– Боялась, что его уже уложили в кроватку и подоткнули одеяльце? – усмехается Август. Эмиель в ответ только закатывает глаза.

Он проходит вглубь арки и поневоле восхищается убранству террасы. Кроме сияния свечей, повсюду – на столиках, на полу, даже на перилах – разложены цветы: он замечает пышные ветки глициний, маленькие шапочки анемонов и белых гвоздик. На языке цветов это значит… Ах, мы рады тебе, друг, вспоминает Эмиель, и при мысли об этом в груди разливается щекочущее тепло.

Склонившаяся над одним из столиков, Ориана поднимает голову на звук его шагов и выпрямляется, кивнув в знак приветствия. Эмиель позволяет себе мимолетную улыбку.

– Ты, как всегда, удивительно точна в подтекстах.

– Для тебя всё, что угодно, – усмехается она и ласково треплет его по плечу, – Пойдём, Мими. Угощение ждёт.

В мерцающих бликах света, кроме Азираэля и Орианы, видны ещё несколько силуэтов. Пятеро девушек, ослабевших под сильным гипнозом, лежат прямо на каменном полу. У одной из них, блондинки, раскрытые глаза оказываются удивительно красивого оттенка: светло-карие, в отблесках свечей они кажутся золотистыми. Почти жёлтыми.

Затылок чуть покалывает, и Эмиель мягко наклоняет голову, борясь с ощущением. Что ж, мираж преследует и здесь, но это все ещё просто мираж. Слабость, недостойная того, кто сильнее большинства созданий этого мира. Так что он не поддастся пустым переживаниям, нет. Никакое это не сумасшествие.

Реми обводит террасу прищуренным взглядом.

– Вы что, уже пьёте? Без нас?

– Не совсем, – из-под свода каменной арки выбирается Азираэль. В руках у него свёрток, подозрительно напоминающий новорожденного. – С некоторыми пришлось похлопотать, так что… А, ладно. Выбор у нас сегодня достойный. Что будешь пить, виновник торжества?

К дьяволу. Ни одному наваждению не удастся завладеть моим рассудком. Не тогда, когда я пойду ему наперекор.

– Предпочту эту, – не колеблясь, указывает на блондинку Эмиель.

Азираэль кивает, довольно ухмыляясь.

– Как угодно. Пора начинать. Ну, господа!

– Выпьем, – хором соглашаются близнецы.

– Твоё здоровье, Мими, – вполголоса говорит Ориана, склоняя голову, и Эмиель благодарно улыбается в ответ. Всё-таки ему очень и очень повезло иметь таких друзей.

Мягко подняв блондинку, он с треском рассекает зубами нежную плоть девичьей шеи, выпуская наружу кровь, такую сладкую, такую желанную, и пьёт. Пьёт без остановки, пока не начинает кружиться голова. Он не ошибся с выбором: у крови внезапно оказывается интересный вяжущий привкус, покалывающий терпкостью язык.

Ох, и славный ему сделали подарок.

Выпивка будоражит, и на душе у Эмиеля становится легко и весело, так, что он забывает и про любимую, и про драгоценное семейство. Сейчас для него больше не существует ничего, кроме крови. Девушек быстро допивают досуха. Эмиель старается пить помедленнее, чтобы не потерять контроль раньше времени, но остальные этим не страдают. Невольно гадая, что припасено дальше, он вглядывается в очертания окрестностей.

– Что, ещё по одной? – замечает это Азираэль и указывает куда-то в сторону, – Часть мы сложили вон в тех кустах. Хочешь взглянуть?

– Я только посмотрю, – пожимает плечами Эмиель и указывает на блондинку в своих руках. – Честно говоря, мне пока хватает.

– Посмотри, подбери себе что-нибудь заранее. А то знаю я их, – небрежным жестом он взмахивает в сторону близнецов, – Мигом всё высосут, не оставят ни капли, черти.

В кустах, как выразился Азираэль – на самом деле это пышно цветущий рододендрон – лежит с десяток детей разных возрастов. Под усыпляющим гипнозом их румяные личики, трогательно юные, напоминают фарфоровых кукол. Смешиваясь с благоуханием цветов, их запах, пряно-сладкий, невольно вызывает дрожь.

Эмиель облизывает губы, когда друг выбирает себе одного и начинает пить.

– Чудо, не иначе, – говорит он больше сам себе, чем Азираэлю. – Давно не бывал на таком прекрасном празднике.

