В отличие вот от этой скорбной мины напротив, совсем незнакомой, потому что такого раскаяния, кажется, Геральт ещё не видел.

– Мне так жаль, – тихо и горько произносит Регис, опуская глаза к деревянному полу. – В самом деле искренне жаль, Геральт. Хотя, пожалуй, на моём месте попытки просить прощения могут казаться и оскорбительными. По крайней мере со стороны того, кто требовал к себе безоговорочного доверия.

Ещё один из сотни сегодняшних вздохов, в этот раз полный сожаления. Осторожно вампир поднимает на него взгляд, и в глубине чёрных омутов плещется что-то, похожее на… стыд.

– Как ни хотелось бы это считать иным, в определённый момент я потерял контроль над ситуацией и позволил себе… – он запинается, подбирая нужное определение, – Поведение, недостойное разумного создания. Настолько, что считаю целиком и полностью виновным себя в произошедшем. В особенности испытанной тобой боли, мой дорогой, которую в последнюю очередь хотелось бы причинить.

Щеки вдруг касаются длинные пальцы, и с удивлением Геральт подмечает, что они холодные с мороза. Холера, с того мороза, который он костерил утром, даже не зная, к чему придёт. К кому, мысленно поправляет он, прикрывая глаза и наклоняясь к прикосновению, чёрт, знал бы, не стал бы протирать штаны ни в Майенне, ни в Бругге.

К вот этому, настоящему Регису. Который сейчас в ненависти к себе на каждую крошечную деталь совпадает с Регисом, ему известным – настолько, что от раздражения невольно сводит зубы. Тем более, что за укус-то Геральт давно его простил, потому что и не мог иначе. Не после того, что было между ними. Да и ещё тот голос, просивший его впустить в себя… Как можно было не впустить? Словом, ему и думать, в общем-то, было нечего, и потому Регисово сожаление падает на сердце, как неприятный груз.

Впрочем, для вампира, похоже, всё имело совершенно иной смысл, особенно зная его зависимость – и заставляя невольно думать о срыве. Чёрт, а ведь всё и правда могло зайти слишком далеко. Смог бы он простить уже нечто подобное? Если бы последние остатки разума Региса вконец перестали существовать, обнажая настоящую, жуткую суть? От одной только мысли на долю секунды под ребрами холодеет, и он невольно задумывается, внимательно вглядываясь в черты лица напротив.

И вдруг вспоминает.

– Регис, – неторопливо начинает Геральт. – Понимаю, что ты сейчас думаешь о другом, но я… Говорил о тебе. С бруксой в Мариборе. Между прочим, она намекнула, что это, – и движением головы он указывает на укус, – Имело какой-то смысл. Ты не хочешь мне рассказать, что произошло на самом деле?

Тот, кому ты принадлежишь, быстро мелькает фраза в голове, отзываясь непрошеным жаром по коже, и, кажется, будто её вампир тоже считывает, мигом меняя скорбное выражение лица до почти напряжённого.

– Что ж, даже так, – настороженно произносит Регис, – Тогда, пожалуй, я поясню, в чем заключалась неправота моего поступка. То, что я сделал, вовсе не несло за собой намерения пить твою кровь, dragul meu, как бы ни казалось иначе. Дело в ином, – и он вдруг мягко касается его, Геральта, ладони. – Видишь ли, у представителей моего рода помимо всех прочих традиций существует и ещё одна. По моему мнению, ужасно старомодная и отчасти даже варварская, однако совпадающая с самой сутью нашей природы. Что-то вроде… нанесения метки.

– Точно, – спохватывается Геральт. – Про что-то такое она и говорила. Только не метка, иначе…

–…След, Геральт. Это называется след.

Внезапно Регис отрывается от него и в несколько коротких движений запирает двери, вешая на них какую-то табличку.

– Прежде чем я всё объясню, – между делом бросает он, – Не хотелось бы, чтобы нас побеспокоил кто-то посторонний. Благо, пока у меня не приёмные часы, но всё же…

– И не хватятся? – с любопытством спрашивает Геральт, – Не поверишь, как тебя тут нахваливают, Регис. Золото, а не лекарь, – хмыкает он себе под нос, – Похоже, ты обзавёлся неплохой репутацией.

