Чудовище и ведьмак.

– Я… найду тебя, – надсадно хрипит он, всё отчаяннее вбиваясь внутрь пылающего жара, – Найду…

–…Посмотри, – вдруг отрывисто просит вампир, – На… меня, Геральт. Посмо…

Рывком он поднимает голову – и видит, как от Региса не осталось больше ничего. Перед ним монстр, ужасающий в своей чужеродности; покоряющийся ему раз за разом. Вот о чем он говорил, вдруг стукает в голове осознание, красота души. Хотел быть принятым мной. Глупый. И так уже был…

–…Мой, – изумляясь сам себе, выдыхает Геральт, – М-мой… Ре…

Тварь в его руках разражается чудовищным, гулким рыком – и что есть силы обвивает его спину когтями. Словно… боится. Боится того, что нарастает всё ближе и ближе. Чёрт знает почему, но и Геральт вдруг тоже пугается, вжимаясь лицом в нечеловечески серую кожу и продолжая вбиваться внутрь без остановки. Всё неважно, пока они оба в этом объятии. В сплетении двух миров.

Неважно даже то, как открывается бездна, обнажающая за ними три огромных пасти с гигантскими челюстями.

– Твою… мать, – вздрагивает, заметив их, Геральт, – Откуда…

– Не смотри, – неожиданно звучит в голове знакомый голос. – Не смей. Они могут убить тебя, любовь моя. Только я могу тебя от них защитить, даже ценой собственной жизни. Прошу, не оглядывайся. Я с тобой, мой дорогой Геральт. Я рядом.

И, ох, он слушает. Слышит Региса, как и всегда, потому что тот никогда не лжёт. Потому что будет с ним столь же долго, сколько висят в небе восемь маленьких звёзд. Пять точек стройной линии Кинжала и аккуратный треугольник Руки. Судьба и Предназначение; форма и суть. Направление, ведущее за собой к свету, к свету, к свету…

– Я… люблю тебя, холера, люблю, Ре… гис…

– Никогда тебя не оставлю. Никогда. Ты всё, что у меня всегда было, c самого начала, dragostea mea. Теперь отпусти себя. Позволь проникнуть в тебя целиком… Подчиниться, как ты смог меня подчинить.

Всё мешается в бессвязную муть жгучей агонии страсти, в лихорадку, сжигающую дотла. В рыки монстра и сиплые стоны его ведьмака.

– О-ох, Ре… – надрывно кричит он, прикусывая жёсткую шею твари перед собой.

В древнем жесте подчинения и покорения. Так, что тут же чувствует, как в ответ напротив раскрывается клыкастый рот и впивается прямо в его шею, пуская наружу кровь. В тот же миг, как от этого ощущения его накрывает такая страшная вспышка, что последнее, что он помнит – как выкрикивает имя; одно-единственное имя.

Длинное, сложное, и в то же время короткое. Самое дорогое. Всё, что у Геральта теперь есть, и всё, что он успел полюбить, пока это было возможно.

Прежде чем вывалиться обратно в темноту сырой комнатёнки, ещё не зная, что был в видении с Регисом в последний в жизни раз.

_________________________

*Твою же мать (рум.)

**Дьявол, как хорошо (рум.)

Комментарий к Чудовище и ведьмак

это моя первая НЦ-сцена подобного рода. ОЧЕНЬ переживаю и жду отзывов……….

========== След ==========

Всё заканчивается так же стремительно, как и началось.

Знай он тогда, в двенадцать, что пещера с фледером приведёт к вот этой минуте, едва ли Геральт пошёл бы на звук воды. Может, он бы вообще не стал выходить из ниши. Лучше попробовал бы проснуться что есть силы… Чёрт, нет, совсем не лучше.

Как бы то ни было, а вообще-то Геральт не привык жалеть о содеянном. Так что и в ту секунду, сразу после, он не жалеет. Даже тогда, когда нащупывает на шее две глубокие кровоточащие раны, отзывающиеся ослепительной вспышкой жара по телу. Регис всё-таки укусил его, сколько ни уверял в своей безобидности, да и, холера, в самом деле превратился в бестию под конец. Ещё и такую, которую кто угодно другой напугался бы так, что схватился за сердце. Вот только Геральт быстро ловит себя на мысли, что ему на это отчаянно, бесповоротно плевать, потому что ещё немного, и улетит прямо на небеса от чувств.

