— Так что случилось с тем дилером в девяносто восьмом?
— Подозреваю, то же, что и с Орвоном Хиггсом, — вздыхает Такао, — не то место и время и итальянцы рядом. Поэтому я и хочу убрать Флавия из Альбукерке. Наши методы очень отличаются.
— Чем же? — хмыкает Масамунэ, — он называет свою банду семьей, ты свою — кланом. Вы оба не чураетесь самых грязных способов решения проблем, за каждым из вас идут люди, которые вам верят или боятся.
— Я никогда не заказывал ничье убийство, Масамунэ, — жестко отвечает Такао. — Разговор не для протокола, но я готов повторить свои слова кому угодно. И я никого не держу. Все, кто работают на меня, делают это добровольно.
— Прости, друг, но в этом споре мы никогда не встретимся на одной стороне, — Масамунэ качает головой.
— Я знаю, — печально улыбается Такао, — я знаю.
***
Сидя в семейном ресторане, одетая в узкое кожаное платье с открытыми плечами, ощущая на своей шее вес тяжелого винтажного колье, Мэй чувствует себя максимально неловко. В последний раз она была в подобном месте еще в детстве, когда отец решил ее порадовать и на день рождения привел ее в похожее заведение. Тогда Мэй была в пышном розовом платье с оборками и в длинных перчатках принцессы. Они заказали целого лобстера, и перчатки пришлось снять. За один ужин отец отдал свою недельную зарплату, и все ради того, чтобы порадовать свою малышку.
Глядя на Масамунэ поверх бокала с шампанским, Мэй тепло улыбается своим воспоминаниям. Теперь ей не восемь лет, сказочные рюши на платье сменились на облегающую черную кожу, а пластиковая корона — на украшение, стоящее целое состояние, но дух ресторана остался ровно тем же, что и тринадцать лет назад.
—- У вас восхитительная улыбка, Мэй, — отмечает Масамунэ, почти неотрывно наблюдающий за ней.
— У тебя, — Мэй мягко его поправляет и поясняет, — официальное обращение совсем не подходит для свидания, не находишь?
— Хорошо, — Масамунэ улыбается и кивает, — у тебя восхитительная улыбка. Смотрю и никак не могу насмотреться.
— Спасибо, Масамунэ, — Мэй кончиками пальцев касается его запястья, отмечая мягкость чужой кожи, — это особенно приятно слышать, учитывая, что обычно все смотрят не на нее.
Какое-то время они молча разглядывают друг друга. В своем влиянии Мэй не сомневается, у нее было достаточно времени, чтобы убедиться в собственной красоте. Но и то, что она видит перед собой, ей более чем нравится.
— Мне кажется, что тебе очень подошла бы прическа с длинными волосами, — вдруг говорит Мэй и усмехается, наблюдая за легким, незаметным почти румянцем на щеках Масамунэ.
— Я и носил длинные волосы, — он смеется, — фото, увы, не покажу, но длина была почти как у тебя.
— И что же случилось? — ей и правда любопытно.
— Случилась полицейская школа, армия и необходимость носить уставную стрижку, — Масамунэ проводит рукой по коротким волосам, слегка ероша их, будто до сих пор ощущает под пальцами длинные пряди, — от привычки поправлять волосы я так и не избавился.
— Ограничение свободы с самого начала, — Мэй хмыкает, — разумно. Одинаковая внешность позволяет надеяться на появление одинаковых мыслей, это полезно для силовых структур.
— Ты рассуждаешь слишком глубоко для… — Мэй не дает ему закончить фразу.
— Для стриптизерши? Я должна думать только о туфлях и о том, чем заплатить за аренду жилья?
Масамунэ выглядит смущенным.
— Прости, я не хотел тебя задеть. Видимо, стереотипное мышление свойственно мне больше, чем я предполагал.
— Ты меня не задел, — Мэй качает головой, — большинство моих коллег по цеху действительно думают именно об этом. Ты же ожидаемо повелся на картинку, которую увидел, и выстроил свои догадки, опираясь лишь на нее. Не очень похвальное качество для детектива, Араи Масамунэ.
— Все, ты меня раздавила, — Масамунэ смеется, закрыв лицо руками, — расскажешь, как пришла в эту сферу? Или это слишком личное?
