Так и выходит, что той же зимой Геральт наконец-то отдаётся чувствам сполна – и впервые ощущает что-то, похожее на счастье.

Впрочем, в тот день, как обычно, ему вовсе не до того. Тогда он с какого-то беса вдруг понимает, что может и сам управлять иллюзией, и решает устроить им обоим что-то вроде сюрприза. В конце концов, хоть и наслушавшись от него рассказов, за все эти годы Регис так и не видел Каэр Морхена – лишь по его старой привычке бояться того кровавого месива. Вот только в тот день Геральту вдруг становится наплевать. После почти наступившей смерти последние остатки страха исчезли совсем без следа, и кажется, что сейчас он способен на что угодно, неважно, в мороке или нет.

– Я попробую сам, ладно? – на всякий случай предупреждает он опешившего Региса, прежде чем изо всех сил сосредоточиться на том, что видит всю эту бесконечную зиму, и крепко зажмурить глаза.

Первой рождается опушка леса, та, что недалеко от крепости. Живо он вспоминает сугробы по колено и вековые сосны с широкими тёмными лапами веток, и как по взмаху руки они возникают в пространстве, вырастая из ниоткуда четкими очертаниями. Управлять связью неожиданно оказывается так просто, что даже не верится собственным глазам: и всё это время он отказывался от этого? Деталь за деталью Геральт воссоздаёт привычный пейзаж, до мелочей уточняя его картину, и, оглядевшись, наконец остаётся довольным собой.

– Регис! – отрывисто зовёт он в темноту между деревьями и тут же замечает знакомый высокий силуэт.

Неторопливо пробираясь по сугробам, вампир идёт к нему навстречу, то и дело восхищённо осматривая окрестности, и его радость даже успевает польстить. До тех пор, пока вдруг Геральт не замечает, в каком виде Регис сюда заявился. Среди каэдвенской зимы он оказывается в простом, лёгком наряде – чёрной льняной рубашке и чёрных же брюках и ботинках, усеянных чем-то… это что, земля?

– Какого хрена, – в два шага подбирается к нему Геральт, снимая плащ и набрасывая на плечи, – Ты что, из Офира притащился? Февраль-месяц, Регис. Не май.

– И тебе доброго дня, душа моя, – даже его не слушая, отзывается тот, заглядывая в лицо мерцающими ониксами глаз, и Геральт сразу же забывает, о чем именно возмущался.

Потому что спустя секунду они уже находят губы друг друга, и единственное, что становится важно – то, как крепко его обнимают длинные руки, ласково поглаживая по бокам.

–…Как бы мне ни была приятна твоя забота, мой дорогой, – наконец оторвавшись от него, произносит Регис, – Всё-таки я считаю своим долгом напомнить тебе, как ведьмаку, что по сути своей природы я практически не ощущаю экстремумов температур. Собственно, большей частью мне безразлично, какое сейчас время года, – пожимает плечами он, – В любом случае восприятие вампирами холода сильно отлично от того, что характерно людям.

Дьявол. Как всё-таки легко иногда бывает забыть, что Регис не человек.

– Плащ всё равно оставь, – раздраженный своей недогадливостью, бубнит Геральт. – Что-то же ты да чувствуешь.

– Хм-м, разве что слабое пощипывание на коже, – рассеянно отзывается вампир и целует его в уголок губ, – И любопытство касательно того, почему мы оказались здесь. Признаюсь, ты здорово удивил меня, dragul meu. Надо думать, это и есть окрестности прославленной школы Волка?

– И как ты догадался, – ворчливо парирует он в ответ. – Ну, пойдем, что ли. Давно хотел… показать тебе это место.

Зараза, и откуда это смущение? Приходится побыстрее схватить Региса за руку и потащить его вглубь леса, лишь бы не отвлекаться на горящие кончики ушей. Что, он до старости лет будет чувствовать эту нелепость, как идиот? Кажется, что уже не мальчишка, что уже давно зарубил не первый десяток бестий, но нет, до сих пор не умеет владеть собой. Рассудок, а не эмоции, досадливо напоминает голос Весемира в голове, и, незаметно вздохнув, Геральт хватается за него, как за спасительный якорь, хоть немного успокоив ускорившее бег сердце.

Благо, они уже пришли. Холм у Мучильни оказывается один в один такой, каким Геральт его знает, и, притянув Региса к себе, он по очереди указывает на разные приметные части пейзажа. Первым делом, естественно, на крепость.

