, приподняв брови. – Так куда бы ты хотела отправиться?
– В лес, – не раздумывая, выпаливает Цири. – Или к реке. Куда-нибудь, где есть хоть немного воздуха. Духота же страшенная.
Утерев пот со лба, она коротко вздыхает. Жар последней недели и правда утомил многих – настолько, что работники винодельни то и дело устраивали себе отдых в полуденные часы. Сиеста, как они это называют, в Туссенте обычное дело, но в этом году на нее уходит очень уж много времени. Даже сейчас, далеко за полночь, Цири чувствует, как липнет к вспотевшей коже ткань тонкой рубахи и широких льняных штанов – и, наклонившись, чтобы их подвернуть, она ненароком бросает взгляд на наряд собеседника. В своём привычном серо-зелёном камзоле и стеганом жилете до колен Регис выглядит сейчас так разодето, что даже голышом смотрелся бы уместнее.
– Ты-то, наверное, и не чувствуешь, – не удержавшись, фыркает она и получает в ответ снисходительный смешок.
– Пожалуй, в этом ты права, как никогда. По счастью, милая Цирилла, в этом отношении природа моего вида действительно даёт свои плюсы.
Странный тон его голоса заставляет ещё больше насторожиться. Или это она никогда не слышала у него подобной эмоции? Под показным спокойствием прячется что-то, похожее на… досаду. Такую, что Цири невольно хмурится в ответ, подходя к воротам Корво Бьянко и дожидаясь, пока вампир её догонит.
– Знаешь, Регис, – задумчиво произносит она, – Вот сейчас ты звучишь так, будто жалеешь о том, кто есть. С чего это?
Тихо скрипят деревянные створки, и они выбираются на узкую тропинку к лесу. Краем глаза она замечает, как Регис задумчиво поджимает губы, и на секунду в антрацитах глаз мелькает далекая, едва уловимая пелена каких-то воспоминаний.
– Проницательности тебе не занимать, – помолчав, медленно говорит он каким-то глухим голосом. – Прости, что омрачил тон нашей беседы, дорогая. В последнее время я поддаюсь… Ох, впрочем, неважно, – вдруг быстро перебивает мысль он, возвращаясь к прежней сдержанности, – Я лишь хотел сказать, что за столь многие годы с моей стороны было бы удивительно не накопить разного рода сожалений.
Вот и попался, мигом осознаёт Цири и обдумывает как следует услышанное, уже удобно прикрытое общими словами. Дело-то точно не в возрасте – хотя, конечно, это тоже может быть справедливо, но едва ли связано с Геральтом. Нет, дело в чём-то другом, более близком сердцу. Меланхолию от прожитых лет она видела не раз, и это точно не похоже на то, что сейчас светится в чёрных глазах. Это было бы не так остро, не так… отчаянно, что ли.
Не так невыносимо.
Впрочем, раздумывает об этом Цири уже молча. Ноги несут их на восток, к Сансретуру, и, не очень знакомая с местностью, она позволяет Регису просто вести себя через буйные заросли прибрежных кустарников. По едва заметной тропинке они выбираются к укромной поляне на берегу с чернеющим пятном чьего-то давно потухшего костра и неторопливо рассаживаются по разные стороны от россыпи истлевших углей.
Воцаряется долгая, мирная тишина, которая бывает только с ним, с Регисом. Когда можно просто сидеть, погрузившись каждый в собственные мысли. Как же удивительно, всё-таки, вышло с этим вампиром, которого она помнила ещё со Стигга и была безмерно удивлена встретить снова. Странно, но с Регисом у них сразу выстроилась какая-то… дружба, что ли, и куда ближе, чем с кем-либо из всех знакомых её семьи. Что-то, похожее на доверие – но иное, чем с Геральтом и Йеннифер, не требующее обязательств. Это он первый узнал про Керис, с которой из простой переписки у Цири начало вырастать что-то, что она ещё боится называть, как следует; он первый заверил её, что не стоит бояться осуждений от Геральта и остальных. Первый узнал про её собственную, самую страшную потерю девушки, которую она любила всем сердцем, и в тот миг сверкнул таким глубоким пониманием в глазах, что Цири просто разрыдалась без слов.
Регис будто улавливал всё, что связано с личными страхами и утратами, и залечивал своим участливым вниманием, как самые глубокие раны. Да так, что, похоже, это стоило ран ему самому, и теперь она точно должна выяснить, какой ценой.
В невесёлых мыслях она рассеянно тянет носом воздух, прикрыв глаза и расслабившись в мареве ночи. Пахнет камышом, водной тиной, тёплым июньским ветром, несущим в себе обещание дневного зноя… и полынью, шалфеем и камфорным базиликом. Вот как пахнет эта ночь. Сыростью реки, травами из Регисовой сумки и глубокой, далеко-далеко скрытой печалью, о которой оба они молчат, словно не зная, как правильно начать разговор.
– Это из-за него, – опомнившись, произносит Цири, – Из-за него ты решил уехать?
Антрацитовые глаза смеряют её непроницаемым взглядом.
– О чём ты, милое дитя?
– Да хватит, Регис, – сердито щёлкает языком она, – Никакое я не дитя. Ответь на вопрос, пожалуйста.
Ветер едва уловимо играет её волосами, и она заправляет их за ухо. Вдруг замечая, что вампир напротив отчего-то отзеркаливает её движение – и тоже касается пальцами редких седых прядей, вздрогнув будто от осознания, что и убирать там почти нечего. Впрочем, странный жест исчезает так же быстро, как и появился, и Регис приподнимает уголки губ в мягкой, почти снисходительной улыбке.
– Порой мне кажется, что у меня наступило помутнение рассудка, – замечает он, – Так вы похожи с Геральтом. Ты, милая Цирилла, даже используешь те же синтаксические конструкции, чтобы выказать свое нетерпение. Я уже и не говорю про интонации.
Ох, опять попытки уворачиваться от вопросов. Раздражённая, Цири отворачивается от него к реке, покривив губы. Что ж, наседать здесь, видно, бесполезно. Приходится подождать, выдержав показательно холодное молчание… Которое неожиданно приносит свои плоды.
Узкие ладони в кожаных перчатках переплетаются пальцами, и Регис испускает короткий вздох.
– Что ж, не буду и дальше тебя утомлять, – наконец произносит он. – Моему отъезду есть множество причин, и, как ты верно предположила, часть из них действительно связана с Геральтом. Но прежде, чем ты захочешь узнать, как именно, – добавляет он, и тон его голоса грустнеет, – Я бы хотел задать встречный вопрос. Возможно, несколько отвлечённый, но тебе, бесспорно, понятный.