И тут же получает ответ на свой вопрос: шагнув ближе, Геральт просто кладёт ладони ему на талию. Неторопливо он оглаживает контуры чёрного дублета, очерчивая пальцами серебряные узоры. В голове с трудом укладывается, что это Регис… Да ещё и его Регис, и оттого невольно думается о том, что куда-то ехать хочется всё меньше.
Ну, и о том, что он, Геральт, знает с пару обманных манёвров для подобного рода бестий. Особенно для приманивания их в спальню.
– Да так. Не расскажешь, для кого это ты разрядился?
– О, полагаю, ты с ним прекрасно знаком, – отзывается Регис с маленькой, но ужасно довольной улыбкой. – Но, судя по всему, субъект моих симпатий в этом меня с лёгкостью затмит. Бархат тебе к лицу, Геральт, – и тонкие пальцы очерчивают край его, Геральта, выбритой щеки, – И это, к слову, не лесть.
От простого, удивительно ласкового касания он теряется, оторопев от неясного волнения. Странное выходит чувство: ощущать Регисово восхищение, стоя в этих идиотских тряпках. Так что выход у Геральта, как и всегда, остаётся только один. Сделать вид, что ему и дела нет до того, как невовремя щекочет под рёбрами.
– Ну да, ну да, – закатывает глаза он, – Представляю, как в этом бархате буду отбивать тебя от толп поклонниц. Ты как, тщеславие-то подготовил?
– Не в большей степени, что и ты свой очаровательный сарказм, – приподнимает брови Регис. – Жду не дождусь взглянуть, в каком восторге ты будешь от гостей. Пожалуй, это один из редких шансов, когда возможно поупражняться в остроумии без риска челюстно-лицевых травм.
– А жаль, – криво ухмыляется Геральт, – Что, благородный лекарь не пожелает эти самые травмы излечить? Отменные бы остались воспоминания.
– Именно потому этот, как ты выразился, благородный лекарь приложит все усилия, чтобы вечер обошёлся словесными поединками, и не более. Но… Ох, кажется, мы опаздываем, Геральт?
К коням они спускаются уже торопливо, скоро выезжая из поместья. Впрочем, по пути Геральт всё же успевает пожалеть о трате вечера. Сентябрьский закат встречает их росписью оранжевых сполохов, и в его тёплом свете так и хочется рвануть отсюда подальше. Пустить Плотву в галоп наперегонки с гнедой кобылой Региса; промчаться мимо ещё не убранных пашен и желтеющих яблоневых садов. Осень в Туссенте Геральт любит куда больше, чем лето – и не только из-за ухода удушливой жары.
Но планы есть планы, так что ничего не остаётся, как добраться до поместья Орианы и в очередной раз пройти через створки массивных ворот.
– Какое приятное разнообразие, – приподнимает брови Регис, когда они проходят на каменный балкончик, оглядывая сверху террасу.
Вечер собрания «Мандрагоры» и сегодня не изменяет себе. Те же художники с полотнами и зрители, толкующие над их смыслом; те же скульпторы, музыканты и просто праздные гуляки у столиков. Шуршат юбки разодетых дам, бурлит льющийся в бокалы абсент, далеко, у самой балюстрады пронзительно звучит виолончель. Всё здесь дышит беззаботной негой, и кажется, будто само лето и не намерено покидать это место с его томным, расслабленным духом.
– Не то слово, – понаблюдав за видом, хмыкает Геральт, – Ну, и куда пойдём?
И вечер начинается по-настоящему. Сразу, как только Регис бросает ему довольную улыбку, поправляя края маски – серебряной в тон камзолу, строгой, но изящной, как и весь его образ. Рассеянно Геральт касается своей собственной, точно такой же, но золотого оттенка, и на ум вдруг приходит странная мысль: сейчас они выглядят, как отражения друг друга. Как солнце и луна… Или, как говорил когда-то Регис, солярные и ноктюрнальные существа. Особенно, стоит начать спускаться вниз, к террасе – и ощутить, как разум погружается в другой, иллюзорный мир.
Где они могут быть кем угодно. Где нет ни ведьмаков, ни вампиров, ни прошлого, ни настоящего. Есть только крепко держащая его за руку фигура в чёрном бархате камзола, которая ведёт их по мраморным плитам террасы мимо разномастных произведений искусства.
