========== Пролог ==========

— Не в последний раз видимся, Волк, — Айден хлопнул его по плечу.

— Угу, — Ламберт бросил на него хмурый взгляд и вскочил в седло. — Бывай.

Конь пошел легкой рысью. Спиной Ламберт чувствовал взгляд Айдена — пристальный, долгий, но не оборачивался. Будто обернувшись признал бы, что встреча состоится не так скоро, как хотелось бы.

Он хорошо помнил потом это чувство незавершенности, недоговоренности. Но еще лучше помнил ожидание беды, терзавшее в тот день, беды неотвратимой, осязаемой, подкравшейся незаметно, так, что даже ведьмак ничего бы не заметил. И ему очень хотелось спросить, что чувствовал Айден в то далекое утро.

На земле еще лежали скудные клочки позднего снега. Грязь разлеталась из-под копыт, пятная бабки и бока коня. Бесцветная прошлогодняя трава уныло торчала на обочине лесной тропы. Прикосновения весны были еще неуверенны и неловки.

Ламберт думал о новом заказе, о новых деревнях и городах, но мыслями все время возвращался к оставленному позади взгляду. Слишком раздраженный, чтобы оглядываться, и слишком подавленный, чтобы просто уехать, он пошел на хитрость — свернул на боковую дорогу, намереваясь искоса взглянуть назад, увидеть далекий силуэт.

Айден стоял на том же месте. Неподвижно держал узду коня и смотрел на него, будто мог встретить взгляд на таком расстоянии. Будто знал, что Ламберт схитрил. Будто тоже чувствовал что-то.

Ламберт выругался и вскинул руку в прощальном жесте. Дождался ответа и пришпорил коня. Больше он не оборачивался.

А спустя всего два месяца жестоко корил себя за то, что поддавшись раздражению, не расспросил Айдена как следует. Идя по остывшему следу, по незримым меткам, последними словами проклинал свое немногословие. И замолчал, ухватив нить. Потому что говорить было невыносимо. Невыносимо было даже думать.

Осталось только бесконечное, полное отчаяния одиночество.

========== 1. Похититель девиц ==========

Городской колокол Элландера призывал всех на главную площадь, далеко разнося под закатными небесами угрюмый звон. Летний, еще не остывший, воздух дрожал, наполненный удушающей пылью и не менее удушающими запахами. Узкие улочки ловили горячий воздух, собирали пары, которые источали гниющие лужи. Эта часть города не предназначалась для благородного люда, а значит, собирала все, что исторгалось другой его частью — холеной, сытой, лощеной.

На опустевшем рынке закрывались последние лавки, оставляя только помои, грязь и остатки чего-то неопознанного. Мерный звон колокола привлекал горожан, и со всех улиц на его оглушительный зов стекался народ.

Ламберт отступил к стенам, пропуская спешивших горожан, не желая оказаться в толчее. Одновременно он прикинул, как лучше пройти к «Синему Селезню»: короткий путь лежал через площадь, длинный предполагал долгие извилистые ходы задними дворами, без сомнения, переполненные сейчас гниющими на жаре отбросами. Людные места раздражали, там всегда поджидало ненужное внимание, но июльский зной заставил предпочесть вонь немытых тел вони нужников и гнили. Ламберт неспешно направился к площади, надеясь миновать ее быстро. И тут же понял, что не ошибся в выборе — все взгляды были направлены на невысокий помост, с которого вещал глашатай.

Народ все прибывал, и вскоре Ламберту пришлось уворачиваться от норовивших наскочить на него горожан. Он плюнул и отошел ближе к стенам, прибавляя шаг.

Его взгляд привлекла цветастая юбка, мелькнувшая в проулке. Молодая женщина призывно улыбалась, не спеша выходить на площадь, глубокий вырез, почти обнажавший грудь, и раскинутые полы юбки, сквозь которые виднелось белое бедро, ясно выдавали род ее занятий. Она была весьма миловидной — вздернутый носик, светлые кудряшки вокруг высокого лба, мягкий румянец.

Заметив его взгляд, девушка склонила голову набок и призывно повела плечом. Ламберт, почти шагнувший к ней, вспомнил вес своего кошелька и со вздохом отвернулся.

— Эй, не торопись, — окликнула она его. — Разве такой вечер можно проводить в одиночестве?

Он криво усмехнулся и все же подошел, заслоняя ее от толпы.

