– Может быть, только не помню, для кого. Я была уверена, что все уже отдала.

Большая часть моего бизнеса – заказывать редкие книги для клиентов и отправлять им за небольшой процент. Еще у меня есть онлайн-магазин, где мы поклоняемся любовным романам. Все подойдет, чтобы свести концы с концами. Жить в дороге – значит постоянно работать, чтобы путешествие могло продолжаться.

– Открой.

Я вскрываю коробку и обнаруживаю записку, написанную от руки, и что-то, похожее на дневник.

Когда я вижу имя в конце, сердце останавливается.

– Это от матери Ти Джея.

Я складываю письмо.

– Ты не собираешься прочесть? – спрашивает Рози, в глазах у нее любопытство. – А… это личное? Я пойду, дам тебе пару минут?

Я киваю.

– Спасибо, Рози.

Когда она уходит, я беру письмо и сажусь на краешек кровати, пытаясь замедлить бешено колотящееся сердце. Вряд ли мать Ти Джея написала мне просто так? Я всегда надеялась, что мы сможем сохранить связь, но какая-то часть меня до сих пор злится, что они просто забыли меня, когда Ти Джея не стало. Его мать Мэри была инициатором этого решения: игнорировала меня на похоронах и не звала на дни рождения и семейные праздники после его смерти. Будто я для них больше не существовала. За мгновение я превратилась из любимой невестки во врага номер один. Было больно. Больно до сих пор. И несмотря на то что они вели себя со мной отвратительно, я все еще скучала по ним, особенно по Мэри, которая когда-то была мне как мать.

Дорогая Ария,

надеюсь, у тебя все хорошо. Правда, если ты хоть немного похожа на меня, ты просто проживаешь дни на автопилоте. Мир больше не такой без Ти Джея. Тебе не кажется, будто из всего словно высосали цвет? Солнце не такое яркое, и даже смех кажется мне странным, но я держусь. Что еще я могу сделать?

Он оставил этот дневник и проинструктировал отправить его тебе, но я потеряла его. За это я извиняюсь.

Мэри.

У нее этот подарок был три года, а она забыла? Все еще играет в игры, но для чего? Я ожидала от них лучшего, но горе – коварный зверь, так что я пытаюсь найти в себе сочувствие, отыскать оправдание ее поступку, придумать причину, по которой она скрывала это от меня, но не выходит. Она винит меня в том, что я отняла у нее Ти Джея, когда он заболел, и отказывается внимать доводам разума.

Мои руки дрожат, когда я осторожно открываю дневник. Я захлопываю его, как только вижу петельки и закорючки его ровного почерка. Я никогда не видела, чтобы Ти Джей писал в дневнике, ни разу. Я смаргиваю слезы: в моих руках настолько драгоценная реликвия – его мысли, его слова, спрятанные под обложкой. Нет ничего лучше для такого книголюба, как я. Но когда он это написал? Что если это какой-то ужасный секрет, который он решил раскрыть?

Нет времени на размышления. Мы собираемся уезжать, а последнее, чего я хочу, – это читать в спешке. Я целую дневник и прячу его в прикроватную тумбочку, отчаянно желая снова увидеть мужа, но зная, что его слова – лучшее, что могло мне достаться сейчас.

Кале

Когда мы прощаемся со старым добрым Лондоном и начинаем наше путешествие, мои мысли занимает лишь дневник. Приятно оказаться одной за рулем фургона и свободно поразмышлять о своем. Я еду вслед за Максом, так что о дороге можно не переживать. Вместо этого я провожу несколько часов, воскрешая в памяти те удивительные приключения, которые мы разделили с Ти Джеем. Скалолазание, марафоны ром-комов, хождение под парусом, и мое любимое – прогулки под дождем рука об руку. Он любил свою жизнь, и я за это держалась.

После долгого времени за рулем мы приезжаем в Кале, паркуемся и выходим, чтобы размять ноги под теплым солнечным светом, изливающимся на наши затекшие тела. Вокруг слышен французский говор, и я улыбаюсь, вслушиваясь в этот поэтичный язык. О-ля-ля, словно театральная постановка прямо на улице: мужчины яростно жестикулируют над крошечными чашечками с кофейным ликером, а женщины с загадочными глазами сидят, покуривая сигареты.

