Утопая в вязкой грязи, он без остановок взобрался на холм, волоча за собой голову сколопендроморфа, которого нелегкая занесла в этот богом забытый край. Ранняя весна до тошноты напоминала позднюю осень, когда каждый день лил дождь, а порывы ледяного ветра не позволяли и думать о ночевке в лесу. Сейчас, столкнувшись с прижимистостью кметов и пробирающим до костей холодом, Ламберт жалел, что покинул Каэр Морхен так рано.
Застывшие тела, припорошенные размокшей землей, уродливыми холмиками возвышались на плато, ведущем к деревне. Яма источала запах гнили и разложения, и Ламберт подозревал, что со дня на день сюда сбегутся трупоеды со всей округи. Если еще не сбежались. Здесь было с чем поработать. Вот только у местных оказалось слишком мало денег, чтобы заплатить еще и за трупоеда. Они и за сколопендроморфа смогли собрать меньше обычного.
Будь у Ламберта выбор, он никогда не связался бы с таким заказом, но с приближением к Гелиболу и без того призрачное везение стремительно уменьшалось. Реданцы и раньше не слишком жаловали ведьмаков, к чему приложили руку жрецы Вечного Огня, но этой весной они были особо неприветливы. Деревенские смотрели с подозрением и не просили помощи, даже если в округе водились чудовища. В придорожных трактирах царила откровенно тревожная обстановка — озлобленные взгляды, шепот за спиной, пристальная слежка… В Испаден его просто не пустили.
Ламберт чувствовал, как с каждым днем разгорается холодная, непреодолимая ярость. Она смыла странные ощущения, к которым он прислушивался всю зиму, заполонила собой сознание, не уходя до конца даже ночами. Он привык к царящей вокруг ненависти, но в этот год она была слишком яркой. Что-то витало в воздухе, и это настораживало, не позволяя ввязываться в открытый конфликт. Зная местных жрецов, Ламберт внимательно относился к подобным предостережениям.
Посреди небольшой деревни все так же возвышался столб, у которого была привязана обессиленная, грязная женщина. Ламберт поморщился. Подобные картины общинных расправ всегда вызывали очередной виток раздражения на темных, живущих звериными законами кметов. Временами он ненавидел их так же сильно, как и они его, отчасти еще и потому, что хорошо знал их привычки и образ жизни.
Старосту он нашел во дворе большого дома. Угрюмый пожилой человек хмуро наблюдал, как два оборванных работника, меся голыми красными ногами грязь, поднимают покосившийся забор. Тут же большая, краснолицая женщина таскала за косу тощую девчонку лет десяти, изредка награждая ее тумаками и приговаривая: «Вот тебе, сука, вот тебе, будешь знать, как со стола таскать. Вся в мать пошла, стерва». Девчонка пищала, закрывая худыми руками лицо, и пыталась вывернуться. На них никто не обращал внимания.
Ламберт бросил голову сколопендроморфа рядом с забором, и работники дружно шарахнулись в стороны. Забор надсадно скрипнул и хлопнулся в грязь, обдав их смачными шлепками черной жижи. Староста вздохнул, глядя на уродливую голову, пялившуюся в небо незрячими подобиями глаз.
— Может, сговоримся, ведьмак? — как-то тоскливо попросил он. По его голосу было понятно, что на снисхождение он не особо рассчитывает.
— Уже сговорились, — буркнул Ламберт. — Даром я не работаю.
— Да ведь чуть до весны дотянули, — завел старую песню староста. — Урожай в прошлом году собрали — совсем ничего. Да сгнило половина.
— Это не мои проблемы, — Ламберт начинал злиться. Каждый мускул в теле напрягся, готовясь применить силу, если потребуется. Однако староста больше не стал спорить. Он достал тощий мешочек, в котором угадывалось несколько монет. Ламберт тщательно пересчитал деньги и убрал их в карман. — А тебе лучше заранее подумать, чем будешь платить, если заведутся трупоеды. Яма у вас тут больно лакомая.
— Это есть, — кивнул староста. Девчонка запищала особенно тонко и пронзительно, и он на миг оглянулся на женщину, но ничего не сказал. — Может, дотянем до весны. Сам видишь…
— Вижу, — Ламберт решил больше не тратить здесь время, крик девчонки раздражал. Он направился к лошади, привязанной у целого сегмента забора. И отвязывая уздечку, все же решил задать вопрос, ответ на который мог пригодиться в пути: — Кто у вас тут так лютует?