— Можно, если серебро иссякло, — Ламберт развел руками. — И если никто не спешит давать в долг.

— Неужели ни монеты не осталось? — девушка шагнула вперед, почти касаясь его своим жарким телом. У нее была полная, еще не обвисшая грудь. Должно быть, она не так давно занялась славным ремеслом.

— А тебе хватит монеты? — Ламберт поддел край ее выреза, сильнее открывая грудь, любуясь темно-розовым соском.

— Все зависит от того, что ты хочешь получить.

Толпа позади них взорвалась возмущенным шумом. Взгляд девушки метнулся за плечо Ламберта, но тут же вернулся к нему.

— Ну, так на чем сговоримся? — она придвинулась еще ближе.

Ламберт бросил взгляд на проулок позади нее. Пусто, тихо, подходяще. Он почти подтолкнул ее подальше, чтобы скрыться от посторонних взглядов, но в этот миг ощутил на поясе ловкие пальчики. И они пробирались совсем не туда, куда следовало. Хмыкнув, он схватил ее за запястье. Девушка ойкнула.

— Никудышная воровка, — усмехнулся Ламберт, убирая ее руку от кошелька. — Должно быть, и проститутка из тебя не слишком умелая.

— Тебе и такой не достанется, — огрызнулась девушка, пытаясь вырваться. Вся приветливость тут же с нее слетела. Она безуспешно пыталась разжать его пальцы другой рукой.

— Да? — зло сощурился Ламберт. — Посмотрим, что достанется тебе. — Он кивнул на толпу позади. — Смотри-ка, все уже собрались. Знаешь, что принято делать с воровками?

К некоторому его удивлению девушка звонко рассмеялась.

— Не советую обращаться к ним, — она перестала вырываться. — Они сейчас слишком заняты. Твоим собратом. Но если хочешь приумножить им веселье, давай пройдемся, ведьмак, пристающий к приличной женщине. Как думаешь, кому они поверят — мне или тебе?

— Это ты-то приличная женщина? — ухмыльнулся Ламберт.

— Я дочь трактирщика, — девушка вызывающе взглянула на него.

— Зачем дочке трактирщика грабить прохожих? — Ламберт выпустил ее руку, и девушка немедленно отскочила на несколько шагов, но убегать не спешила.

— А вот это не твое дело, — она сжала губы, в ней больше не чувствовалось злобы. — Иди своей дорогой, пока они не принялись и за тебя.

— А ты, значит, останешься тут грабить прохожих? — насмешливо поинтересовался Ламберт.

— Тебе-то что? — девушка вскинула брови.

— Ты слишком молода, чтобы испытать последствия собственной глупости, — Ламберт почему-то почувствовал к ней симпатию, хотя она только что пыталась его ограбить, а покушение на свой кошелек он никому не прощал. — Дам тебе совет — не лезь к ведьмакам.

— Учту, — девушка снова рассмеялась, блеснув крепкими зубами, и скрылась в проулке, а Ламберт повернулся к площади, держась в тени домов. Она упомянула его собрата. Ведьмака? В груди всколыхнулось беспокойство.

Домики плотным кольцом облепляли площадь, голос глашатая метался между ними, усиливаясь и достигая каждого пришедшего. Люди жадно глазели на помост, который был едва виден за спинами. Ламберт выругался, не понимая смысла в строительстве столь низкой конструкции — приличные эшафоты возвышались над головами на добрых три фута. Пришлось напрячь и без того обостренный слух.

— …сказать нам, где девица! — донеслось до него.

Ответ был слишком тих, чтобы расслышать его сквозь гул толпы.

— Ты лжешь! И всем очевидна твоя ложь, — продолжал, вероятно, обвинитель. — Если ты невиновен, так скажи, куда делась девушка?

Ропот вокруг нарастал. До Ламберта долетали только обрывки фраз, ни о чем не говорившие. Он задумался, стоит ли вмешиваться, но тревога мешала просто развернуться и уйти. Там, на помосте, мог быть кто угодно. Возможно, знакомый ему ведьмак.

— В таком случае, — возвысил голос обвинитель, — ты останешься в темнице до обеденного колокола. Пока не скажешь, куда дел тело. Если же и завтра продолжишь упорствовать, тебя ждет кара, положенная нашим повелителем, князем Эревардом, для преступивших закон! Виселица!