Кромуэль закашлял.

– Вы больны, Кром? Вы простудились. Это было бы ужасно.

– Нет, я совсем здоров. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Завтра ночью у вас будут деньги и бриллианты, – повторил он.

– Кром, вы ангел.

Он грустно покачал головой:

– Ангелы не воруют.

– Вам это так тяжело?

– Страшно тяжело, – сказал он серьезно. – Умереть было бы легче.

– Неужели украсть тяжелее, чем умереть?

Кромуэль опустил голову:

– Гораздо.

Лиза посмотрела на него с любопытством:

– Я не понимаю. Я боюсь смерти.

Она снова закрыла глаза и положила голову на подушку. Перед ней как в тумане проплыло бледное, грустное и злое лицо Андрея.

– Умереть можно только из-за любви, – сказала она тихо.

Ее горло сжалось и пальцы похолодели.

– И если расстреляют. Не говоря уже о болезнях, несчастных случаях и старости.

Он ничего не ответил.

Ее голова лежала на подушке. Лицо ее стало совсем спокойным, безучастным, безмятежным. Вся жизнь, все оживление исчезли с него. Губы не шевелились, и веки были закрыты.

Кромуэль нагнулся над ней. Сердце его дрогнуло от жалости. Что с ней? Она девочка, почти ребенок.

Отчего же у нее такой несчастный вид?

– У вас какое-нибудь горе, Изольда?

Она открыла глаза. И глаза ее сияли. Кромуэль на минуту, как тогда в Биаррице, почувствовал на своем лице горячий солнечный свет, шедший из ее глаз. И, как тогда в Биаррице, зажмурился.

– Горе? – переспросила Лиза, и голос ее зазвенел: – Нет, у меня огромная радость. Ведь мы едем в Россию. Я еще никогда не была так счастлива.

Они помолчали немного. Лиза взяла его за руку. Он сжал ее пальцы в своих:

– Завтра я принесу все. А вы не забыли, Изольда, вы помните, что обещали мне?

Она покраснела:

– Я все помню. Но не надо говорить об этом сейчас. Слушайте, Кром. В России теперь снег, белый, блестящий. Утром на солнце он кажется розовым, а ночью, когда луна, почти голубым. Вы еще никогда не видели такого снега. Только в России такой снег. Разве вы не рады, что едете?

– Конечно я очень рад, Изольда.

Дверь открылась, и вошел Николай.

– Здравствуй, Кром. – Он весело похлопал Кромуэля по плечу. – Устроил? Когда?

– Завтра ночью.

– Молодец. С тобой не пропадешь. – Он задумался. – Значит, мы послезавтра можем тронуться. День проведешь у нас. Домой, конечно, после этого незачем тебе показываться. Там могут хватиться.

Кромуэль кивнул:

– Да. После этого нельзя вернуться домой.

Николай закурил.

– Ну, значит, все в порядке. Андрей, – позвал он. – Андрей, иди сюда.

По лестнице послышались быстрые шаги.

– Мы едем в субботу, – крикнула Лиза.

Андрей только вошел. Он еще стоял на пороге.

– В субботу? – сказал он задыхающимся голосом. Лицо его стало совсем белым.

Лиза подошла к нему:

– Что с тобой, Андрей? Тебе дурно?

Он прижал руку к сердцу:

– Нет-нет. Я слишком быстро вбежал. Так в субботу? – переспросил он глухо, и губы его чуть-чуть задрожали.

Лиза почувствовала, что ей тоже трудно дышать, словно и она слишком быстро вбежала по лестнице.

«Любит, – подумала она, – мучается. Ревнует, что Кром едет со мной».

Николай поднял руку:

– Слушайте, господа. Что, если бы мы поехали поужинать все вместе в последний раз? Есть у тебя деньги, Кром?

Кромуэль кивнул:

– Деньги есть.

– Ну вот и отлично. Повеселимся в последний раз. Собирайся, Лиза.

– Глупости, – резко вмешался Андрей. – Никуда мы не поедем. Нельзя нам ехать.

– Почему? – удивилась Лиза.

– Потому что нас не должны видеть вместе. – Андрей пожал плечами. – Вам-то что? Вы уезжаете, а я остаюсь.

– Правильно, – согласился Николай. – В ресторан нам нельзя, но и киснуть не надо. Давайте купим вина и повеселимся тут. Принято?

– Принято.

В столовой горит камин. Желтая лампа низко спускается над столом.

