– Ну и ну, взгляните-ка на него! Никак благородный философ заглянул к нам на огонёк. Возможно, он ещё и верит, что цель и смысл в этом мире есть у всего сущего? О, так и есть, – он подходит к парнишке ближе, почти вплотную, и чувствует тёплое дыхание на своей щеке, – Убеждённый идеалист. Какая жалость.

Без капли смущения он сталкивается с ледяным взглядом и остаётся доволен отпором. Минутная зрительная пикировка заставляет оживиться: однако, кто бы мог подумать, что за обманкой нежного возраста кроется такая сила.

Голубоглазый вампир фыркает, стараясь всем видом показать презрение.

– Циник.

– Наивный ребёнок, – парирует Эмиель, с лёгкостью отодвигаясь в сторону. – Не тебе меня судить. Но, вижу, ты всё же ждёшь объяснений.

– Пожалуй.

Простыми причинами тут не отделаешься.

– Скажу тебе так: мной движет сама суть чувственного наслаждения, – подумав, заключает Эмиель.

– Скорее, недостойной праздности.

– О-о-о, в этом-то и дело. Видишь ли, – он делает пространный жест рукой, – Праздность, как и всякая иная страсть, рождается из трагедии скоротечности блаженства. Хороший кутёж лечит душу и сердце, но лишь временно. Что же мне делать, когда его эффект сходит на нет? Позволить себе страдать?

– Попробовать не быть эгоистом, – холодно предлагает обнаглевший мальчишка.

Эмиель приподнимает брови.

– Прошу, мне слишком дорого собственное душевное равновесие. Что до удовольствия, которое я получаю от питья, то мой, как ты выразился, эгоизм связан с тем, что оно мимолётно. Но разве от этого менее прекрасно? Сущность наслаждения в самом желании его, сказал кто-то из великих, к сожалению, не припомню фамилии. Готов поспорить, – тихо добавляет он, кружа около юнца, растерявшегося от потока слов, – Ты бы с радостью разделил мою точку зрения, будь ты знаком с кровью поближе. Впрочем, мы можем это исправить. Прямо сейчас.

Вот и он, час подключить собственные чары. Эмиель прекрасно знает, что нужно делать, когда хочется кого-то к себе расположить. У него есть свой набор маленьких трюков. Мягкое движение плечами назад, чтобы показать ключицы из-под ворота рубашки. Приоткрытые в полуулыбке губы. Лёгкий поворот шеи, заставляющий волосы упасть на грудь каскадом. Они не могут не работать, и мальчишка это подтверждает, замирая, как вкопанный.

Эмиель расслабляется, довольный произведённым эффектом.

– Не уверен, знаком ли ты с традицией обмениваться напитками, – тут он хмыкает сам себе, – К твоим манерам у меня всё ещё остались вопросы. Однако лично для тебя мне всё равно хочется сделать жест неслыханной щедрости. В качестве поучения.

Недопитая девушка все ещё чудесно пахнет, и он от чистого сердца протягивает её тёплое тело.

– Потому повторюсь: выпьешь со мной? Советую, – и Эмиель любовно гладит растерзанную шею, – Не отказываться от моей доброты.

Весь спектакль стоило устраивать ради этой минуты. Глаза мальчишки темнеют, и он, озлобленно шипя, принимает форму красного облака и исчезает без следа.

Вот так раз.

– Ушёл? – выглядывает из густой листвы рододендрона Азираэль. – Ну, и затянул ты лекцию.

Эмиель вздрагивает: он совсем забыл про друга в кустах. Признаться, он вообще забыл про всё, пока дразнил мальчишку. Пыл искусительного образа медленно сходит на нет, и, стряхнув с себя его остатки, он вдруг чувствует: после странного разговора что-то в груди незримо шевельнулось. Эмиель никак не может понять, что именно.

– Не то чтобы, – отвечает он невпопад, – Так… мелочи.

– Чего? – хмурится Азираэль, – Эй, Эмиель? Какой-то ты странный, дружище. Поверил этой малолетке, что ли?

– Считаешь, что стоило бы?

– Уж скорее ты так считаешь. Зачем распинался перед ним, как профессор? Забудь уже о нём, всякие недоумки находятся. Лучше выпей, – он наклоняется и протягивает свёрток с младенцем, – Сразу полегчает, вот увидишь. Сам же говорил про целительный эффект.

