«В душ?»

Не отрываясь от его губ, согласно мычу, и Син тянет меня в сторону ванной, на ходу обхватывает талию поудобнее… И поднимает?! От неожиданности тут же его отпихиваю, бухнувшись ногами обратно на пол, и он обиженно ворчит:

– Что? Я тут понял, что соскучился по этому ощущению. А ты и к девочкам ревнуешь, и сам не даёшься!

– Может, мне ещё платье надеть, чтоб ты меня на руках таскал?

– Ну… – Он спускается пальцами по моей спине, вдоль позвоночника. – Тебе бы, может, и нормально было.

– Чего?! Я погляжу, тебе от «девочек» совсем крышу снесло?

Син ухмыляется, наклоняется к шее и проводит носом, шумно втягивая воздух.

– А что, ты не хочешь быть моей девочкой? Мм?.. – бормотание перемежается с тяжёлым дыханием. – Прям совсем не хочешь? Ну-ка, иди сюда…

Ладони снова сжимают мою задницу, а потом ныряют сзади между ног, и Син упорно тянет меня наверх. На него.

И хоть это как-то глупо, но… Ладно, забавно, так что я поддаюсь. Он подхватывает меня под бёдра и через пару мгновений всё же поднимает – хренасе, я вообще-то не такой уж лёгкий! Приходится склонить голову как можно ниже, чтобы не задеть потолок. Пару мгновений Сина ведёт, но затем он находит точку равновесия и запрокидывает ко мне довольную раскрасневшуюся физиономию, подставляя губы – я, конечно, целую, но давясь от смеха. Что за придурок!

Прикосновения мягкие, но в голове раздаётся: «За “придурка” сейчас ткну тебя мордой в потолок, будешь знать».

«Лучше пойдём в душ, и ткнёшь мне что-нибудь другое».

«Тоже вариант».

Син делает шаг. Второй. Вот теперь уже тяжело сопит. Я опасливо кошусь на дверной проём.

– Не пройдём.

– Голову наклони.

– Да я уже наклонил!

– Щас всё будет! Главное, держись.

Он аккуратно примеряется – и мы всё же минуем проём, только косяк смазывает меня по плечу.

Но дальше Син раздумчиво замирает перед узкой дверью в ванную и в итоге нехотя тянет:

– Ладно, слезай, я там точно на кафеле наебнусь.

Душ, конечно, микроскопический, особенно для двух мутантов, но впритык поместиться можно. Главный его недостаток – не размер, а отвратительная звукоизоляция. Гораздо хуже, чем в комнате, поэтому разговаривать здесь можно только шёпотом – или мысленно, как в нашем случае, – если не хочешь делить свою личную жизнь с двумя соседями. Даже интересно, чем руководствовались инженеры, когда это придумывали. Типа, один предложил: «Давайте сделаем по-настоящему совмещённый санузел – чтоб если кто из бойцов захочет поссать, все соседи были в курсе», а прочие: «Отличная идея, это сплотит коллектив!»

Син подталкивает меня в бело-кафельное углубление, а сам остаётся снаружи. Пока я кручу регулятор воды, берёт губку и густо поливает её гелем для душа. Воздух наполняется терпко-цитрусовым запахом – у Сина всё пахнет или апельсинами, или грейпфрутами, третьего не дано. Несколько раз сжимает губку: белая пена густо покрывает пальцы и стекает на запястье.

Убавляет напор воды, оставляя морось, похожую на тёплый летний дождь.

Проводит губкой по моему плечу.

Спускается по шее.

Переходит на грудь и неторопливо намыливает, растирая пену второй рукой.

Удивлённо слежу за его сосредоточенным лицом и руками – такими мягкими и осторожными. Син проводит губкой сначала по левому соску, тут же – по правому, и на его губах мелькает непривычно мечтательная улыбка. Вообще-то у меня соски не особо чувствительные, но он всё равно их гладит – то пальцами, то шершавой губкой, – потому что ему самому нравится, когда я так его ласкаю. Столько интересного можно узнать о вкусах человека, просто наблюдая за тем, что он делает с тобой.

Не выдержав, спрашиваю:

– И что всё это значит?

Не отрывая взгляда от своих ладоней, щекотно растирающих гель и пену по линии моих рёбер, Син усмехается и задумчиво бормочет:

– Я же сказал – ты сегодня будешь девочкой. А с девочками нужно обращаться бережно…

Вопросительно поднимаю брови, разглядывая его лицо: выглядит так, словно он целиком поглощён своим занятием. Ладно, хоть это и непонятно, но прикосновения приятные, так что проверим, что же эти странные фразы, по его мнению, значат. И когда Син толкает меня спиной на стену, я охотно подчиняюсь в предвкушении.

