С горем пополам они всё-таки поднимаются в спальню, и чудо, что Регис не попытался ни разу выскользнуть из его рук. Впрочем, об этом он уже не думает: в конце концов, им ещё нужно успеть многое, прежде чем наступит рассвет. Рывок, и Регис падает поперек кровати, не успев и вздохнуть.

– Должен признать, что ещё никогда не имел подобного удовольствия, – коротко замечает он, пока Геральт стягивает и швыряет рубашку в дальний угол, – Полагаю, стоит… расценивать это как…

– Мх-мм, – поцелуй, быстрый, влажный, в изгиб длинной шеи, – Кстати, теперь можно и… поговорить о трактовке.

Правда, внезапно вампир удивляет его и здесь. С резким переворотом они вдруг меняются местами – так, что Геральт невольно замирает, не веря своим глазам. В висках жжёт яркой, ослепляющей болью, и торопливо Регис проводит пальцами по его груди – ниже, ниже… К самой кромке домашних штанов, легко подцепляя её когтем.

Чрезвычайно длинным для того, чтобы находиться рядом с его членом, и отчего-то от этого открытия по коже пробегает дрожь.

– Что ж, тогда предоставлю слово тебе, мой дорогой, – мурлычет вампир и одним махом стаскивает с него штаны, обнажая целиком.

И нападает, не иначе. Горячим, алчущим ртом Регис впивается в его живот, сразу проводя языком вниз, по краю мышц. Куда только испарилась прежняя нерешительность и печаль? Дьявол, голова уже начинает кружиться, и, позволив себе короткий вздох, Геральт с большим трудом вспоминает про разговор.

– Что-то мне подсказывает, – выдыхает он, – Что это вполне себе подходит… под особенный случай. Я бы даже сказал, уни…

Холера, Регис уже целует головку его члена – и легко, с наслаждением всасывает, не отводя взгляда; так, что думать становится сложнее раз в сто. Видеть его одетым тоже ощущается иначе, вовсе не так, как в играх с воском. Слабое, глубинное чувство вдруг напоминает о простом и очевидном.

Том, что это ночь Саовины – и том, что в его постели, вообще-то, находится истинно высший вампир.

– Пожалуй, в вопросах категории ты прав, – шелестит тот, проводя языком по стволу его члена, – Однако, боюсь, мне всё ещё неясны твои… порывы. Прошу, постарайся объясниться точнее, любовь моя. Пока я…

И выразительно обхватывает головку губами, всасывая уже сильнее. Прежде чем начать опускаться горлом – медленно, медленно… До самого, чёрт возьми, основания.

– З-зара… О-ох, – срывается с губ, – Изверг ты, вот ты…

Но Регис уже не отвечает, да и не слишком-то ему нужен ответ. Тонкие пальцы обхватывают его за талию, и вампир начинает двигаться: неторопливо, но быстро ускоряя движения. Так, как способен только он, в излюбленной манере сжимая мышцы; лаская его, Геральта, самой сладкой, самой невыносимой пыткой.

– Твою… мать, – задыхается он, вцепляясь в тёмные волосы, – Что ты… Мх-х, не…

Дьявол, у него есть минуты две, не больше: жар наливается внизу живота со стремительной быстротой. Да ещё и Регис усердствует так, что хочется поддаться ему без сожалений, просто забыться в этих чувствах, потом… Ох, нет, но тогда ни черта у него не получится воплотить мысли, крутящиеся в голове. Мучающие и без того слишком давно для того, чтобы их оставить в покое.

Не сегодня. Не в эту ночь.

– Ре… гис!

– Между прочим, я всё ещё… жду объяснений, – отзывается тот, оглаживая языком уздечку, – Как минимум… некоторого направления твоих мыслей, душа моя.

– Я тебе сейчас… так объясню, – бормочет Геральт, надавливая на его затылок, – Кончай разыгрывать комедию и…

–…И?

Рывком он тянет тёмные пряди, заставляя Региса поднять голову, и оглаживает край его припухших губ. Как же всё-таки поразительно, что ему всегда мало… Им обоим всегда друг друга мало, что бы они ни творили. Потянувшись, вампир наклоняется ближе – и он не выдерживает; хватит уже этих глупостей и болтовни.

Без слов Геральт дёргает его к себе, грудь к груди, и целует, заставляя широко открыть рот.

– Хочу… тебя, – выдыхает он, – Всего, Регис.

И тут же слышит лучший ответ: рваный, изумлённый вздох.

– Уверен, Геральт?

