– Кофе уже пили. Я за ветчиной уже бегала для него.
Надо подождать. Лиза снова уселась на то же кресло в гостиной.
Осуждать маму нельзя. Мама бедная, ее жалеть надо. И любить. Всем сердцем любить.
Из спальни слышался смех. Ненавистный голос Бориса говорил:
– Да, это ловко вышло. Это ловко. Ты у меня молодец. С тобой не пропадешь.
Как странно, как все переменилось! Вчера утром еще Борис был ей совершенно безразличен, а сегодня она задушила бы его собственными руками. Она протянула руки вперед. Вот так бы и задушила, с наслаждением. Дверь спальни открылась. В гостиную, в розовом капоте, быстро вошла Наталия Владимировна какой-то особенной, легкой, веселой походкой. За ней, подняв воротник пиджака, шел улыбающийся Борис.
– Лизочка! – весело вскрикнула Наталия Владимировна и, обняв дочь, крепко поцеловала ее.
Лиза спрятала лицо в розовом душистом шелке на груди матери.
– Лизочка, ты еще не знаешь? Я сегодня вечером еду в Ниццу.
– Едешь в Ниццу? – Лиза растерялась.
– Да. Ах, я так рада. Как жаль, что тебя нельзя взять с собой, Лизочка.
– Едешь сегодня? – повторила Лиза, щеки ее покраснели, глаза заморгали. – А я?
Борис с любопытством смотрел на нее наглыми черными глазами.
«Как два таракана», – подумала Лиза и с отвращением отвернулась от него.
– Слушай, Наташа. – Борис поправил пробор. – Возьмем ее с собой. Она такая хорошенькая.
Он осторожно протянул руку, осторожно погладил ее светлые волосы.
– Прелесть какая! Совсем ребенок и все-таки уже женщина. Прелесть.
Лиза сердито тряхнула головой.
– О! – рассмеялся он, отдергивая пальцы. – Звереныш, укусит. Право, возьмем ее, Наташа. Веселее будет.
Наталия Владимировна недовольно нахмурилась:
– Перестань, Борис. Лизе надо учиться. – Она холодно взглянула на дочь. – Отчего ты не в лицее?
Лиза еще больше покраснела:
– У меня болит голова.
Наталия Владимировна пощупала ее лоб:
– Пустяки. Жара нет. Стыдно лениться.
Лиза закусила губу от обиды.
– Я еще могу пойти.
– Конечно иди. Вечером поедете с Колей меня провожать на вокзал. Ну, до свидания.
Она рассеянно поцеловала ее.
9
Лиза надела в прихожей пальто, взяла свой портфель, оставленный здесь вчера. Не те книги, все равно. Только бы скорее выбраться из дома.
Она шла по улице, опустив голову. Никогда еще мама не говорила с ней так холодно, почти враждебно. А она мечтала, она надеялась… И сегодня вечером уезжает. Значит, она не успеет объяснить. Значит, все потеряно.
Наталия Владимировна вернулась домой только за час до отхода поезда. Лиза бросилась ей навстречу.
– Ах, Лизочка, сколько хлопот перед отъездом! – Она положила целый ворох пакетов на стол. – Что, вещи уже готовы? Еще это нужно уложить. Помоги, Лизочка, Даша такая бестолковая.
– Я помогу, – предложил Борис.
Наталия Владимировна влюбленно улыбнулась:
– Ты? Разве ты в чем-нибудь можешь помочь, ты только мешать умеешь.
Лиза стояла на коленях перед открытым чемоданом. Наталия Владимировна передавала ей пакеты и командовала:
– Борины желтые башмаки можно вниз, не помнутся. Платье осторожней. Пиджак надо вдвое складывать. Видно, что ты еще замужем не была.
Борис сидел на кресле. Его вытянутые длинные ноги почти касались Лизиных туфель. Он курил, улыбаясь, склонив черную, гладко причесанную голову.
– Как я раньше не замечал, что у тебя такая хорошенькая кузиночка. Сколько раз видел, а вот не замечал.
Наталия Владимировна неожиданно рассердилась:
– Убери ноги, Борис. Что мне через них прыгать, что ли? Лиза, ты так все помнешь. Я лучше уж сама. Иди к себе.
– Я так хорошо уложила. Уверяю тебя, ничего не помнется. Я сейчас кончу.
– Нет, иди, я сама.
Лиза встала:
– А обедать?
– Мы уже обедали. Иди оденься. Сейчас на вокзал поедем. Коля дома?
– Да.
– Позови его.