– Да и выбор сегодня превосходный, скажи? – отзывается тот, оторвавшись от детского плечика, – А ведь мы только начали.

Но Эмиель, открывший было рот, чтобы ответить, не успевает этого сделать.

– Идиоты, – тихим голосом произносит кто-то из темноты. Отрывисто и коротко, словно выносит приговор.

Боги, ругается про себя Эмиель, только не сейчас. Из всех укромных мест дома его раскрыли здесь, на почти заброшенной террасе, куда гостям обычно вход воспрещён. Да ещё и начали оскорблять.

Судя по всему, Азираэль думает то же самое.

– Это ещё кто? – сжимает губы он. – Мы гостей не ждали, лишних зрителей тем более.

Эмиель хмыкает: ситуация принимает интересный оборот.

– Позволь мне разобраться с этим. И помалкивай, ради всего святого.

– Идёт, – понуро соглашается Азираэль. – Только без позёрства, Эмиель, если ты, конечно, умеешь. Хотя – неважно. Сделай так, чтобы он убрался побыстрее.

– И не подумаю, – отзывается голос, – Наслышан о вашей компании. Давно хотел посмотреть, как вы упиваетесь до безумия. Весьма поучительно.

Кажется, кое-кто готов вступить в полемику, думает Эмиель. Ему даже становится любопытно взглянуть, кто же этот неизвестный упрямец. Делая шаг в сторону лужайки, он замирает, прислушиваясь к шорохам за аркой.

– Эй, милейший! Я не намерен разговаривать с невидимкой, – произносит он в темноту, – Раз уж ты волен разбрасываться суждениями, то покажи себя.

Раскидистые побеги плюща шуршат листьями, и незваный гость выбирается навстречу, позволяя пламени свечей осветить лицо. Он оказывается очень юным: в самом деле, никак не больше ста пятидесяти. Совсем мальчишка, он и выглядит так же: угловатые линии тела вкупе с ещё детской пухлостью щёк. На нём длинный чёрный дублет, давно вышедший из моды, который ему широк в плечах. Густые волосы цвета воронова крыла собраны в хвост и перехвачены атласным бантом. Выйди Эмиель в таком наряде в свое время, его бы засмеяли, обозвав маменькиной куколкой. Да и, если присмотреться, даже эта напускная ухоженность не создаёт должного впечатления: дублет потрёпан, брюки поношены и истёрты в нескольких местах, а о сапогах и говорить нечего. Словом, парень явно не испорчен роскошью.

Глаза у него пронзительно голубые и холодные, как лёд. Эмиель невольно чувствует, как эфемерный мороз пробегает по коже. Выражение гладкого, ещё детского лица суровое и не по годам жёсткое. Что ж, если кто-то бы и назвал такого маменькиной куколкой, то одной перепалкой дело бы не обошлось.

Тактичностью неизвестный тоже не отличается.

– Я готов повторить. Вы действительно идиоты.

– А ты откуда такой нарисовался, умник? – задиристо бросает молчавший до того Азираэль. Ох, началось; если сейчас его не успокоить, дело быстро дойдёт до скандала. Эмиель сердито морщится и жестом показывает, чтобы дражайший друг убрался обратно в кусты. Собеседнику же он старается улыбнуться так дружелюбно, как только может.

Странный юнец почему-то приковывает внимание, и Эмиелю хочется понять его логику.

– Отчего же? – искренне интересуется он, следя за тем, как льдинки глаз напротив меняют свое выражение с сердитого на настороженное. Сопляк побаивается его, но ничем это не выдаёт.

– Ваши пьянки – пустая мышиная возня, – твёрдо повторяет тот, нахохлившись, как едва оперившийся воронёнок. – Без цели, без смысла. Бесполезное прожигание вечности.

Тут Эмиель, не веря своим ушам, начинает смеяться. Он смеётся долго, до слез, пока не начинает болеть челюсть. А когда прекращает, то видит, как мальчишка обиженно кривит рот.

– Что смешного? – цедит он сквозь зубы, и в неуклюжем, совсем недавно сломавшемся голосе звенит уязвленная гордость.

– Цель и смысл, – протягивает Эмиель, – Красивые, но пустые слова. Полагаю, книжка, в которой ты их вычитал, должна быть не дамским романчиком. Если позволишь, я с радостью попрошу её у тебя на вечер.

– Для тебя, может, и пустые, – огрызается малец, – Но не для всех.

Эмиель позволяет себе препаскуднейшую ухмылку.