Сердце пропускает удар – не от волнения, но от того, что ускоряет бег, перегоняя остатки ещё не вытекшей в брюшину крови. Совсем рядом слышится всхлип, короткий, сухой; страшный в своей новизне. Вздрогнув, Геральт скользит взглядом по уже расплывающимся очертаниям лица напротив, и поднимает руку, чтобы стереть мокрые дорожки с щёк.
Холера, это точно всё, с ужасом проносится в голове, я вот-вот потеряю его, чёрт знает, насколько. Сам не зная, когда пути наших судеб пересекутся снова, если вообще пересекутся.
– Поцелуй… меня, – из последних сил просит он. – Ну же.
И он слышит. Регис, его чёртов вампир, его слышит – и наклоняется, приникая к его губам в отчаянном, влажном от слёз поцелуе. В безмолвной просьбе простить за всё и невольном прощании. В последнем, что он будет помнить о нём, ведьмаке из Каэр Морхена. Всегда.
– Я готов, – отрывисто выдыхает Геральт. – Только… пообещай мне. Пообещай, что мы… встретимся, Регис. Как угодно.
– Встретимся, душа моя. Я видел это, – подавив рыдание, шепчет Регис, – Видел наше будущее. Что бы ни случилось, я буду с тобой до конца, Геральт. Я всегда буду рядом. Слышишь?
Видеть его таким просто невыносимо. Если бы только были силы… Обнять и прижать к себе, погладить по тёмным прядям волос… Снова вдохнуть запах трав… Правда, всё, что выходит – слабо сжать длинные пальцы, теперь почему-то горячие, как от ожога.
Чёрт, быстро становится ясно, почему. Голова начинает кружиться в безумной пляске; всё от потери крови прыгает в цветных пятнах, стирая края и формы. Кроме него одного. Региса, которому он ещё должен сказать кое-что, пока не провалился во тьму.
С трудом поднимая руки, Геральт обхватывает его лицо ладонями, стараясь сохранить в памяти каждую чёрточку.
– Не будет никакого… конца. Я найду… тебя, чёртов ты кровосос. Сделаю так, что больше… никуда не денешься. Без всяких магий.
И вдруг происходит удивительное. Украдкой утерев ладонью уголки глаз, Регис улыбается во весь рот – и, чёрт возьми, только сейчас становится ясно, чего всё это время так не хватало. В этом печальном, полном горькой правды январском дне не хватало солнца. Тепла Юга, откуда его вампир родом, и жара лета в одной-единственной клыкастой улыбке. Света, от которого вмиг на душе становится спокойно и хорошо. Потому что Регис ему никогда, никогда не лгал. Потому что… всё и правда случится так, как он скажет. Они найдут друг друга. В нужное время, как это и должно быть на самом деле.
Наверное, потому Геральт больше не говорит ничего и просто смотрит. Смотрит, как вампир выпускает желтоватые когти и длинным разрезом вспарывает левое запястье, заставив заструиться кровь по коже. Как зачарованный, он наблюдает за красотой бегущих волн – и не противится, когда под затылок ему ложится тёплая рука, наклоняя голову под удобным углом.
– Геральт, – вдруг говорит в голове тихий, знакомый до каждой нотки голос. – Я никогда в жизни не любил так сильно. Никого, как тебя. Ты всё, что у меня было… и будет. Помни это, dragostea mea. Всегда.
– Я… – и он распахивает глаза что есть силы, зная, что должен сделать это, превозмогая боль.
Чтобы в последний раз заглянуть в бездонные омуты глаз. В те, что он видел рядом с собой слишком долго, чтобы не полюбить. И послать в ответ обещание. Сильнее любви, связи, смерти – чего угодно.
– Я… найду тебя, Регис. Найду. Делай то, что должен.
В ту же секунду на язык падают первые капли горячей крови и слышится отрывистый шёпот не то молитвы, не то заклинания… Боль в груди начинает таять, и всё кружится перед глазами, оставляя перед собой только одно лицо, мокрое от слёз. С благородными чертами, вмиг покрывающимися сеткой тонких морщин, и тёмными волнами волос, в которых начинает серебриться уже отчетливая седина.
Но всё-таки это остаётся он. Его чёртов вампир с длинным именем, знакомым до каждого слога. Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой. И сокращением – коротким, привычным. Дорогим.
Регис.
