Обычное утро пятницы: Син ушёл из моей комнаты затемно, остаток ночи я проспал, наконец-то свободно раскинувшись на кровати, затем постоял в очередях в туалет, в душ и в столовую, а потом – открыл кабинет, зашёл…

И сразу почувствовал: что-то не так.

Замер на пороге, оглядывая помещение. Напротив —тёмно-коричневые шкафы с документацией. Справа – стол с кофеваркой. Слева – окно и мой стол с компьютером. Вроде всё привычное.

Бумаги на столе. Лежат как накануне вечером. Или нет? Может, сдвинуты? Почему всё моё существо уверено, что что-то в комнате изменилось? Здесь кто-то был. Нет, понятно, что дежурный убирал помещение, но они обычно ничего не трогают. А кроме этого? Дверь была заперта. И окно закрыто.

Кабинет Сина. Слева – тоже окно, закрыто. Справа – такие же шкафы, поблёскивающие стёклами. Центр комнаты занимает огромный стол, нагруженный стопками бумаг разной высоты. Ровными, конечно. Здесь всегда порядок.

Снаружи приближается звук шагов, и вскоре командир открывает дверь приёмной.

– Ты что это, сталкеришь, пока меня нет? – Син, как всегда по утрам, пышет бодростью и хорошим настроением.

Однако на этот раз я оставляю иронию без внимания.

– Посмотри, у тебя всё на месте?

Он мгновенно становится серьёзным, в два шага пересекает приёмную и, как и я, останавливается на пороге кабинета. Озирается.

– Вроде, – заходит, настороженно оглядываясь. – А что?

– Не знаю… Показалось, будто что-то изменилось. Словно кто-то здесь был.

– Дежурный?

– Нет. Убирают постоянно, но раньше у меня такого чувства не было.

Син набирает номер по внутренней связи:

– Капитан-майор Блэйк. Пригласите дежурного, который сегодня убирал мой кабинет.

В ожидании я осматриваю шкафы в приёмной, пытаясь понять, что же не так, а командир прислонился бедром к моему столу и наблюдает.

Стук в дверь. Син делает шаг вперёд, мгновенно меняя расслабленную позу на любимую «начальственную» – ноги на ширине плеч, руки за спиной, – и гаркает: «Входите!» так, что даже я вздрагиваю от его тона.

Дверь распахивается, в приёмную заходит черноволосый парень, скороговоркой тарабанит:

– Рядовой Праджапати по вашему приказанию прибыл, – и замирает, глядя на капитана со спокойной уверенностью.

– Как часто убираете это помещение?

– Каждое утро.

Чувствую, что Син удивлён – ведь дежурные потому так и называются, что регулярно сменяют друг друга, – но внешне по нему это никак не заметно.

– Только мой кабинет?

– Никак нет. Весь этаж.

– Когда успеваете?

– Ночью, – рядовой добавляет с тем же спокойным достоинством: – Мои религиозные убеждения не позволяют мне убивать, поэтому я обратился напрямую к генералу Сикорски с просьбой разрешить мне заниматься уборкой. Я полностью отвечаю за все кабинеты на этаже. это надежнее, чем если дежурные меняются каждый день.

Оригинальный парень – против насилия, но добровольно пошёл в армию. Нагло вообще-то: социальные привилегии ему давайте, а убивать он не желает. Я бы даже не догадался, что так можно сделать.

– Сегодня не было ничего необычного?

– В каком смысле?

– В любом, – изрекает Син веско, не отрывая внимательного взгляда от лица рядового.

Чёрт, за пару лет я должен был привыкнуть, но нет – когда Син включает «сурового командира», у меня внутри всё сладко замирает. С одной стороны, нужно внимательно следить за разговором, а с другой – трудно не пялиться на него, пуская слюни и воображая порнушные картины…

– Нет, ничего.

– Вы трогали что-нибудь из вещей? Перекладывали? Сдвигали?

Ох, как бы я его сейчас «потрогал»… Вот прямо на этом столе позади него…

– Никак нет. Я ответственно подхожу к своей работе.

– Кто-нибудь ещё здесь был? Имел возможность зайти? Оставляли кабинет открытым, на любой отрезок времени?

Внезапная мысль отвлекает от фантазий о том, как бы стянуть с командира штаны, и я выпаливаю:

– Открывали окна?

