Он прекрасно понимает, что ходит по тонкому льду, который вот-вот затрещит под ногами, но до последнего оправдывается перед самим собой тем, что не позволяет лишнего. Пока не представляется случай надраться, как в старые добрые времена. До беспамятства.

Происходит это на его двести двадцатом дне рождения.

В фамильном поместье по этому случаю, как и всегда, дают банкет, который скоро перетекает в бал. Всё равно праздник выходит пресный, а его родители никогда не отказывают себе в удовольствии потанцевать – по счастью, в этом Эмиель с ними согласен. Так что, как только он слышит первые ноты знакомой мелодии, он мигом предлагает танец своей возлюбленной и, крепко сжав её талию, начинает плавно двигаться вместе с ней в такт музыке.

В залитом светом зале пары скользят по залу, как лепестки цветов, захваченные порывом ветра. Круг за кругом они плавно вальсируют, пока краем глаза Эмиель не улавливает странную фигуру среди других пар. Высокий и крепкий мужчина кружится в танце со стройной, утончённой партнёршей, и, изогнув её стан в глубоком наклоне, неожиданно поворачивает голову; так, что от блеска свечей в ясных карих радужках вспыхивает пламя. Он успевает заметить их мгновенно, и тело тут же прошивает молния изумления.

Из темноты неизвестности на Эмиеля смотрят жёлтые глаза незнакомца из видений.

Нет, невозможно… Это…

На мгновение он так и замирает, чувствуя, как деревенеют мышцы. Остатки сознания летят всё ближе к припадку, но в последнюю секунду Эмиель успевает остановить его, пересчитывая количество стеклянных подвесок в массивной люстре над головой.

– Эмиель? – едва различимый сквозь пелену наваждения, слышится голос возлюбленной. – Что с тобой? Эмиель?

Моргнув, он едва успевает уловить, как короткая вспышка янтаря гаснет так же быстро, как и появилась. Миг, и высокая фигура теряется среди остальных, словно её и не было.

Щеки касается бархатная ладонь, требуя ответа.

– Ничего, дорогая, – поспешно выдыхает Эмиель. – Должно быть, танец вскружил голову. Не возражаешь, если я отойду на минуту?

– Я тебя не оставлю. Эмиель, если это…

– Прошу тебя, не стоит беспокоиться. Мне и в самом деле не помешает небольшая передышка. Я скоро вернусь, – и, улыбнувшись так нежно, как только может, извиняющимся жестом он целует её запястье.

Побег кажется ему спасением. Быстрыми шагами Эмиель пересекает зал, выбираясь на небольшой балкончик. Льющийся сквозь стекла массивных дверей, свет зала рассеивается на плитках его пола причудливыми узорами. Он проникает повсюду, не оставляя ни намёка на возможность уединения, а Эмиелю так хочется сейчас побыть одному. В поисках укрытия он отступает влево, за край дверного проёма, в темноту резного эркера.

Стоит найти уединение, как из груди сам собой вырывается рваный вздох: значит, теперь он видит жёлтые глаза ещё и наяву. Обман зрения пугает – не то, чтобы до этого он воспринимал свои припадки чем-то большим, чем просто недомогание, но теперь…

Нет, я… Я не схожу с ума, лихорадочно мечутся мысли в голове, я в здравом рассудке. Или же… Нет, людям здесь определённо не место, и этот незнакомец никогда не смог бы появиться в его поместье. Да и что-то подсказывает, что такая встреча не была бы случайной. Так что по меньшей мере это глупая игра воображения.

Пожалуйста, только не сумасшествие.

Раздражённый, Эмиель проводит рукой по вспотевшему лбу. Ох, как бы хотелось сейчас выпить, лишь бы успокоить нервы и боль, отголосками мажущую по затылку. Кровь сделала бы этот вечер чуть более выносимым, чуть более подвластным ему, Эмиелю, а не призраку из его видений. Кровь смягчила бы чувства и дала бы насладиться моментом удивительной иллюзии. Хотя бы капля…

Нет, и думать об этом не стоит. Нужно отвлечься хотя бы на что-то и выкинуть эти мысли из головы. Ещё минута на отдых, и Эмиель вернётся, как ни в чем ни бывало. Как-никак, у него день рождения, а праздник на то и праздник, чтобы не позволять его испортить.

Я не схожу с ума, твёрдо повторяет он, прогоняя назойливую тревогу.