– Только взгляни на этого юношу, – между делом комментирует Регис, – Исключительный талант скульптора. Правда, никак не могу понять, это кисть винограда или гангренозное образование на ладони, но красота работы…
–…А это ещё что? – отвлекает его Геральт, краем глаза замечая, как недовольный скульптор уже идёт к ним навстречу. – Вон в том углу. Видишь пятна?
– Хм, это… Похоже, один из ярких примеров современного искусства. Из рода тех, что определяет свою ценность субъективной интерпретацией. Хочешь рассмотреть поближе, душа моя?
И, естественно, Геральт хочет. Заниматься какими угодно глупостями с вампиром – это то, ради чего он сам сюда ехал, так что упрашивать не приходится. Так они оказываются у громадного полотна со странными брызгами то зелёных, то белых красок вперемешку с розовыми линиями.
– «Номер один», – читает название Регис, – Как любопытно. Хоть я и не силён в трактовках искусства, но, полагаю, художник хотел отразить что-то на тему внутренних противоречий. Нарушенная гармония, боль… Возможно, фрустрация от жизненной усталости. Как ты считаешь, Геральт?
– Считаю, что похожее выходило из меня после твоей мандрагоры, –бурчит он в ответ, – Правда, Регис. Кляксы и кляксы, что с них взять?
Под тихие смешки вампира – какой поразительный талант к критике – они перемещаются дальше. В пёстрой толпе они успевают и понаблюдать за иллюзиями мага, незаметно приобняв друг друга за талию; и столкнуться с парой флейтистов, умолявших сравнить, кто из них играет чище. Время летит, и все эти мгновения прохладная рука Региса не выпускает из хватки его пальцы – и от этого ощущения сердце наполняет мирное, греющее тепло.
Вплоть до минуты, когда они добираются до столика с абсентом в укромной нише у пруда, и останавливаются перевести дух.
– Что ж, вот и главная местная достопримечательность, – с ухмылкой отмечает Регис, пока разливает зеленоватую жидкость по рюмкам. – Никогда не перестану задаваться вопросом, почему Ориана поощряет распитие абсента. В конце концов, Туссент – край вин, и вин очень достойных, и в каком-то роде это даже оскорбительно.
– А мне любопытно вот что, – хмыкает Геральт. – Например, зачем ей вообще это нужно. Особенно покровительство. Не в обиду тебе, но не удивлюсь, если она видит в этих гостях прежде всего…
–…Выпивку? Называй вещи своими именами, Геральт. Ты это имел в виду?
Вздохнув, Регис разворачивается лицом к фонтану, отводя взгляд. В свете высоких свечей его черты искажает неясная эмоция; тонкая, доселе незнакомая, но слишком напоминающая… меланхолию. Как знать, может, от воспоминаний из времени, о котором Геральт до сих пор знает не так много.
И, честно говоря, не очень уверен, что хочет знать.
– Возможно, я тебя удивлю, но ответ здесь звучит довольно банально. Мои собратья слишком давно интегрировались в человеческое общество, став крайне неравнодушными и к вашим развлечениям. Поразительно жестокая ирония, не находишь?
– Тянуться к тем, к кому относишься, как к скоту, – задумчиво кивает Геральт, – Представляю. Надеюсь, тебе-то не хочется сравнить меня с какой-нибудь бутылкой?
Взяв одну из рюмок, он между делом принюхивается к травянистому пойлу. В прошлый раз абсент его не пробрал, но как знать, может, сейчас выйдет. Удивлённый, Регис мягко улыбается его манипуляциям – и тоже берёт рюмку изящным движением пальцев.
– Сейчас только метафорически, – говорит он уже ровным, почти спокойным тоном. – И, если вдуматься, с напитком совсем иным, чем этот. Пожалуй, абсент вызывает у меня больше ассоциаций с женственностью. Особенно такой… О, но тебе стоит попробовать самому, мой дорогой.
И он пробует. Пробует, потому что ни с кем больше так легко не пьётся. Первая рюмка идёт легко, едва вскружив голову, и они сразу наливают по второй. Зараза, лучше, чем быть с Регисом – только пить с Регисом, успевающим даже что-то пояснить про вкус и аромат; хотя не очень-то он и чувствуется в горечи полыни и прошибающей на слезу крепости. Кровь ударяет в голову, и после третьей рюмки всё вокруг – неужели! – начинает казаться даже сносным. Почти… понятным, что ли.
