— Здесь это тоже требовали, — хмыкнул Ламберт. — Помнится…

— Я когда-нибудь требовал становиться на колени и ублажать меня? — резко оборвал его Весемир. Ламберт заметил, как в выцветших глазах сверкнула настоящая ярость — редкое явление для старого ведьмака. — Я требовал согревать мою постель холодными ночами?

Ламберт сглотнул, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Если бы не мутации, его кожа вспыхнула бы от неожиданных слов. Гнев Весемира оказался заразителен. На душе стало мерзко, будто он вывалялся в грязи. Ламберт пожалел о своих расспросах.

— Ты уверен, что это правда? — выдавил он, стараясь овладеть голосом.

Весемир пристально взглянул на него, и Ламберту захотелось провалиться сквозь землю. Он первым отвел глаза.

— Держись от них подальше, Ламберт, — вздохнул Весемир, снова склоняясь над своими чертежами. — Это искалеченные люди. Искалеченные душевно и физически.

Ламберт не ответил. Он чувствовал острую потребность остаться одному. А еще лучше — в компании бутылки. В ту ночь он долго слушал вой ветра за стенами замка и никак не мог избавиться от выматывающей душу тоски. Он вспоминал смеющийся золотистый взгляд Айдена, и ему становилось тошно от осознания того, что этот взгляд мог скрывать.

А через пару недель ему приснился сон.

Обнаженный, распластанный, он лежал на голой земле. Руки и ноги туго натягивали веревки. Он едва их чувствовал. Спиной он ощущал шевеление червей, в воздухе витал запах влажной почвы, но вокруг царила кромешная темнота. Его терзала дрожь, с которой он не мог совладать. От мертвой тишины закладывало уши. Он попробовал крикнуть, но горло не издало ни звука.

А потом послышались чьи-то голоса, пробиваясь будто сквозь пелену тумана. Чьи-то руки скользили по телу, пробуждая животный ужас и непреодолимую тошноту. Чей-то смех зазвучал отовсюду, от него свело живот, а между ног стало мокро. Он кричал и не слышал свой крик. Рвался, выламывая руки из суставов, но оставался неподвижен.

Он проснулся, задыхаясь от неведомого прежде страха, лишавшего разума и ощущения себя. Все тело покрывал липкий пот. Ламберт выругался, злясь на свои расспросы и на откровенность Весемира. Откинув одеяло, он отдался во власть холодного воздуха, который мог напомнить, где он находится, который мог позволить прочувствовать реальность. Он точно стареет, если глупые россказни вызывают в нем столько эмоций.

Но что-то тревожило Ламберта. Не давало покоя, блуждая на периферии сознания. Он долго пытался ухватить мысль, рассмотреть ее ближе, а потом почувствовал, что его начинает потряхивать. Потому что он уже видел похожие сны.

Не настолько ужасные, другие, смысла которых до разговора с Весемиром он не понимал. Сон, где его тело вспыхивало раздирающей болью, идущей из самой глубины тела. Сон, где он захлебывался от собственной рвоты, не в силах повернуться набок. Сон, где он просто лежал, ощущая на себе липкую, отвратительную сырость, стекавшую по телу. Сцены объединяло одно — его руки всегда были связаны. Эти сны всегда переполняло страдание, ужас и безысходное отчаяние.

Но один раз ему приснилось счастье. Счастье, воплощенное в человеке с каштановыми, почти рыжими, волосами и ласковыми глазами. Он склонялся над ним, и тембр его голоса обволакивал сознание, хотя Ламберт и не различал слов. Тогда он чувствовал прикосновение тепла и глубокое умиротворение. Этот сон больше не повторялся.

Зима измучила Ламберта. Истерзала душу тоской, обессилила недосыпом и вихрем незнакомых эмоций. И приковала мысли к образу, незримо витающему рядом все долгие белые месяцы. К Айдену.

***

— Хреново выглядишь, — в голосе Эскеля сквозило беспокойство. Он хмуро разглядывал Ламберта, стоя на весеннем ветру. Сладковатые порывы, прилетавшие из долины, трепали его волосы, по израненному лицу изредка пробегали лучики холодного раннего солнца, временами выглядывавшие из-за низких туч.

— И чувствую себя так же, — вяло откликнулся Ламберт, опираясь на стену крепости и глядя вниз, где едва начал разрушаться наст. Он прикинул, сколько еще придется сидеть взаперти и поморщился. После проклятой зимы хотелось сбежать отсюда как можно скорее. Подальше от внимательных взглядов Весемира и своих безумных чувств. Он почему-то связывал их с замком, хотя понятия не имел, с чего вдруг ему так поплохело. И старался даже не думать, что будет делать, если надежды не оправдаются и дело окажется в нем самом, а не в Каэр Морхене.