— Да барон здешний, — староста равнодушно пожал плечами. — Он за Вечный Огонь стоит, а к нам какие-то жрецы зашли. Бродячие. Пришли, попросились остановиться в рощице той. Ну, нам-то что? Мы не против, пускай живут. Они и лечили тут кое-кого. — Он сплюнул на землю, засопел. — А потом люди барона приехали, всех похватали. И кто лечился у пришлых — тоже свое получил. Вот там они и лежат уж с две недели. А солдаты все по лесам шныряют, ищут, куда остатки разбежались. Может, еще повстречаетесь.
— Типун тебе на язык, — проворчал себе под нос Ламберт и вскочил на лошадь. Если по лесам разъезжали люди местного хозяина, да еще и ревнители чистоты веры, следовало убираться отсюда как можно скорее.
— Э, а ты нам-то заплатишь? — услышал он позади голос одного из работников.
— А то, — усмехнулся староста, — вон, ее забирайте.
Девчонка опять взвыла. Ламберт пришпорил лошадь. Он прикинул два известных пути и выбрал самый короткий, где лес был гуще. В чаще можно легко спрятаться, замести следы, а вот в легкой рощице его быстро заметят. Возможно, людей барона и не следовало опасаться, но общие настроения в этой местности его беспокоили.
Копыта лошади захлюпали по раскисшей дороге, снова уводившей его в лес, но с другой стороны, в объезд наиболее хоженому пути. Голые ветви деревьев, на которых едва набухли почки, тянулись к нему, норовя задеть за плечо на узкой дороге. Над головой щебетали птицы, чьи быстрые тени мелькали на земле. Холодный ветер приносил запахи влажной коры и земли. Светло-серое небо над головой едва начало приобретать голубоватый оттенок.
Ловя окружающие звуки, Ламберт прислушался к себе. Ничего особенного, его настроение вполне соответствовало погоде. В последнее время казалось, что все ощущаемое в крепости зимой, только мираж, обман сознания. Возможно, так оно и было, но Ламберт не мог отделаться от тревоги, каждую минуту ожидая появления чужеродных эмоций, и потому упорно стремился в Гелибол. Если ничего не изменится, он просто поедет дальше. Ему было все равно, куда ехать.
Инстинкт бросил его вперед, прижал к шее лошади. За миг до того, как в дерево рядом вонзилась стрела. Ламберт ударил животное шпорами, посылая в галоп, но почти сразу натянул поводья — впереди показались два всадника. Он обернулся, увидел еще троих. С дерева раздался свист, подсказывающий, где скрывался стрелок. Ламберт выругался, спрыгнул на землю и потянулся за мечом — биться верхом он ненавидел, имея явные преимущества на земле. Возвышающийся над ним всадник пугал его не больше, чем грифон.
Клинок с шипением выполз из ножен. Двое всадников были слишком молоды, чтобы стать хорошими мечниками. Один — слишком стар, чтобы оказать достойное сопротивление. Оставалось двое. Ничего сложного. Ламберта беспокоил только лучник в ветвях. Лучники — на прочных нижних ветвях устроились два темных силуэта. Он встал так, чтобы укрыться от выстрела за лошадью.
— Ты кто таков, что шляешься по нашим лесам? — громко крикнул всадник постарше. Он остановился поодаль, нахмурился, рассматривая ведьмака. — Да еще добрым людям мечом грозишь!
Ламберт молча рассматривая его: седой, осанка человека, привыкшего к доспеху, спину держит прямо — не простой солдат. Он занял оборонительную позицию, готовясь в любой момент отразить нападение или стрелу. Каждый мускул напрягся до предела, подчиняясь вспыхнувшей ярости, готовой вырваться в любой миг слепым орудием убийства. Он выжидал, не уверенный до конца, какая реакция будет лучшей — смириться или позволить себе поддаться эмоциям. В любом случае, нападать первым на слуг барона, чтобы оказаться потом в розыске, было глупо.
— Отвечай! — прикрикнул седой. Его конь всхрапнул, рассеивая брызги, смешанные с пеной. Они за кем-то гнались, ехали очень быстро и очень долго.