– Вот и Каэр Морхен. Видишь во-он ту башенку? Крайняя справа?

– Допустим, – отзывается вампир, приобнимая его за талию. – И что же там такое?

– Так, разное. Библиотека, кухня. Детское крыло тоже было там, – вдруг тихо говорит Геральт, – Там, где…

–…Ты впервые столкнулся с видениями?

– Вроде того. Сейчас я здесь, – и он переводит палец на основную постройку, – Как и все остальные. Ламберт, Эскель, Койон. И Весемир, конечно. Так и зимуем. Нравится, Регис?

Удивительно, но почему-то вампир долго молчит, положив голову ему на плечо и просто рассматривая открывшийся вид.

– Ох, Геральт, – спустя время мягко произносит он, – Никогда не думал, что, возможно, скажу подобное, но для меня это место и есть ты сам. Всё это, – указывает он жестом руки, – Крепость, горы, даже снег… В этом слишком много тебя, мой дорогой ведьмак. По крайней мере, духа того, что я связываю с тобой. Поэтому, безусловно, мне нравится. Всё, что я вижу, – и прохладные пальцы вдруг ложатся Геральту на челюсть, – Всё до единого.

Поцелуй застаёт его врасплох, но ненадолго. Регис умеет отвлекать на себя чертовски быстро – настолько быстро, что за долю секунды, кажется, им удается расстелить плащ на снегу и теперь уже точно забыть о разговорах. Что-то до дрожи искреннее есть в том, как они приникают друг к другу здесь, у окрестностей Каэр Морхена, Крепости Старого Моря. Места, против воли ставшего для Геральта домом, которым сейчас хочется так отчаянно поделиться.

Как и всем собой. Всем, что и без того Регис получил уже слишком, слишком давно, но о чем может до сих пор не знать. Так что Геральт рассказывает, правда, не словами. Прикосновения губ из нежных быстро становятся отчаянными, и, не теряя времени, он нависает над Регисом, заставляя его лечь спиной и обхватить его шею кольцом рук. Всё стирает оттенки и лишается красок: белый снег и его, Геральта, белые пряди, падающие на лоб, чёрная шерсть плаща, антрациты глаз и чёрные волны волос, разметавшиеся вокруг бледного Регисова лица. Кажется, будто все цвета в мире меркнут на неуловимый миг. Все, кроме одного.

Кроваво-красного пламени, вспыхивающего в радужках напротив и отзывающегося волной жара в низу живота.

– Tu ești totul pentru mine, – вдруг сипло говорит Регис неизвестную фразу, и Геральт так и замирает в удивлении в ответ.

– Че… го? Переводи, Регис, – растерянно просит он, – Не то буду гадать сам.

Осознание, что он только что подкинул этому хитрецу идею, приходит мгновенно – но всё равно не так быстро, как вампиру.

– А это, между прочим, мысль, – приподнимает брови Регис и улыбается ласково и расслабленно, так, что от этого вида в груди всё начинает звенеть. – По крайней мере, мне было бы крайне интересно послушать твои догадки.

– Холера, не знаю, – поджимает губы Геральт, – Что-то про то, какой я невероятный красавчик. Угадал?

Ответом ему звучит хриплый смех – неожиданно такой дразнящий, что жар в животе мигом становится еще более нестерпимым.

– Как бы мне ни хотелось потешить твоё самолюбие, душа моя, но в этот раз, увы, ты оказался далёк от истины. Впрочем, не буду тебя мучать, – тихо фыркает Регис, – С моего родного наречия это приблизительно переводится как то, что… Говоря простыми словами, я вижу в тебе весь смысл своего нынешнего существования, Геральт. Весь.

Чёрт возьми. На миг он просто застывает на месте, не в силах поверить в услышанное. Скажи ему такое кто-то другой, любая девчонка из Элландера, Геральт бы только покривился в ответ пошлости фразы. Но – это Регис. Создание, живущее в этом мире слишком долго, чтобы разбрасываться слащавыми словечками впустую. И чувствовать, что в тебе видит всю свою жизнь некто подобный, это…

– Всемилостивые боги, – уже доносится до него печальный вздох. – Пожалуй, я несколько поторопился с признаниями. Поверь, друг мой, эти чувства тебя ни к чему не…