– Не слишком хочу снова столько ехать. Поппи болтало по всей дороге, – говорит Рози, лицо у нее побелевшее. Вести такую махину, как Поппи, – непростая работенка: даже для того, чтобы удержать ее на полосе, надо приложить довольно много усилий. Как и «Книжный магазинчик», розовый фургон Поппи обладала собственным сознанием и виляла из стороны в сторону, пытаясь привлечь к себе внимание. Они великие леди, которые прожили долгие и славные жизни, прежде чем попали к нам.

– Первый этап пройден, Рози. Ты молодец. Осталось меньше трех часов, и доберемся до Руана.

Она сдувает с лица волосы, и Макс обнимает ее. Он ничего не говорит, просто поддерживает, когда она в этом нуждается. Успокаивающее присутствие без всяких устных банальностей, потому что кому вообще нравятся банальности? Я люблю любовь, и когда вижу, как она сходит со страниц и воплощается в жизнь между этими двумя, становится тепло и уютно.

Но им это знать не обязательно.

– Снимите комнату.

Тревожность Рози в объятиях Макса быстро сменяется восторгом, она разглядывает все вокруг. Должно быть, частично из-за таких проявлений их любви меня внезапно поглощают фантазии: о Джонатане и о том как мы читаем рядышком друг с другом в мерцающем свете свечей. Ладно, не слишком уж страстная фантазия, но маленькими шажками и все такое.

Счастье Рози так заразительно, что я не сразу оцениваю открывающийся перед нами вид, но спустя мгновение вдруг замечаю их.

– Смотрите! – показываю я. – Отсюда видно белые утесы Дувра!

Они просто невероятны, и даже отсюда кажется, что их белизна словно излучает свет.

– Не могу сдержаться, песня застряла в голове. – Я начинаю напевать классический хит Веры Линн «The White Cliffs of Dover».

– Вау, – говорит Рози. – Хотела бы я прокатиться там на канатной дороге, увидеть их поближе.

– Я тоже. – В мире столько всего неизведанного, надеюсь, эта поездка во Францию вдохновит нас не останавливаться, ехать так далеко, как позволят наши фургоны. – Но пока нас ждет другое приключение. И это Le Phare, настоящий маяк.

Рози стонет: она не фанатка высоты.

– Сколько ступеней?

И физической активности.

Я притворяюсь, что не знаю.

– Не придуривайся, я тебя насквозь вижу.

– Ладно. Всего две сотни и семьдесят одна малюсенькая крохотулечная ступенька.

Она фыркает.

– Никогда не пойму, почему вам доставляет наслаждение причинять себе боль. Что классного в том, что будут ныть мышцы?

Я хватаю ее за локоть и веду.

– Из классного – вид, глупышка.

Мы находим маяк и покупаем билеты под бурчание Рози; ее голос становится громче, когда мы доходим до середины, и ноги уже начинают дрожать от напряжения.

– Напомните мне, почему мы не могли посмотреть на то же самое море с земли?

Я смеюсь.

– На такое сказать нечего.

Макс оставил нас далеко позади, и я в очередной раз праздно задаюсь вопросом, не супергерой ли он тайно. У него никогда не кончается энергия. Бедняжка Рози крякает, бурчит и проклинает день, когда с нами познакомилась.

Мы поднимаемся уже медленнее, груди (осмелюсь ли я сказать, чресла!) вздымаются. В конце концов мы вознаграждены великолепным видом с верхней площадки маяка. Макс уже у ограждения и машет нам рукой.

– Что скажешь?.. – подстрекает ее Макс, улыбаясь. Я отмечаю, что у него дыхание не сбилось ни на йоту.

Уперев руки в боки, Рози улыбается в ответ и, задохнувшись, выдавливает:

– Вау!

У подножия скалы разбиваются волны, и нас захлестывает соленый запах моря. Этого достаточно, чтобы восстановить наши силы после долгого сидения в фургонах, и я наполняюсь энергией, готовая продолжить наше путешествие.

– В следующей жизни я буду смотрительницей маяка, – говорю я, представляя себя укутанной в плед, с книгой в руке, и накатывающие на берег волны.