Она снимает шляпу. Светлые волосы, как сетка, падают ей на глаза. Теперь все как будто в тумане. И еще приятнее.
Как много говорит Николай, и Одэт тоже. Слишком много они говорят. Она уже не чувствует руки на колене. Зачем ушла эта рука? Было так хорошо.
Лиза поднимает голову:
– Я хочу танцевать.
Андрей и Кромуэль оба встают. Глаза их встречаются.
Одэт бьет в ладоши:
– Вот вы и соперники. Теперь вам надо драться на дуэли.
Лиза тоже встает:
– С вами, Кром.
Она осторожно выходит из-за столика. Голова кружится, так легко оступиться, упасть.
Вот она в середине зала. Паркет блестит, и кругом все кружится. И Лиза тоже кружится. Как легко танцевать. Ее короткое голубое платье разлетается веером. Ничего, пускай.
Как легко танцевать, как весело, какая прелестная, веселая, грустная музыка. Голова кружится.
– Держите меня крепче. Я упаду. Ах, зачем и кончили? Я хочу еще танцевать.
Они снова усаживаются за столик.
– Теперь с тобой, Андрей. – Лиза улыбается. – Сегодня ужасно весело. Я хочу каждый день так обедать.
В ресторан входит высокий англичанин во фраке. На минуту он останавливается, удивленно и холодно смотрит на Кромуэля, потом идет дальше к свободному столику у окна. Кромуэль краснеет и быстро встает.
– Кром, куда вы? – Лиза берет его за руку.
– Это… это Лесли, мой двоюродный брат. Мне надо с ним поговорить.
Он быстро пробирается к англичанину. Даже уши его краснеют от волнения. Лиза вытягивает шею, хочет услышать, что они говорят. Но музыка оглушительно гремит. И не все ли равно, что скажет этот надутый англичанин.
– Пойдем танцевать, Андрей.
И опять все кружится, и платье развевается веером, и сердце замирает и падает.
Кромуэль уже сидит за их столиком, все такой же красный, и на тарелке сложенный счет. У Одэт капризное и злое лицо.
– Уже уходить? – Лиза садится на диван. – А я не хочу.
– Надо; Лесли сказал, что пожалуется моей матери и… – Кромуэль еще больше краснеет.
Лиза пожимает плечами:
– Ну и пусть жалуется.
– Тогда меня пошлют обратно в Лондон.
Лиза вздыхает:
– Как глупо. Было так весело. Надо же было этому английскому черту…
Она встает. Андрей подает ей шубку с горностаевым воротником. Лиза кутается в нее, смотрится в зеркало, качает головой:
– Было так весело.
Она медленно идет к выходу. На нее смотрят. «Какая хорошенькая!» – доносится до нее. У выхода она останавливается, поджидая других, и, повернув голову, смотрит на англичанина во фраке.
Он тоже смотрит на нее холодно и возмущенно. Он держит в руке меню, лакей стоит перед ним, почтительно нагнувшись, но англичанин ничего не заказывает, он ждет, чтобы Кромуэль ушел.
Лиза насмешливо кивает ему, потом вдруг открывает рот и показывает ему язык. Все это произошло так быстро. Она уже идет по холлу. Она успела только услышать, как кто-то в зале захохотал, кто-то зааплодировал ей.
– Ты с ума сошла, – шепчет Одэт.
Андрей берет ее под руку:
– Молодец, Лиза, постояла за нас.
Кромуэль молчит.
– Куда же мы теперь? – спрашивает Николай.
Одэт размахивает шляпой:
– Дальше, дальше.
На улице холодно. Проезжают автомобили.
– Ну, куда же мы?
Они стоят на улице и смотрят друг на друга. Одэт смеется:
– Куда же мы?
– К сожалению… я… мы… – Кромуэль путается. – Мы никуда не можем ехать.
– Как? Почему?
Кромуэль не сразу отвечает, словно он что-то обдумывает.
– У меня нет денег, – говорит он тихо.
– Нет денег? – переспрашивает Николай. – Но…
– У меня нет денег, – повторяет Кромуэль. – Я сейчас истратил последние. Сегодня я заложил автомобиль, и больше взять негде. И теперь меня еще встретил Лесли.
Николай подходит к нему совсем близко:
– А твоя мать?
– Она не даст мне ни франка до Рождества.
– До Рождества? – Николай насмешливо свистит и разводит руками. – До Рождества.
Лиза кутается в шубку, прячет руки в широкие рукава. Она как будто не слышит, это ее не касается.
