…Вдруг Геральту на ум приходит гениальный план.

– Так докажи, – бормочет он хрипло, – Раз и без того хотел. Докажи, что сейчас тебе… плевать на всех, кроме меня.

– Пожалуй, звучит… заманчиво. И каким же образом, мой дорогой?

Кровь бурлит под кожей, переплавляя ощущения, и вдруг он ловит себя на том, что знает, что должен сделать. Так, как и поступают с ненужными эмоциями ведьмаки: направляют их в иное русло. Обычно боя, но – кто сказал, что бой обязательно должен быть с мечом и эликсирами. Тем более, что Геральт уже хорошо знаком с тактикой ведения такого рода войны.

Той самой, что граничит с любовью. Медленным шагом он отходит от Региса, садясь на кровать и с удобством откинувшись назад; потому что план, как ни крути, снова выходит один из лучших. Алые глаза вспыхивают нетерпением, и наконец Геральт произносит простое:

– Раздевайся.

На мгновение воцаряется короткая, звенящая тишина. Тонкую нижнюю губу прихватывают клыки, и Регис смотрит на него – долго, вдумчиво; обманчиво спокойно. Чёртов вампир, непокорный не меньше его самого… Оттого ещё сильнее требующий его покорить.

– Ну же, – уже раздражаясь, бросает Геральт, и с маленькой ухмылкой Регис наконец подчиняется.

Не отводя взгляда, он начинает расстёгивать серебряные пуговицы камзола; неторопливо, будто готовится ко сну. Бледные пальцы раскрывают чёрные края, показывая белоснежную, почти полупрозрачную рубашку. Точно батистовую, как теперь знает Геральт.

Ни черта не скрывающую от глаз. Так, что, пока Регис укладывает камзол на столик, грех не понаблюдать за каждой из его черт. Знакомыми, но до сих пор чертовски, невыносимо манящими. Узкими бёдрами и тонкой талией, просвечивающей через ткань в пламени свечей; завитками волос, выбившихся из хвоста и падающих на бледное лицо.

Видом, интимным и чудовищно откровенным. В одном предвкушении того, что… о, Геральт-то знает, что откроется дальше.

– Рубашка, – приказывает он, опираясь ладонями на кровать – и приподнимает голову, чтобы поудобнее рассмотреть действо.

Жар под кожей начинает стекаться в низ живота, медленно наливаясь тяжестью. Взгляд цепляется за край рубашки, которую уже приподнимает Регис… И, холера, не собирается снимать целиком, оттягивая дразнящим движением; показывая едва заметные контуры мышц и бледную, сейчас почти светящуюся кожу.

…Что ты творишь?

– Кажется, я слышу изменения пульса, мой дорогой, – слабо слышит он голос Региса. – Напоминающие все признаки sinus tachycardia**, если не ошибаюсь. Мне стоит остановиться? Не хотелось бы…

–…Умолкни, или я найду, чем занять тебе рот. Рубашка. Живо.

Не веря своим глазам, он ловит в ответ широкий, хитрый оскал. Оскал клыков, по обыкновению возвращающихся для удобства, и в голове сразу зреют идеи мести – за всё, за каждый из отблесков ехидства в этой ухмылке. Особенно чётко, когда Регис подцепляет край рубашки одним пальцем и задирает её до самой шеи, обнажая грудь. Плоскую грудь с дорожкой волос и родинками, которых всегда хочется коснуться.

– Снимай, – глухо рычит Геральт, чувствуя, как отчаянно жмут штаны.

Всё сильнее, потому что Регис снимает и рубашку, укладывая её к камзолу. Теперь на нём только узкие чёрные брюки, в которых и без того длинные ноги кажутся ещё длиннее… И лиловый шёлковый платок на изящной шее. Платок с двумя концами, за которые, оказывается, можно неплохо тянуть.

Позже. Сначала им нужно разобраться ещё кое с чем. С усилием Геральт собирает всю свою выдержку – и выдыхает:

– Штаны. Не спи, Регис.

– Подумать только, откуда у тебя могла возникнуть мысль…

–…Штаны, – перебивает он, – Без разговоров.

Мелькает розовый язык, облизнув губы, и Регис чуть приспускает вниз край брюк. Обнажаются косточки таза и косые мышцы живота; дорожка волос, темнеющая ещё сильнее. Сердце колотится о рёбра, как сумасшедшее, и во рту становится сухо, как в пустыне. На ум приходит встать, забыть про глупую идею и просто сорвать чёртову одёжку самому…

Впрочем, он бы всё равно этого не успел. Наклонившись, аккуратным движением Регис снимает брюки до колен – и выпрямляется, так, что с тихим шуршанием ткань падает на пол.