Лиза вышла. На лестнице она села на ступеньки, положив голову на колени.
«Ну вот. Ну вот. Не успела. Все напрасно. Уже ничего не смогу сказать».
– Коля, – позвала она, не двигаясь с места. – Коля, иди. Наташа уезжает. – И быстро вытерла глаза ладонью. «Нет, плакать нельзя. Тот увидит. Будет смеяться, и мама рассердится. Отчего она сердится? Ведь раньше она никогда не сердилась».
Наталья Владимировна надела дорожное пальто.
– Коля, ты ведь большой, ты умный. – Она погладила Николая по голове. – Я уезжаю на месяц и даю тебе деньги на хозяйство. Вот, держи. Только не потеряй.
Коля смущенно, словно он в первый раз видел тысячефранковую бумажку, сложил ее и спрятал в бумажник.
– Смотри не потеряй. И аккуратно трать. Я доверяю тебе.
Николай торжественно поцеловал ей руку:
– Спасибо, Наташа.
– Вот ты у меня и взрослый. Деньгами распоряжаешься. Горд? – Она рассмеялась. – Ну, едемте. Лиза, где ты?
Даша вынесла чемоданы.
Наталия Владимировна села в такси с Борисом. Лиза – с Николаем.
Николай потирал руки от удовольствия:
– Здо`рово. Кутнем немножко. Тысяча франков. А еду можно будет потом в лавке в долг брать. Здорово.
Лиза не отвечала.
На вокзале суетились, отыскивали места; и когда наконец устроились, с лица Наталии Владимировны слетела последняя тень заботы. Словно все грустное и тяжелое оставалось здесь, позади, в Париже, а впереди ждали только счастье и солнце. Наталия Владимировна улыбалась из окна вагона:
– Так будьте умными. Учитесь хорошо. Пишите часто. Я скоро приеду.
Из-за ее плеча выглядывал Борис в дорожной кепке.
– Очень уж они топят, будет слишком жарко спать.
Наталия Владимировна радостно кивнула, будто он говорил что-то необычайно приятное.
– Да, слишком жарко.
И так же радостно наклонилась в окно.
– Ну, дай руку, Лизочка. Храни тебя Бог.
Лиза схватила ее тонкую руку в белой перчатке и прижалась к ней губами.
– Мамочка, – прошептала она, вкладывая в это слово все, чего она не успела сказать.
Наталия Владимировна испуганно вырвала руку, испуганно обернулась. Но Борис стоял в купе и не слышал.
– Чтобы никогда, никогда, помни!
Прошел проводник, захлопывая двери вагонов.
– До свидания, Лизочка. До свидания, Коля.
Лицо Наталии Владимировны снова сияло счастьем. Рядом с ней Борис размахивал кепкой, скаля белые зубы.
Лиза стояла, безучастно глядя им вслед, и вдруг со всех ног кинулась за поездом.
– Мама! – крикнула она. – Мама! – Она бежала, натыкаясь на провожающих, почти сбивая их с ног, ничего не видя от слез. Ничего, кроме быстро уходящего поезда. – Мама! Мама!
Николай догнал ее, схватил ее за руку:
– Сумасшедшая, под колеса попадешь. Что ты комедии устраиваешь?
Лиза остановилась, вытерла глаза.
– Тебе так жаль, что она уехала? А я рад. Хоть несколько дней весело проведем.
Они протиснулись к выходу. Лиза взглянула на низкое, холодное ночное небо и вздохнула.
– Сейчас такси возьмем, за Андреем заедем и закатимся куда-нибудь. Вспрыснем ее отъезд.
Лиза покачала головой:
– Я никуда не поеду. Вези меня домой.
Николай пожал плечами:
– Глупая ты, Лиза. Смешная и глупая. Впрочем, как хочешь. А домой можешь и на метро доехать. Нá тебе франк.
10
Деревья в саду широко шумели. Калитка жалобно, по-кошачьи скрипнула.
Лиза вошла в тихий, темный, пустой дом. Она зажгла свет и, не раздеваясь, растерянно остановилась у вешалки.
Все потеряно. Она ничего не сказала, не сумела сказать. Все потеряно. Что теперь делать? Учить уроки, ложиться спать. Разве это нужно теперь? Ведь все потеряно. Мама уехала.
Она прислонилась к стене. Она не плакала. Глаза ее безучастно смотрели на белую лестницу, на круглое темное окно с качающимися ветками.
Кто-то быстро и тяжело вошел на крыльцо, и звонок зазвенел отчаянно громко. Кто это может быть так поздно?