– О, я подозревал, – мягко усмехается вампир, возвращаясь и жестом показывая следовать за собой. – К слову об этом. Не буду спрашивать, каким образом ты попал в Диллинген, но смею предположить, почему оказался здесь. Ты верно сделал, что решил обратиться за медицинской помощью как можно скорее, – и он тихо добавляет: – Позволишь помочь тебе, душа моя?

Позволю, мастер Регис, тут же ехидно отзывается голосок в голове. Чёрт, а ведь его и правда теперь можно так называть, особенно сейчас, когда тот собрался лечить свой же собственный укус. От невозможности всего происходящего хочется смеяться в голос, но Геральт не успевает: Регис уже начинает удаляться куда-то за прилавок, так быстро, что только и остается торопливо шагать за ним следом.

Зато удаётся осмотреться по сторонам. Пока вампир возится с деревянной дверцей в углу, пытаясь отпереть её связкой ключей, Геральт с интересом разглядывает скрытый до того беспорядок. За обманчивой аккуратностью прилавка оказываются горы наваленных склянок и там и сям разбросанные холщовые мешки. Ха, даже в этом чувствуется дух Региса, склонного к так тщательно скрываемому им безрассудству. Которое, на самом-то деле, никуда уже и не денешь, и которое, видно, сослужило службу и в этот раз.

Правда, думать о том, хорошую или не очень, Геральт быстро перестаёт, как только заходит в ту самую импровизированную приёмную.

– О, – невольно срывается с губ само собой.

Здесь оказывается ещё удивительнее, чем в крыле, отведённом под лавку. Потому что, как ни крути, а медик из Региса строгий и, очевидно, дотошный – иначе всё не было бы в таком идеальном порядке. Чистая, просторная комната, тоже выкрашенная в белый, на редкость пуста: здесь только две деревянные кушетки и широкий стол с множеством отсеков, над которым возвышаются три массивных полки. Приколоченные на гвозди, они заставлены разнообразием стеклянных бутылок и колб, каждая подписанная так же, как грядки во дворе: на общей речи и на латыни. Хм, а вон в том углу…

–…Садись, мой дорогой, – прерывает его наблюдения Регис, мягко, но настойчиво подталкивая к одной из кушеток, и Геральту ничего не остаётся, кроме как подчиниться воле его руки. Ну, и вернуться к теме их разговора, пока вампир уже начинает возиться с отсеками стола, извлекая на свет колбы с какими-то эликсирами.

– След, Регис, – напоминает он. – Так и что это такое? Дай угадаю, очередная вампирская магия, о которой никто ни сном, ни духом?

Неторопливо смочив чистый бинт какой-то зеленоватой жидкостью, Регис задумчиво сжимает губы – и медленно подходит к Геральту, склонившись и внимательно разглядывая укус.

– В некотором роде, – вздохнув, соглашается он. – Сейчас будет немного щипать, dragul meu.

– Да сколько можно говорить, будто я…

Прикосновение влажного бинта к шее внезапно сбивает все прежние мысли. Чёрт, как больно; больнее любого ожога или яда.

– С-сука, – дёрнувшись, шипит Геральт. – Немного щипать? Это что ещё за хрень?

– Одна из моих личных разработок, которая, судя по всему, в очередной раз подтверждает свою эффективность.

Смерив его внимательным – вот это точно рабочее – прищуром чёрных глаз и, видно, оставшись довольным результатом, Регис снова возвращается к столу. Сжав зубы от боли, Геральт быстро проводит рукой по всё ещё горящей коже, уже собираясь возмутиться…

И вдруг обнаруживает, что мокнущая корочка начинает зарастать на глазах.

– Холера, Регис, – невольно произносит он, ещё раз пощупав шею, – Что ни говори, а, похоже, я был прав. Ты всё-таки чародей, не иначе.

– Ещё никто в такой лаконичной форме не выражал мне профессиональную благодарность, – обернувшись, улыбается тот в ответ. – Что ж, еще пара дней, и регенерация восстановится окончательно. Надеюсь, теперь ты сможешь простить мне это бездумное поведение?

– Только после того, как ты объяснишь, что всё это значило. Насчёт этого вашего следа.

Возврат к прежней теме отчего-то заставляет Региса скривиться в невесёлой гримасе, и, вздохнув, он разворачивается, оперевшись поясницей на край стола.