Несколько раз доходило до того, что Ламберт всерьез собирался рассказать о своем состоянии — подумать только! — Весемиру, но привычка разбираться с проблемами самостоятельно удерживала от бессмысленного нытья. Он догадывался, что старик вряд ли поможет.

— Задержишься? — коротко спросил Эскель.

— Ни в коем случае, — фыркнул Ламберт. — Гвил выезжает через неделю. Поеду с ним.

— Еще холодно, — заметил Эскель. Ламберт чувствовал на себе его взгляд и явственно слышал в словах какую-то недосказанность. — У тебя с ним какие-то дела?

— Меня уже тошнит от этой крепости, — честно сообщил Ламберт. — Как и его. Это единственное, что нас объединяет. — Он посмотрел на Эскеля, отметил обеспокоенность. В Каэр Морхене мало что можно было скрыть. Он спросил напрямую: — Тебя беспокоят его взгляды?

— Он идет опасной дорогой, — кивнул Эскель. — Весемир тоже встревожен.

— Гвил сам разберется, — Ламберт пожал плечами и снова посмотрел вдаль, где на фоне серого неба возвышались синие отроги гор.

— А ты?

Ламберт снова фыркнул. Обычно подобная забота вызывала в нем раздражение, но не теперь, когда он не понимал, что с ним происходит. Сейчас он чувствовал себя уставшим, как никогда, в душе царило смятение.

— Поверь, сомнительное будущее с призрачными горами кровавого золота последнее, что меня сейчас интересует, — проворчал он. — Лучше скажи, ты знаешь какого-нибудь чародея, который не пошлет меня с порога за сердцем дракона? И не сдерет втридорога.

— Все настолько плохо? — в голосе Эскеля снова зазвучала тревога. Ламберт поморщился и ничего не ответил. Эскель задумался. — Поезжай в Гелибол. Если ничего не изменилось, там живет Зэмистокльз. Раньше он специализировался на излечении. И очень интересовался ведьмаками.

— Его интереса стоит опасаться? — на всякий случай уточнил Ламберт. Услышанное не слишком воодушевляло, но чародей-целитель, казалось, подходит как нельзя лучше.

— Раньше — не стоило, — Эскель пожал плечами. — Насколько я знаю.

— А ты его откуда знаешь? — без всякого интереса спросил Ламберт.

— Слышал от одного ведьмака. От Рейнода, если помнишь такого, — на губы Эскеля легла горькая улыбка.

— Ладно, и на том спасибо, — устало отозвался Ламберт. Он помнил. Рейнод был старше него. Старше Геральта и Эскеля. Он погиб лет десять назад так, как и полагалось ведьмаку, дожив до преклонных лет, но не дотянув до возраста Весемира.

Эскель мгновение помолчал, тоже глядя на просыпающуюся от зимней спячки долину. Налетел свежий ветерок и принес запахи возрождающейся земли. Со двора донесся стук топора — Гвил рубил дрова.

— Если что-то понадобится, — Эскель положил руку на плечо Ламберта, — ищи меня в Аэдирне.

Ламберт благодарно кивнул и прислушался к едва слышным удаляющимся шагам. Он был уверен, что ни в коем случае не станет искать помощи у Эскеля. Как ни любил его брат, помочь здесь он был бессилен. Ламберт вообще сомневался, что кто-то сможет ему помочь. От этой мысли в сердце снова вползла тоска, от которой впору было лезть в петлю. Он решил, что для начала стоило заехать в хороший трактир и найти там нормальную бабу. Благо, с прошлого лета осталось немного денег.

Настроение слегка улучшилось, как всегда при планировании отъезда, но он знал, что это ненадолго. Ламберт вздохнул и направился на кухню. Обед сегодня был на нем.

========== 11. Весна ==========

Ручеек узкой полоской сбегал с холма, прокладывая путь между клочьями грязного снега, путаясь в сухой прошлогодней траве, пробираясь меж черных стволов ольшаника. Новая поросль еще не взошла, и рощица выглядела голой, разоренной, как и деревня, что лежала за ней. Родниковая вода холодно поблескивала на утреннем солнце, будто приглашая попробовать вкус ранней весны, но Ламберт знал, что в ней таится яд. Ручеек брал начало под большой ямой, заваленной трупами.