Лиза сидит на диване, подобрав ноги. В голове шумит. Горячий, накуренный воздух жжет глаза. В накуренном воздухе тускло блестят бутылки, и рядом на тарелке розовая ветчина. Апельсинные корки валяются на полу. Николай наливает ей еще вина. Она поднимает стакан:

– За успех нашего дела. Отчего ты не хочешь чокнуться со мной, Андрей?

Андрей ставит свой стакан на стол:

– Чокайся с Кромуэлем. Я слишком много выпил.

Лиза пожимает плечами:

– Как хочешь. Кром, за наш успех.

Андрей смеется.

Лиза выпивает вино. В голове еще сильнее шумит.

Ветви, качающиеся за окном, кажутся руками, протянутыми к ней за помощью.

Автомобильные гудки – зовущими голосами: «Ждем, ждем, выходи!»

– Иду! – хочется ей крикнуть им.

Она поднимает руку, берет яблоко с вазы.

В груди уже нет сердца. В груди тихо и пусто. Ее сердце – это красное яблоко. Вот оно, ее сердце. Оно лежит на ее ладони. Оно обнажено, оно бьется, и трепещет, и любит. Оно все чувствует. Она сжимает его пальцами, и сердцу больно. Что ей делать с ним? Что ей делать со своим сердцем?

Она протягивает яблоко Андрею:

– Андрей, съешь. Я тебе дарю.

Андрей равнодушно берет яблоко, трет его о рукав, потом откусывает кусок белыми, крепкими зубами.

«Вот сейчас будет страшно больно, – думает Лиза. – Ведь он ест мое сердце. – Она сжимает руки, чтобы сдержать крик боли. Но совсем не больно. Она удивленно смотрит на Андрея, видит, как его белые зубы жуют яблоко. И совсем не больно. – Это не мое сердце. Я просто пьяна. Брось. Не ешь, Андрей».

И Андрей бросает огрызок яблока на ковер.

Николай смеется и пьет. И Кромуэль тоже смеется и пьет. Один Андрей бледный и злой.

Лиза тихо напевает старинную французскую песенку:

«Ecoutez ma chanson, dames et demoiselles. Si vous mangez mon cœur, il vous pousseront des ailes»[7].

Но ведь Андрей съел не ее сердце, а яблоко. Если бы он съел ее сердце, он был бы веселый. Автомобильные гудки за окном снова протяжно зовут: «Ждем, ждем, выходи!» Куда они зовут ее? В Россию? Но ведь она едет. Через два дня, через два дня. Она сжимает руки на груди. Она идет на подвиг. Да, на подвиг. Она героиня, она спасет Россию, она Жанна д’Арк. Ей ангел во сне сказал: «Иди». Она крепче сжимает руки и встает с дивана. Звон в ушах усиливается. Это звонят колокола в Москве. Она чувствует себя такой легкой, бесплотной, счастливой, вот взмахнуть руками – и полетишь на небо. Но в небо лететь нельзя. Она нужна здесь, на земле. Она должна спасти Россию, для этого она и послана на землю.

Она подходит совсем близко к камину. Отчего так жарко? От камина или от огня в груди?

– Я буду и в Петербурге, – доносятся слова Николая.

Петербург… Она оглядывается, смотрит на Андрея, Николая и Кромуэля. Они сидят на диване, они пьют. Кромуэль зажигает спичку. Пламя слабо желтеет в дымном воздухе.

Петербург…

И вдруг Андрей тает, расплывается, вытягивается.

Это уже не Андрей. Это высокая мачта, и на верху ее развевается широкий белый флаг. И уже нет ни комнаты, ни табачного дыма, ни бутылок.

Голубая река, голубое небо, сотни белых, развевающихся на мачтах флагов. Сколько кораблей, сколько флагов, сколько чаек! Нет, это не Петербург. Это Константинополь, это Марсель. Лиза трясет головой.

«Нет, это не Петербург».

Николай стоит посреди комнаты:

– Потом мне придется съездить на несколько дней в Киев, оттуда снова вернуться в Москву…

Он размахивает руками. Андрей смеется:

– Какое большое, какое опасное путешествие. Ты прямо герой.

Николай быстро оглядывается на него:

– Ты что, пьян?

– Нисколько. Даже еще выпью. – Андрей наливает себе вина. – И вы выпейте со мной. – Он поднимает стакан и чокается с Кромуэлем. – За ваше путешествие. – Он смотрит ему прямо в глаза. – За ваше путешествие в ад.

– В ад? – удивленно переспрашивает Кромуэль.