Он переходит ладонями на живот, а вслед за прикосновениями и сам опускается ниже, встаёт на колени… И – какого чёрта?! – проводит губкой вниз, по бедру, подчёркнуто игнорируя и стояк, и моё возмущённое шипение. Гладит кожу, разминает, даже проводит по мокрому бедру кончиком языка – вот только не приближаясь к члену, а даже наоборот, спускаясь по ноге всё дальше. Ну бля, опять какие-то эксперименты…

А затем – видимо, чтоб уж совсем добить, – Син обхватывает мою левую лодыжку и тянет вверх.

Чувствуя себя глупо, мысленно ворчу: «Хочешь, чтобы я тут, как страус, на одной ноге стоял?». Он поднимает на меня насмешливый взгляд: «Не страус, а фламинго».

«Ещё того чище». Но я всё же подчиняюсь. Как можно отказать ему хоть в чём-то?

Ну ладно, не так уж высоко – всего лишь ставит мою ступню себе на колено и намыливает, обводя выступающие косточки, ныряя между пальцев. От щекотки между лопаток пробегают мурашки, и я ёжусь.

Когда Син увлекается прикосновениями, это всякий раз приводит в недоумение. Нет, я понимаю, что он очень тактильный – он сам обожает, когда я его глажу, – но я не верю, что ему может быть приятно прикасаться ко мне. Смотреть на меня. Одно дело – трахнуть, желательно в темноте и закрыв глаза, а другое – вот так раздеть и намыливать, разглядывая при свете лампы.

Вот то ли дело Син – им нельзя не любоваться… И сейчас у меня как раз есть прекрасная возможность, пока он стоит на коленях и склонил голову, увлечённо намыливая мою ногу. На тёмных волосах осела мельчайшая влажная взвесь, а по мускулистым плечам и груди капельки воды уже прокладывают дорожки, то замирая, то скатываясь быстрыми ручейками. По контрасту с белой пеной и моей бледностью его кожа кажется тёмной от загара, хотя я знаю, что на самом деле – по сравнению с нормальными людьми – он только чуть смуглый.

Тем временем Син набирает в ладонь воду и смывает пену с моей ступни. Опускает её на пол. Берётся за правую ногу и так же тянет её к себе. Намыливает – неторопливо, словно наслаждается процессом. Склонив голову к плечу, разглядывает там чего-то, проводит когтем с голени до кончиков пальцев – будто в магазине к суповой кости приценивается.

Ноги у меня и вправду костлявые. Ну, то есть худые. Наверное, если посмотреть вот так со стороны, то и похожи на женские. Больше всего странно, что гладкие, – это особенно бросается в глаза по сравнению с тёмным подшёрстком на руках Сина. Интересно, как выглядели мои родители, что я в итоге вышел таким уродом? Неужели совершенно обычно? Может, всё-таки были мутантами, потому я получился вообще хрен знает каким? Вон даже у Сина всего только когти и зубы, и в его семье все выглядят почти нормальными. Ну, более нормальными, чем я.

Погрузившись в эти мысли, вздрагиваю от неожиданности, когда Син, покончив с мытьём, склоняется к моей ступне и накрывает ртом большой палец – тут же становится тепло, влажно и щекотно. Необычность этого ощущения точно переходит все границы.

«Да что ты творишь?!»

«Не нравится?» – он поднимает насмешливый взгляд на моё лицо, обводит палец языком и выпускает изо рта, чтобы перейти к следующим. От щекотки я дёргаюсь, и спина скользит по мокрому кафелю… Но всё же успеваю схватиться за кран. Не хватало ещё наебнуться, пока моя нога торчит в зубастом рту Сина.

Обретя равновесие, смотрю на него. Честно говоря, очень хочется конфисковать ногу обратно и прекратить… вот это вот, что он делает, – но, так и быть, терплю. Мышцы напряглись, то ли от щекотки, то ли от дискомфорта всего этого состояния, но я сдерживаюсь. Пусть, раз ему нравятся всякие такие вещи.

Тем временем Син замер с моими пальцами во рту – просто ждёт, когда можно будет продолжить, – и в ответ на мой взгляд тут же возвращается к своему занятию. Губы снова проходятся по большому пальцу, язык щекочет кожу – не разобрать, что конкретно происходит, но что-то в этом есть. Во всяком случае, я вроде привык к ощущениям.