– Охренеть, как, – рычит он, – Прекращай с церемониями.

Благо, Регис наконец его слышит – и сам снимает с себя рубашку, обнажаясь в лунном свете. Почти так же, как на поляне в зарослях орешника, но теперь иначе. Видно, стоило верить ему и в вопросе влияния полнолуния: что-то слегка меняется в знакомых движениях. До нечеловеческой, почти звериной грации, удивительно подходящей свету алых радужек.

– В таком случае, – едва слышно произносит он, – Я совершенно не нахожу смысла тебе отказывать, мой дорогой.

Сердце пропускает удар; отчего-то слышать непрошеную ласку бьёт по чувствам привычной щекоткой. Хочется касаться Региса дольше, просто погладить где бы то ни… А, поздно: он уже тянется к тумбочке, извлекая масло. Правда, пока укладывая его рядом, и Геральт с готовностью сжимает стеклянный фиал, согревая ладонью.

Странное выходит чувство: слишком уж он привык делать это для Региса, но теперь для себя… Ох, мысли снова обрываются, когда его увлекают уже в долгий, глубокий поцелуй. Руки находят Регисовы ягодицы, стягивая с него кромку брюк, и тот внезапно фыркает; коротко и отчего-то насмешливо.

– Думаю, не ошибусь, если скажу, что… Поразительно ощущать подобную смену ролей, не находишь?

– Может… быть. Как по мне, рановато…

Или нет, проносится в голове, когда Регис снимает остатки одежды – и рывком садится в его ногах. Разгорячённый, покрасневший, он вдруг трансформирует ногти на его глазах – и бросает маленькую, многообещающую улыбку. Прежде чем наконец-то откупорить фиал и смазать пальцы; так щедро, что масло льётся с его ладоней прямо на алый шёлк.

– Снять бы, – замечает Геральт, – Ничего ведь с ней не случится. Уже нет, Ре…

И умолкает: свободная рука резко сжимает его член, и тонкие пальцы резко скользят между ягодиц.

– О, нет, мой дорогой. Возможно, ты посчитаешь это гранью сентиментальности, но едва ли я сниму её по своей воле.

Ещё один поцелуй, в подтверждение словам – мягкий, в край его колена. Неторопливо Регис оглаживает его ягодицы, скользя пальцами ко входу, и чуть дразнит, лаская круговыми движениями… И наконец осторожно проникает внутрь.

Тело дрожит от возбуждения, и между делом он находит свой член, прикрывая веки. Льётся больше масла; наверняка сегодня кончатся последние из запасов, и придётся снова мотаться в Боклер. Скоро прибавляется и второй палец, скользя медленными, дразнящими движениями; хочется ругнуться, ускориться самому, лишь бы… Зараза, вампир уже находит чувствительную точку в глубине – и ласково надавливает, так, что под веками сыплются звёзды.

– Х-хо…

–…Рад видеть, что ты получаешь удовольствие, – хрипло бормочет Регис, – Невероятно рад, dragul meu.

Холод от окна щекочет макушку, но всё остальное – горит, постепенно вспыхивая до корней волос. Непроизвольно Геральт расставляет ноги шире, чувствуя, как добавляется и третий палец. Ещё немного, и… Взгляд сам падает на Региса, между тем принимающегося ласкать себя, и, боги, видеть его в такой роли совсем плавит мозг. Видеть, как естественно он сменил его, Геральта, самого.

– Ре… гис, – прислушавшись к ощущениям, зовёт он, – Думаю, уже… можно.

Наклонившись, вампир вдруг целует его – так отчаянно, будто боится упустить; потерять снова, как терял не один раз. И нельзя в него не вцепиться в ответ, запуская пальцы в тёмные пряди. Осыпать поцелуями скулы и крылья носа, брови, виски, лоб; в молчаливом диалоге дыханий, биений двух ускоривших бег сердец. Масло льётся снова, и, как заворожённый, он смотрит, как смазывает себя Регис – и вдруг замечает его мелкую, но отчётливую дрожь.

Да так, что в ответ ей бьёт дрожь собственная. Простым импульсом, что его хотят до одури.

– Геральт, – вдруг поднимаются алые глаза, – Геральт.

В не то мольбе, не то заклинании… Признании, одном из тысяч, миллионов, слишком хорошо ему знакомых. Вздох, и Регис подвигается к нему ближе, вдруг коснувшись ягодицы головкой члена, и оба они вздрагивают от нового, острого чувства. Одного предвкушения того, что только их ждёт.