— Ничего личного, — Мэй делает еще глоток шампанского, — не поступила в колледж, денег на оплату не хватило бы, хотя мне предоставили скидку на обучение. Нужна была работа, которая позволила бы одновременно снимать приличное жилье, откладывать деньги на обучение и оставляла бы достаточно свободного времени днем. Стриптиз-клуб подошел идеально. А то что он специфический… У всех свои маленькие слабости, а любители зверюшек платят больше.
— Почему ты называешь меня Араи Масамунэ? — Мэй называет его именно так не в первый раз, удивительно, что зацепился за построение фразы, — ты же американка.
— И ты тоже, — Мэй разглядывает пузырьки в своем бокале, а затем переводит взгляд на Масамунэ, — но ты прислал мне хризантемы. Я предположила, что ты ужасный традиционалист. Наверняка и на японском разговариваешь?
— Разговариваю, — в его ответе отчетливо слышится гордость, смешанная с легкой грустью, — у меня строгий отец, он требовал, чтобы дома я говорил на родном языке. А ты?
Отец Мэй ничего от нее не требовал, он был слишком занят зарабатыванием денег, чтобы вылечить мать, а потом работал на износ, чтобы спрятаться от своего горя. Мэй его не винит и никогда не винила — в те моменты, когда он вспоминал о том, что у него есть дочь, он дарил всю любовь и заботу, на которые был способен.
— Мои родители не считали это важным, — коротко улыбается Мэй, — в детстве я еще могла что-то сказать, сейчас разве что суши закажу.
***
Поначалу Мэй кажется редкой птицей, случайно попавшей в курятник — настолько чужеродно она смотрится в обстановке одного из любимых ресторанов Масамунэ. Но потом она улыбается, и улыбка эта словно освещает ее лицо изнутри; миг, и Мэй расслабляется и с любопытством осматривается, подмечая детали интерьера, и кажется, что они так ужинают по меньшей мере каждые выходные, а не впервые.
Черная кожа платья и россыпь янтаря на шее выгодно подчеркивают белую кожу — и как она умудряется сохранять ее такой под палящим южным солнцем? А в глазах то и дело вспыхивают лукавые искры, будто перекликаясь с бликами на огненных камнях.
Мэй умна, точна в высказываниях и очень остра на язык. Масамунэ не помнит, чтобы ему хоть с кем-то было так комфортно. Периодически он словно всплывает на поверхность и вспоминает, кем Мэй является на самом деле. Кажется, она это замечает, и тогда в ее взгляде вспыхивает предупреждающий огонек, который требует держаться в рамках цивилизованной беседы. Масамунэ думает о том, что работа в полиции изменила его слишком сильно, и теперь он не может просто насладиться ужином в компании красавицы, постоянно вспоминая о работе.
Им приносят лобстера, и Мэй берет в руки щипцы. Она с поразительной легкостью разделывает морского гада и, заметив взгляд Масамунэ, беспечно улыбается.
— Меня в детстве отец научил в подобном местечке, — она аккуратно вытаскивает кусочек нежного мяса и отправляет его в рот, — все так же вкусно.
Масамунэ хочется кормить ее из своих рук, настолько чувственно она слизывает с губ каплю масла, случайно попавшую после обмакивания мяса в специальную плошку.
— Сначала я подумала, что выбрала неудачный наряд, — она будто специально привлекает еще больше внимания к тому, как плотно обхватывает кожа платья ее изгибы, — но теперь понимаю, что не ошиблась. Если что-то упадет, смогу стереть следы быстро и без ущерба своему внешнему виду.
Масамунэ готов предложить ей запасной комплект своей формы, который всегда лежит в машине, но он не уверен, какую цель при этом будет преследовать — скрыть Мэй от посторонних глаз за ширмой свободной одежды или посмотреть, как она будет переодеваться.
— Как ты пришел в полицию? — Мэй аккуратно вытирает пальцы салфеткой и тянется за бокалом, — я тоже позволю себе быть стереотипной и скажу, что это не самый очевидный выбор для японца.
— Моя семья с тобой согласится, — фыркает Масамунэ, — мне пришлось потратить немало сил, чтобы настоять на своем выборе. Просто это… Правильно. Я вырос в бедном районе, где даже днем было не очень безопасно выходить на улицу. Копы приезжали редко и часто опаздывали. А когда приезжали — им обычно не радовались.