– Х-холера, – выдыхает Геральт, сминая ткань покрывала в кулаках.

Вот теперь держать себя в руках становится просто невыносимо. Уже снявший с себя ботинки, Регис делает к нему шаг вперёд, полностью обнажённый. Хотя нет, не полностью: на шее его всё ещё покоится платок, и сейчас он кажется Геральту самой красивой тряпкой на земле.

Есть что-то будоражащее чувства в самом этом виде. Пусть он и знает Региса таким, исследовав его тело десятки раз, и всё же… Видеть его со стороны, не касаясь, по настоящему плавит разум. Словно они предстают перед друг другом впервые. Впрочем, возможно, и впервые. Такими.

По крайней мере, Регис. Худощавый и тонкокостный, он замирает перед Геральтом в гордой осанке, и не думая смущаться наготы. Взгляд подмечает отсутствие его тени, всю его неуловимую нечеловечность; яркое пламя алых глаз, напугавших бы кого угодно другого. Но не Геральта, никогда – Геральта. Видно, уловив эти чувства, Регис улыбается одними губами; по-своему хитро, но немного иначе.

Двусмысленно, дерзко. Плотоядно.

– Так каков будет твой следующий приказ, мой дорогой ведьмак? – хрипло спрашивает он, – Или ты уже исчерпал все возможные идеи?

И ждёт, кладя руку на собственный член, проводя по нему невесомым касанием. Словно напоминает, что всё ещё имеет власть над собой. В отличие от того, куда направлялись их прежние намерения… По счастью, мгновенно приходящие на ум.

От которых ноги сами раздвигаются шире, и Геральт наконец-то позволяет себе накрыть ладонью завязки штанов.

– Почему же, – медленно произносит он, – Вставай-ка на колени.

С молниеносной скоростью Регис оказывается у его ног. Не в порыве покорности, нет – просто потому, что способен рядом с ним быть самим собой. Устроившись на полу, вампир проводит по его коленям когтистыми пальцами, поднимая вверх алые глаза.

– Интересно узнать, – хрипло шепчет он, – Льстит ли тебе видеть меня таким. Не думаю, что в массе своей ведьмаки сталкивались с моими собратьями в подобной обстановке.

И бросает очередную из маленьких улыбок. Острую, зубастую, о которой тут же приходится вспомнить. С силой Геральт открывает его челюсть, оглаживая клыки; чёрт, в жесте почти унизительном, что ли. Едва ли кто-то из вампиров вообще бы подобное стерпел, позволяя щупать себя, как племенной скот.

Кроме этого. Вампира, исподтишка облизывающего фаланги его пальцев – и, стоит ему зазеваться, как Регис тут же обхватывает их губами, легко посасывая с красноречивым взглядом.

– Не знаю насчёт… других, – тяжело выдыхает Геральт, – Но я… не жалуюсь. Хотя, честно говоря…

Легко он проталкивает пальцы глубже, оглаживая шёлковый язык – и резко вдыхает, чувствуя жжение в висках. Кожа едва касается меняющихся зубов, на что Регис прищуривает алые глаза. Так, будто улыбается одними ими.

Так, будто прекрасно знает, что делает с ним, Геральтом. Одним этим чёртовым ртом.

– Были у меня тут… планы, – с трудом вспоминает он, теперь очерчивая контур губ вампира – и случайно опускает руку ниже.

Прямо на шёлковый платок, обхватывающий шею, который вдруг напоминает о старом июльском разговоре. Самой первой теме, его невольно поразившей. В отличие от Региса и его странной невозмутимости; отчего в голове невольно шевелится идея. Опасная идея на грани с разумностью, в укор всем его страхам… Но – отчего-то заставляющая задуматься, зацепиться за неё разумом.

– Слушай, – медленно произносит Геральт, – Помнишь про… удушение, Регис?

На миг он задерживает дыхание, на всякий случай приготовившись к отказу, но искры в алых глазах вспыхивают только ярче.

– Что ж, кажется, твои планы и в самом деле… интригуют. В этой позе, мой дорогой?

– Нет, – невольно хмурится он, – Вряд ли. А что…

–…О, есть множество вариантов этой практики, – мурлычет Регис, – Впрочем, если хочешь знать моё мнение, я предпочитаю… кхм-м… иное для неё положение.