Регис, которого он любит с невероятной силой. Пахнущий травами и уютом нагретого очага; не давший себя поцеловать и обрабатывающий рану на его губах. Регис, которого он почти потерял. Свет канделябров, стоны и жар влажных губ; медленные движения двух тел в одном ритме. Озеро… Лиловый камзол и очертания бледного тела под рубашкой. Изящество в завившихся змейках двух тонких кос вокруг аккуратного пучка на затылке.
Регис, обнимающий его за талию на холме возле Мучильни. Седая прядка волос, которая… Холера, да не было ж её никогда, что ещё за бред. Рысья Скала и расправляющий ужасные крылья нетопырь, оглушающий всё своим диким воплем. Суккуб в рубашке с золотой вышивкой, светящий алым пламенем глаз.
Нет, нет, откуда всё это? Не было ж никаких суккубов. И чувства эти… Вот же Регис, в Дол Блатанна. Затянутый в удивительно дорогой дублет, с букетом цветов в руках. Августовский вечер… Ох, нет, это же был июль. Холмы и река вдали… Друг, по которому он так долго скучал, и который должен увидеть, что он, Геральт, больше не сосунок.
Друг? Разве они друзья? Да это же тот странный тип из лихорадочного сна, выходящий на опушку леса в окровавленном фартуке. Бормочущий что-то об осознанных сновидениях и… Зараза, медведи, медведи…
Что? Какой лес? Вот же он, высокий мужчина в алом, как кровь, плаще, бегущий с ним рука об руку по туннелям, спасаясь от фледера. Знающий до странного много о том, что здесь происходит, но почему… Почему ему хочется доверять…
Почему? В самом деле… Каменный зал пещеры и звук воды. Незнакомец протягивает ему ладонь, виновато улыбаясь. Тот, кто ещё минуту назад задыхался на мозаичном полу…
Чёрт, кто это был?
Кто?
…Темнота обжигает виски с неукротимой мощью, стирая в голове последние, уже смутные очертания – и отчего-то приносит совсем странные образы, которые он видит впервые. Морок, какой обычно бывает в приступе лихорадки. Иначе и не поймешь, отчего… Откуда им ещё взяться?
Высокая женщина с длинными тёмными кудрями, прижимающая в тёплом объятии к груди. Густые заросли леса и лёгкость от быстрого бега. Рыжая девочка со сложной причёской, медленно облизывающая окровавленные губы…
Мягкость батиста, струящегося в тонких пальцах. Комната, обитая красным бархатом, и движения десятков рук. Вкус сладости и терпкости на языке; тяга, животная, неутолимая, и горячечное желание под кожей. Чувство бесконечной свободы от того, как расправляются крылья в ночном воздухе…
Боль… много боли. Льдистые голубые глаза, полные презрения. Вязь мелких букв на неизвестном ему языке. И латынь, почему-то латынь. Всего одна чёткая фраза, которую он видит так ясно, будто может прочитать наяву.
Credo in sanguinem, quia verum. Ох, спросить бы, что это значит, вот только… некого. Да и он сам не особенно…
–…Милсдарь Геральт?
Открывать глаза оказывается так тяжело, будто он спал добрую сотню лет.
Моргать – тоже. Медленно с него спадает пелена дремоты, липкой, холодной, как после болезненного кошмара. Очнувшись от сна, Геральт из Ривии неторопливо осматривается вокруг. Так, видно, он в какой-то лечебнице: ряды узких коек, стоящих в ряд друг за другом, не оставляют никаких сомнений. Вспомнить бы ещё, как именно он здесь оказался. Виверна? Кладбищенская баба? Холера, он даже не может вспомнить, что было вчера, до того сильно чувствует себя разбитым. В голове густо гудит, как с похмелья, и невыносимо хочется пить.
По счастью, с последним проблема решается быстро, потому что первое, на что он по настоящему обращает внимание – стакан воды. В руках лекаря. Высокого и худого, затянутого в строгий рабочий балахон, подпоясанный белым фартуком. Напоминающего кого-то… А, от попыток думать голова начинает болеть ещё сильнее, так что он быстро бросает это дело, принимая стакан из рук и чувствуя, как льётся влага в пересохшее горло.
– Милсдарь Геральт, – обрадованный его реакции, отзывается лекарь уставшим басом. – Отрадно видеть, что вы очнулись. Ваше состояние вызывало у меня недюжинное беспокойство, и, признаюсь, я не ожидал столь скорого выздоровления.