– Как холодно, – рассеянно говорит она.
Никто ей не отвечает. Они все еще стоят на тротуаре.
Николай поднимает воротник пальто.
– Что ж? Надо все-таки домой добраться. Надеюсь, ты нас довезешь?
Кромуэль кивает:
– Да-да. Конечно. – Он останавливает такси. – Нас пять человек. Я лучше сяду с шофером.
Андрей подталкивает его:
– Влезайте. Все поместимся.
Они ехали по темным пустынным улицам. Все молчали. Кромуэль смотрит на Лизу.
Сейчас, сейчас ее дом. Она не пригласит его. Даже пяти минут ему не осталось побыть возле нее. Даже пяти минут. Она не пригласит его к себе. Как бы холодно она ни сказала: «Может быть, вы зайдете?», даже если она приставит: «Уже поздно», он все-таки пойдет. Только бы еще раз войти в ее дом, в ее комнату. Увидеть ее глаза при свете, сесть рядом с ней на диван.
Она сидела, отвернувшись к окну. Шляпа из белых перышек соскользнула на пол. Кромуэль поднял ее и положил Лизе на колени. Она даже не повернула головы.
– Тебя тошнит? – спросила Одэт.
Лиза скривила губы:
– Мне отвратительно.
Такси остановилось. Лиза вышла первая. Лицо ее было бледно. Она протянула руку Кромуэлю:
– До свидания. Вы, наверно, поедете прямо домой. Мы все так устали. Спокойной ночи.
Одэт тоже простилась с Кромуэлем.
– Спасибо, – сказала она.
– За что? – растерялся он.
– За веселый вечер. – Одэт, улыбаясь, кивнула ему и побежала за Лизой.
Лиза уже поднималась по лестнице. Пола слишком длинной шубы волочилась по ступенькам. Ее светлые волосы тускло блестели. У нее был одновременно и несчастный, и царственный вид.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Андрей и Николай вошли в дом. Дверь хлопнула. Кромуэль остался один, отпустил такси. Лучше пойти пешком. Может не хватить денег.
Кромуэль стоял один посреди улицы. Что теперь делать? Ах да. Надо идти домой. Нельзя стоять ночью у чужого забора. Со шляпой в руках. Как нищий. Он надел шляпу. Надо идти домой. Ведь он знал, что все так будет. Разве не этого он ждал? И все-таки. Она даже не взглянула на него, будто его уже не было. Да, его уже нет. Он уже не существует. Раз он не может развлекать ее и ее друзей. Он шел по тихим, незнакомым улицам. Деревья в садах осторожно шумели. Небо понемногу светлело.
Он вспомнил, как в первый раз увидел Изольду. Какой он был счастливый, пока не знал ее. Какой счастливый, и не понимал.
Он вспомнил песок, и волны, и заход солнца. И вдруг ясно увидел девочку, утонувшую в тот день, ее черное мокрое трико, тонкие ноги и белое мертвое лицо с закрытыми глазами.
Ему стало жаль ее. В первый раз. Тогда от волнения, от страха за Изольду ему было некогда подумать о ней.
«Бедная, бедная».
У нее было такое милое, такое правдивое и спокойное лицо. Она бы не поступила так, как Изольда. Нет, она была другая.
От жалости его собственное горе вдруг на минуту побледнело. Но только на минуту.
– Изольда, – сказал он громко и заплакал.
«Что же это? – с отчаянием подумал он. – Плачу. Скоро мышей пугаться буду».
Он вытер глаза ладонью. Небо стало уже совсем светлое. Серые, легкие облака просвечивали розовым.
Кромуэль вздохнул, поднял голову и взглянул на небо. Мертвое, бледное, прозрачное лицо утонувшей девочки смотрело на него. Оно было тут, совсем близко. Оно светилось перед ним на рассветном, холодеющем парижском небе. Прозрачное, ясное, почти счастливое. От него веяло молчаливым утешением. Бледные губы улыбались ему, и от этой улыбки шло сияние.
Становилось все светлее. Облака таяли в рассветном небе. Лицо стало смутным, неясным. Уже нельзя было разглядеть ни закрытых глаз, ни тонких бровей. Все расплывалось. Осталась только одна улыбка. И вот даже улыбка исчезла. Но на розоватом небе, там, где было лицо мертвой девочки, еще долго дрожало какое-то легкое сияние.
4
Урок кончился. Лиза сняла черный передник. Рядом с ней Одэт, бледная, с кругами у глаз, укладывала книги в портфель. Лиза толкнула ее локтем:
