Тонкие пальцы было тянутся к его животу, но Геральт успевает среагировать быстрее. Рывком ухватив узкое запястье, он отводит руку Региса назад, бросив ему кривую ухмылку. Ну, что же, пока у него ещё остаётся какой-никакой самоконтроль, засранцу можно и отомстить. За всё. За то, что дразнился и зубоскалил… Мучал его, как хотел. И за то, что я люблю тебя таким, проскакивает в груди, заставляя сжаться сердце до сладких мурашек. Так что, укрепившись в мысли, Геральт проводит рукой по члену вампира, проходясь пальцами по истекающей смазкой головке, и получает в награду сдавленный стон.
– Мой дорогой… ведьмак, – сглотнув, рвано выдыхает Регис, – Если ты… сейчас не прекратишь, мне придётся…
–…Что же? Укусить меня? – из невесть откуда взявшихся сил ехидствует Геральт и тут же давится собственным дрожащим вздохом.
Потому что теперь власть перехватывает Регис. Бесцеремонно затыкая ему рот ладонью, вампир ускоряет темп сам – исступлённо, отчаянно, так, будто только этим и занимался всю жизнь. Насаживаясь на него с уверенной точностью, Регис обхватывает его за шею и вздрагивает, когда Геральт подаётся навстречу, вбиваясь внутрь жёсткими, сильными толчками.
– Обними… меня, – с усилием шепчет он. – Давай же.
Грудь прижимается к груди, соприкасаясь мокрой, горячей кожей. Вздох, один на двоих; поцелуй, долгий, влажный, страстный. Наглый язык по-хозяйски проникает Геральту в рот, оглаживая нёбо, и он едва слышит, как хрипло стонет в ответ. Точно суккуб, насмешливо произносит голос в голове, неспроста же ощущение, что это имеют меня, а не наоборот. Ох, чёртовы вампирьи чары. Или это он такой… Просто такой и есть. Его Регис. От которого он, похоже, вот-вот окончательно тронется умом.
– Parastasu… mati*, – шипит неожиданно тот, и вдруг Геральт чувствует, как вокруг него сжимается кольцо мышц, всё сильнее захватывая в свой плен.
Даже до странного сильнее. Будто и не было никаких пальцев… Так, что вмиг хочется узнать, что происходит – особенно с учетом того самого отличного от анатомии человеческой.
– Какого чёрта так… узко? – выдохнув, спрашивает он, прижимая Региса к себе что есть силы. Опешившие от вопроса, оба они не двигаются, прислушиваясь к рваному ритму биения собственных сердец. Вздрогнув, вампир наконец коротко вдыхает, с трудом собирая остатки рассудка для ответа – и всё равно невольно опускается ниже, словно не может оторваться от искушения.
– Регене… рация, – проглотив стон, наконец предполагает он. – Изредка такое… случается. Не могу сказать, при особенном… эмоциональном настрое или каких-то иных… А-ах, naiba! Prea bine**…
Нашёл, от чего регенерировать, отзывается в груди щекотками смеха. Кто бы мог подумать, что от вампиров вообще можно ожидать такого. Холера, как же хочется расспросить Региса ещё, но – позже. Потому что, вообще-то, чертовски интересно, чего это при всей своей интеллигентности сейчас тот позволяет себе, судя по звучанию, очень грязные словечки.
– Опять… ругаешься? – с трудом собравшись, соображает Геральт, – Значит, тебе можно, а мне нельзя?
– Не… Ох-х… Не совсем, душа моя, – отзывается Регис гортанным стоном, отчего руки сами охватывают его за талию ещё крепче, – Скорее, это твоё… пагубное влияние на мою… персону.
Вот же всё-таки гад, стремительно проносится в голове, красивый, любящий, невозможно ласковый, но – гад!
– Хочешь сказать, я… тебя порчу? Какой кошмар, Регис. Не только… развратничаешь, но и… сквернословишь. Ещё и я… з-зараза… должен чувствовать себя виноватым?
– Именно так, мой… дорогой… М-мх, боги… Глубже…
– Б-блять… Давай, ругнись ещё как-нибудь, – подчинившись просьбе, отзывается он, поймав губами худое плечо, – Интересное у вас… наречие.
– О-о… Стало быть, приятнее, чем… латынь?
Нет, с него точно хватит. Терпение лопается окончательно, и без лишних церемоний, рывком перевернув вампира на спину, Геральт просто закидывает длинные ноги себе на плечи – и всё-таки начинает мстить. Да так, что от неожиданности Регис вмиг забывает все свои колкости. Ну, ничего, стоны у него выходят куда лучше; особенно, когда стоит ускорить ритм и впиться губами в этот болтливый рот.
– Я тебе сейчас… – выдыхает Геральт между толчками, – Такую… латынь…
Всё, теперь можно всё. Это почти конец; по крайней мере, пламя в глазах напротив опять поднимается такое неистовое, что мгновенно сжигает остатки мыслей в голове дотла. Ещё немного, и он сорвётся, утаскивая Региса за собой в пропасть – или наоборот, всё равно. Да и, похоже, ему удалось уловить что-то ещё в вампирской анатомии, потому что, судя по реакции Региса, где-то в конкретной точке тот испытывает что-то особенно приятное. По крайней мере, такие отчаянные стоны до того он не слышал; да и вампир, из последних сил кусая губы, начинает выглядеть так, будто его пытают калёным железом.
– Здесь, Ге… ральт, – только и хрипит он в ответ, – Д-да…
Стоит это заметить, и сердце сжимается от сладкого, тянущего чувства внутри. Знать, что Регису с ним хорошо, отзывается по всему телу новым колючим звоном, так, что щекочет до самых кончиков пальцев. Рвано вбиваясь внутрь, он падает лбом на мокрую грудь, снова видя всё те же родинки. Те самые три чёртовых родинки, треугольник, преследовавший во снах. Региса, бывшего с ним слишком, слишком долго, чтобы не полюбить. Того, кто вел его всё это время вперёд, вдыхая внутрь силу. Силу такой невероятной мощи, что не никогда не даст человек; как никогда не сможет дать он своему вампиру в полной мере. От пронзительной мысли вдруг становится не по себе, и внезапно Геральту хочется… хочется…
– Я люблю… тебя, – отрывисто произносит он, поймав взглядом багровые радужки глаз, – Слишком… сильно… Ре… гис…
– Мой… дорогой, – отзывается тот, что есть силы обвивая его руками за шею, – Никогда… не оставлю тебя… Никогда…
Губы быстро, горячечно накрывают другие губы; всё превращается в шёпот бессвязных клятв и сплетение стонов. Нет больше масок, имён, прошлого и настоящего, ни видений, ни снов – ничего.
– Геральт… Ге… ральт… Что это, – вдруг почему-то бормочет Регис, – Здесь, на шее… Ох-х…
Чёрт его знает, что там привиделось Регису – Геральту правда уже на всё наплевать. Пусть хоть впивается ему в эту шею прямо сейчас. Впрочем, за каким-то бесом вампир вдруг замирает, резко сжимая его за плечо.
– Охотник, – поражённо шепчет он. – Охотник… Созвездие… Родинки, Геральт…
– Че… го? – ни хрена не соображая, хмурится Геральт, – Нет у меня…
А потом вдруг вспоминает – в ту же секунду, когда слышит далёкий гул страшной, жуткой волны приближающегося пламени, мелькающего искрами в глазах напротив. Холера, а у него и правда же есть пять родинок. Там, на шее, за ухом, почти у линии роста волос. Едва заметные точки в ровную прямую, в самом деле похожие на…
– Регис, – ошеломлённо выдыхает он, – Что за… Твои…
Вот она, правда. Отметина Предназначения. Пять точек в стройный ряд, Кинжал Охотника, ведущего за собой. И Рука, что этот Кинжал держит… Три звезды, образующие треугольник. Совсем как на этой бледной груди, которую он целовал столько раз.
– Б-боги, – округляет глаза Регис, обвивая его за шею мёртвой хваткой, – Всегда… Inima mea… îți aparține…
– Пере… води, Регис, – быстро отзывается Геральт, ускоряя темп, – Ну же!
– Мх-х, я не…
Руки на его шее вдруг удлиняют когти до длинных, жёлтых; таких, что полностью охватят спину. Точёные, дорогие черты лица начинают подрагивать, грозясь вот-вот исказиться, и белок глаз снова затапливает алым. Бестия, его бестия – и не бестия в то же время – гортанно стонет под его властью, срываясь на крики.
– Пере… води, – требует Геральт, впиваясь ртом в бледную шею, – Пожа… луйста… Ч-чёрт, Регис…
– Моё… с-сердце… всегда будет… твоим… О-ох, любовь моя…
Гул в ушах захлёстывает с головой. Он больше не чувствует ни бёдер, ни тела; нет никаких границ между ними двумя. Теми, кто был всегда под властью Предназначения. Охотник и бестия… Хищник и жертва.