Его любят. Его, седого дурачину из Каэр Морхена, перебивающегося случайными заработками и то и дело смывающего с себя чьи-то кишки. Причём любят так сильно, что хочется орать об этом на весь мир. Растрезвонить каждому встреченному идиоту; и в то же время молчать, как могила, лишь бы никто не посмел запятнать это чувство. Самое дорогое, что есть. Невозможное. Осознание захватывает нутро и кружит голову, вконец стирая остатки рассудка, и уже спустя час Геральт снова взывает к связи, лишь бы скорее встретиться с тем, кто…

…С тем, кто больше не отвечает ему ни один раз.

Обнаруживается это быстро. Загадочная связь, должно быть, вовсю смеётся над ними обоими, потому что после той ночи – и какой ночи – с Регисом Геральт перестаёт его слышать. Вообще. Он даже не может больше послать, как прежде, мысль в собственной голове, потому что все его крики и зовы звучат, как лихорадочный бред. Не так, как прежде, когда он отрекся от связи после медведей; не как после Скеллиге и даже не как после Рысьей Скалы. Во всех этих случаях было что-то, что не покидало его никогда: ощущение неуловимой нити, то самое тянущее чувство в районе пупка. Связь, неподвластная простым ссорам и обидам, которая сейчас… исчезла. Напрочь.

Так, что, когда он это осознаёт, по спине начинает бежать сразу сотня колючих мурашек.

Нет, этого просто не может быть, проскакивает первая мысль. Не могли же они нарушить что-то в порядке этой странной магии? Могли ли быть в ней какие-то запреты, о которых они оба не знали? Впрочем, как бы непредсказуемо она ни работала, а после дня у озера всё вернулось к привычной рутине, хотя тогда он точно так же летел обратно в реальность через слепящую темноту. Не может же дело, в конце концов, быть именно в близости. Чёрт, и ещё эти челюсти, подспудно напоминающие о далёком кровавом месиве… Бред или нет, а выглядело это жутко – и почему-то сейчас глубинным чутьем заставляет подумать о наказании.

Наказании за что? Где и каким образом сказано, что именно может привести к таким последствиям? Зараза, да если бы было известно, с чем они имеют дело, он вмиг бы добрался до истины. Разбился в лепёшку бы, но добрался. Чародейские трактаты Геральт тоже читать не дурак, вот только из всего, что он знает, ничто не напоминает произошедшее. Похоже, единственный, кто может найти хоть какую-то причину тому, что случилось – его чёртов вампир, который всегда знает всё, что нужно, и даже больше. Его Регис, которого теперь нет рядом. Который не отзывается и не появляется, как ни пытается он представить привычные для них поля и луга.

Знай он тогда, что больше его не увидит, он бы… Дьявол, нельзя об этом думать. Нельзя. Слишком больно, мелькает как-то вспышкой в голове. Прежний Геральт, наверное, дал бы себе пинка под зад за такую патетику; нынешнему Геральту уже всё равно.

Если когда-то он и представлял себе расставание, или как это ещё называется, то вовсе не так. Первое время на душе так хреново, что он просто беспробудно пьёт. Месяц или два проходят в пустой трате денег; потом, кажется, его вышвыривают на улицу за неуплату жилья, и он просто куда-то бредёт, взяв Плотву под уздцы. Сам не зная куда… Да и уже плевать, куда. Дни смешиваются в сплошное бесцветное месиво, так что его просто носит по окрестностям Вызимы в бесцельном блуждании, мрачного и пустого, как старый холщовый мешок.

По счастью, находится пара заказов на ослизгов. Потом, кажется, выпадают утопцы и туманники – или это были накеры? Он уже не помнит, как и многого из того, что происходит после. Только движется вперед по своему осточертевшему Пути, навстречу мнимому Злу, которое и Злом-то теперь назвать сложно: неясно, зачем вообще оно, это Зло, существует. Скорее, его попросту нет, как и Добра. Нет больше ничего. Как и его самого, Геральта, тоже больше нет.

Он мёртв, и никто уже не вытащит его с того света. Не явится за ним, вытаскивая из лап экиммы, и не зальёт вампирскую кровь ему в горло, бормоча вереницу лекарских терминов. Не заглянет ему в глаза сияющими алыми радужками, наполняющими живительным пламенем изнутри. Не коснется щеки ласковой рукой в кожаной перчатке, и не…