Стоит непривычно жаркий июль, и густой воздух сумерек, ничуть не остывший после полудня, пристаёт к коже липкой патокой. Эмиель замирает, вслушиваясь в ночные звуки. Слабый ветер едва шелестит листьями раскидистых клёнов. Нестройным хором стрекочут цикады, вторя крикам лягушек в пруду. Где-то в лесу раскатисто ухает филин. В стороне от Боклера хохочут женские голоса, ржут потревоженные в ночи кони. Наверное, думает Эмиель, какие-то молодые дворяне, тоже не спящие этой ночью, решили покрасоваться на потеху дамам. Мысль вызывает у него слабую усмешку; когда-то и он был бы рад поучаствовать в подобном, но теперь слишком поздно. Вздохнув, Эмиель прислоняется к холодной стене и прикрывает глаза.

Лето – его любимое время года. Летом пышным цветом распускаются цветы, раскрываются до того неведомые оттенки привычных запахов и вкусов. Вот и сейчас он невольно тянет носом. Пахнет горечью травы, нагретой закатным солнцем, слабыми нотками отцветающих роз и внезапно… кровью.

Во рту неожиданно становится сухо, как в пустыне; по затылку и шее пробегают колкие мурашки. Эмиель вздрагивает. Кто пронес сюда выпивку, как? Вся семья в курсе его невоздержанности, и сегодня присутствие людей строго-настрого запрещено.

Что ж, очевидно, не все гости согласны с таким решением.

Он вдруг видит какое-то слабое движение в кустах: кто-то – или что-то – пробирается вдоль ограды в сторону поместья, пытаясь остаться незамеченным. Для вампиров. Поразительная глупость, фыркает он про себя. Впрочем, в какой-то момент шевелящаяся точка пропадает среди листвы. Странно, думает Эмиель, куда она делась? Не испарилась же? Если только…

Он чуть не подпрыгивает, когда из темноты его резко дёргают за рукав дублета.

– Август?!

– Ш-ш-ш, тихо, – его друг прижимает к губам палец, оглядываясь на балконные двери, – Поговорим в другом месте.

Он исчезает в облаке зеленоватого дыма, и вслед за ним Эмиель с хлопком принимает тот же облик. Рывком они слетают с балкона вниз, и, продираясь через заросли живой изгороди, он понимает, что Август ведёт его в сторону прохода к зимнему саду. Интересно, почему именно туда, думает Эмиель.

– Я и не надеялся ожидать тебя сегодня, – говорит он, когда они, убедившись, что за ними никто не следит, возвращаются в привычную форму, – Вы же…

– Именно, Эмиель, именно. Я здесь за тем, чтобы это исправить, – отзывается Август, – И не я один.

Хлопок, и рядом возникает Реми.

– С праздником! – он подшагивает к брату, чтобы идти с ним вровень, пока Эмиель отстаёт позади, – Ну, ты готов хорошенько повеселиться?

– О чём ты?

– Ты ему не сказал? – удивлённо спрашивает Реми у брата, – Почему?

– Не хотел портить сюрприз, – только пожимает плечами Август.

Мурашки спускаются с шеи куда-то в область лопаток. У Эмиеля возникает нехорошее предчувствие, но, будь он проклят, если где-то в глубине его души не начинают плясать искры предвкушения.

– Сюрприз? – осторожно интересуется он.

– Не могли же мы оставить друга без достойного подарка! От-мен-на-я выпивка, дружище, – обернувшись, с расстановкой проговаривает Реми. – Мы очень старались.

– Здесь? Вы что, спятили? Моя…

– И как же она узнает? – вопросом на вопрос отвечает Август, – Никто не собирается устраивать шумные посиделки. В самом деле, Эмиель, к чему эта паника? Тебе же не восемьдесят, выкрутишься как-нибудь.

Эмиель уже не знает, сколько ещё раз ему придётся удивиться за вечер.

– Так куда мы идём?

– О, уже пришли, – хмыкает Реми, – Прошу, милсдарь, после вас.

Удивлённый, Эмиель оглядывается – и вдруг узнает это место. Укромная терраса, с одной стороны скрытая старой кирпичной кладкой, а с другой аркой, увитой густыми зарослями плюща. Раздвигая его ветви, Эмиель вдруг замечает, что за её каменным сводом сверкают крохотные огоньки свечей.

– Это Эмиель, – слышит он голос Орианы, – Ну наконец-то! Я уже не знала, что и думать, так долго вас не было!