Вздохнув, Эмиель берёт малыша на руки и всматривается в крошечное личико. Почему-то суровый юнец не хочет уходить из памяти. Конечно, талант к спорам ему ещё оттачивать и оттачивать, но то, с каким упорством мальчишка отстаивал свою точку зрения… Словно такие домыслы возникли не на пустом месте, а… путём долгого осознания. Хотя – едва ли это возможно; какие суждения у сопляка, ещё не распробовавшего вкус крови? Мысли противоречат одна другой, совсем сбивая с толку.

Да, вечер выдался и вправду удивительный во всех отношениях.

С удивлением Эмиель отмечает, что не может выкинуть выкрики мальчишки из головы, и то, что шевелилось в груди до этого, переползает глубже и неприятно царапается под рёбрами. Похоже, его и в самом деле задели слова про цель и смысл. Невольно он чувствует странную тревогу, какое-то далёкое переживание… Боль от пустоты внутри, подсказывает память.

На секунду ребёнок в его руках открывает глаза, и в них Эмиель видит золотистые сполохи.

У меня есть цель, вдруг понимает он, ты ошибался, юнец. Я пью не только ради удовольствия. Я пью, потому что вижу кого-то, с кем связан неясным образом, и это мой единственный шанс узнать, каким именно. Ну, или я сумасшедший, и тогда тем более стоит выпить.

У меня есть цель, радостно заключает он, вгрызаясь в детское тело. У меня есть цель, повторяет он, пока тёплая кровь льется по стенкам горла.

У меня есть цель, проскальзывает у него в голове последний раз, прежде чем Эмиель падает в темноту.

…Вспышка.

Свод прежней пещеры освещен тусклым светом разведённого внутри костерка, но он стоит снаружи, на уступе, припорошенном снегом. Ветер едва заметно шелестит ветвями берёз, покрытыми инеем. Вьюга утихла, и в голове мелькает мысль о том, что спустя ночь можно отправляться в путь. Но не сейчас.

Тихий смех звучит совсем рядом, неприлично близко, и Эмиель, подчиняясь воле видения, движется дальше по уступу назад. Жёлтые глаза неотрывно следят за ним, и массивная фигура их обладателя делает шаг навстречу, неожиданно выходя из пещерного мрака.

Первое, что он замечает – седые, почти белоснежные волосы, падающие на лоб и скулы. Незнакомец стряхивает их ленивым жестом, открывая лицо, и приподнимает уголки губ; улыбка выходит у него кривой и усталой. Черты лица его грубые, даже звериные, но по какой-то причине Эмиель не может на них насмотреться. Высокие скулы, крупный прямой нос, жёсткий, волевой рот и твёрдая линия челюсти.

И, чего таить, внезапно этот человек кажется ему поразительно притягательным.

Высокий и крепкий, весь он пропитан резкой, хищной красотой. Не сладким изяществом цветка – пронзительной, строгой отточенностью лезвия ножа. Или меча, как, возможно, из тех двух, что на странный манер покоятся у него за спиной. Без сомнений, перед ним некого рода воин, пусть и сейчас без доспехов, в одной кожаной куртке и простых штанах.

Свирепый и сильный. Опасный. При том почему-то улыбающийся ему одному.

Боги всемилостивые, всё это время он видел такого…

…У меня есть цель, придя в чувство, напоминает себе Эмиель и стирает со лба холодный пот.

Что ж, если это его цель, то он всё ещё знает о ней слишком мало.

Мысль об этом воодушевляет, и спустя время после праздника Эмиель снова начинает пить с прежней силой – правда, втайне от всех, кто против этого. Боль уходит, и в его жизнь возвращаются образы, по которым он, сам того не зная, скучал. Жёлтые глаза по-прежнему смотрят на него с таким теплом, что в ответ тело так и наполняет приятная нега. Эмиель всеми силами пытается пошевелить хоть пальцем, стараясь взять припадок под контроль, сделать какой-нибудь жест, издать звук, но не может. Он только молчаливый наблюдатель за чужой жизнью.

Чужой ли?

В видениях появляются и другие люди, причём трудно найти более друг на друга непохожих. Мужчина в уморительной фиолетовой шапочке и с лютней под мышкой. Черноволосый парнишка с редкой бородкой и застенчивым, словно извиняющимся выражением лица. Суровая девушка с льняными волосами и вроде бы – он не уверен – с колчаном стрел за спиной. Но нутром Эмиель чувствует, что главный здесь этот желтоглазый незнакомец, и каждый раз вспышки света приводят именно к нему.