Праджапати, неуверенно качающий головой, в ответ на мой вопрос выдает твёрдое:

– Да. Окна в этом помещении я открыл вечером, около полуночи, и закрыл… – он на мгновение запинается, подняв глаза к потолку, – в половине четвёртого.

Син, видимо, понявший мою мысль, продолжает:

– И вас не было здесь в это время.

– Я убирал другие помещения, – вот теперь рядовой выглядит напуганным. – Но я открываю только наполовину и всегда фиксирую…

– Что-нибудь заметили, когда закрывали?

– Н-никак нет.

Бросаю взгляд на окно, прикидывая, какой ширины щель в полуоткрытом состоянии. Для худого человека вполне достаточная.

– Вы их мыли после этого?

– Да. Каждое утро мою.

– С этого момента делайте всё как обычно, но до специального распоряжения окна не мойте. И надевайте перчатки, чтобы не оставлять отпечатков, – Син дожидается кивка рядового. – Свободны.

За рядовым Праджапати закрывается дверь, и командир, усмехнувшись, прикасается к моему сознанию: «Чтоб ты знал, трудно поддерживать разговор, когда кое-кто наполняет мою голову пошлыми мыслишками».

«А ты не подслушивай».

Он перехватывает меня поперёк груди, тащит в свой кабинет, захлопывает дверь и бухает на неё.

«А я, может, хочу. Мне, может, нравятся твои трудовые инициативы».

И как только Син стягивает маску, я жадно впиваюсь в его губы. Вроде только ночью трахались, а я уже настолько соскучился. Царапаю ткань одежды, стараясь пробраться под застёжки и пуговицы – чёртова униформа! Вот бы содрать её нахрен, прижаться к голой коже, чувствовать всем телом, закрыть глаза и погрузиться с головой в нарастающее возбуждение, в его вкус, запах, сознание… Обожаю это ощущение, когда все мысли – и проблемы – наконец-то уходят, остаётся лишь огромное желание раствориться в оргазме, вместе с ним.

Конечно, сорвать с него одежду сейчас никак невозможно, так что за неимением лучшего нащупываю задвижку на двери, поворачиваю – щелчок – и тут же тараню Сина спиной вперёд, к его столу. Не отрываясь от поцелуя, спихиваю в сторону кипу бумаг – листы разлетаются, неторопливо планируя на пол, – и, обняв его за талию, тяну наверх, чтобы сел на стол. «Ничего себе…» – в сознании Сина аж всё кружится от возбуждения.

«Ты ж хотел инициативы».

«Да ты просто работник месяца» – он послушно забирается на стол, а я рывком раздвигаю его ноги и прижимаюсь между, глажу с внутренней стороны, поднимаясь выше, но всё в рамках приличий. Мы же на работе… К сожалению. Ощущения больше дразнят, да и ладно, слушать его тяжёлое дыхание и чувствовать жар тела через ткань – само по себе достаточная награда. Син обнимает меня за шею, целует, сильно сжимает пальцами плечи…

И в этот момент откуда-то из-под его задницы звонит телефон.

«Твою ж мать!» – отпихнув меня, Син спрыгивает со стола, торопливо одёргивает китель, как будто его могут увидеть, и отвечает на звонок. Попутно поднимает несколько листов с пола и возвращает их на стол. Указывает мне на дверь – открыть. Приглаживает волосы, продолжая деловито выдавать в телефон: «Так точно. Я распоряжусь» – своим хорошо поставленным командирским голосом.

Бумаги с пола я собираю и замок на двери кабинета открываю, но уходить не тороплюсь – я с Сином ещё не закончил. Конечно, мы договорились ничего такого на работе, но из любого правила можно сделать исключение, хотя бы небольшое. Хотя бы ещё раз поцеловать его. Я хочу, и я сделаю. Даже в рабочее время.

Иногда кажется, что меня так выносит из-за того, что мы постоянно прячемся. Может, когда люди имеют право прикасаться друг к другу в любое время, это становится не так желанно. Или, возможно, из-за того, что я со страхом жду, когда же Син решит закончить всё это.

Стоит ему нажать «завершить звонок», как я обнимаю сзади, снова прижимаюсь – на этот раз спокойнее, – и Син поворачивается ко мне лицом. Бросает настороженный взгляд на дверь – она закрыта, но ведь без замка, – тянет меня в угол, подальше, но всё же наконец-то отвечает на поцелуй. Мягкий. Обещающий, что вечером, наедине, мы продолжим.