– Снимай его, – выдохнул Палыч.

***

– Сем, а Сем, может ты отойдёшь от него? Чего ты к нему прилип, как банный лист?

Голос Марины дрожал и вибрировал, когда она переходила на высокие частоты. Проблема в том, что она всегда разговаривала на высоких частотах, когда нервничала. Обычно это раздражало Сему, этот сраный ультразвук, как у Сарины из файтинга Мортал Комбат, от которого закладывало уши. И привычка Марины орать на ухо. Но сейчас ее голос успокаивал и даже вселял некоторую уверенность. Хотелось верить, что он делал все правильно и не ошибся.

– Погоди Марин, так надо, – прошептал Сема, стараясь унять волнение и добавил, но тише, уже для себя. – Самому тошно, если б ты знала.

Тошно было не только морально, но и вполне себе физически. Повезло, что пустой живот, иначе быть содержимому желудка наружу. Не хотелось и не доставляло никакого удовольствия обыскивать труп капитана, да ещё и покончившего с собой… таким образом. Но с другой стороны, здорово бы наступить на глотку своим хотелкам и эмоциям ради дела. В крови он уже выпачкался, когда офицер выстрелил себе голову. Когда нажал на крючок спускового механизма, заляпав своей кровью и мозгами все вокруг.

Да чем он вообще думал?

Несдержанный мерзавчик.

Сема поежился. Он до сих пор чувствовал приторный солоноватый привкус крови во рту. Настолько приторный, будто поцеловал маринованный огурец из консервной банки, какие хранились у них в кладовой. Спрашивается, на хрена было облизывать губы? Вроде и тщательно вытер, а все равно… А все потому, что нервничал и убедить себя в том, что он нервничает из-за того, что старается чрезмерно, совсем не выходило. Он нервничал потому, что случилось все это дерьмо. Дерьмово, когда ты стоишь над трупом и потрошишь ему карманы.

Даже в такой ситуации Сема понимал, что умудряется выглядеть жалко и нелепо. Каждый раз, когда руки касались тела, проходились по карманам, он с силой зажмуривал глаза. Вроде как есть перед ним труп, а вроде как и нет… Как детстве, когда ты хочешь потрогать что-то страшное, сам попукиваешь с перепугу, а любопытство берет верх, вот и закрываешь глаза, чтобы прикоснуться. Но Сема то здоровый мужик, поэтому помогало так себе. Правда за оправдание можно было взять тот факт, что он знать не знал, что когда-нибудь будет обыскивать труп. Но ведь не для себя он это затеял, все для семьи. Для сына и для Марины, в конце концов, чтобы супруга не говорила.

– Отверни Митьку, – прошептал он, прежде чем решиться протянуть руки к телу в очередной раз.

Митьке, этому щуплому пацану, приходилось куда хуже родителей. Пацан с ошарашенными глазами наблюдал, как его отец наглым образом мародерствует. Перепугался мальчишка так, что даже не заплакал, то ли растерялся настолько, то ли забыл. Да Сему самого до сих пор трясло, что руки ходуном ходили! Одно дело, когда ты видишь смерть с экрана, оттуда тебе говорят, что каждый день умирают десятки и сотни людей. Да ладно десятки и сотни – тысячи, десятки тысяч! Другое дело столкнуться со смертью вот так взаправду, лицом к лицу, когда старуха с косой таки хватает кого-то за яйца и утягивает за собой. Поэтому представить, что творится на душе ребенка, которому приходится вот так экстерном взрослеть…

– Марин! – рявкнул Сема, жена никак не реагировала на просьбу.

– Да… извини! – встрепенулась она. – Отвернись сынок, смотри лучше на меня, папа все правильно говорит.

Марина взяла сына за плечи и, не дожидаясь, когда тот отвернется, просто развернула его на 180. Пацан охотно отвернулся, но выражение его лица не изменилось, он был напуган до смерти. В любой другой ситуации мальчик бы прислонился к маме, но не сейчас. Сейчас что-то внутри его, что-то незаметное, надломилось. На Марину он даже не взглянул. Что делать с Митькой, как приводить сына в чувства – с этим придётся разбираться позже.

«Потерпи, сынок».

Сема, наконец, вернулся к телу, тщательней прошелся по карманам, прощупывая каждую складку. Что он искал? Да что придется, наверное, то, что могло оказаться полезным, что могло помочь. Трупы ведь обыскивают от того, что может попасться нечто ценное.

Военный застрелил себя выстрелом в подбородок, снизу. Пуля прошла через всю черепную коробку и взорвала фонтаном область в районе мозжечка, а капитан как мешок с песком завалился прямиком вперед и теперь лежал на животе, чуть оттопырив задницу кверху.

В заднем левом кармане наткнулся на что-то твердое, небольшое, прямоугольной формы. Достал – удостоверение. Открыл, пробежал глазами по строкам. От фотографии капитана на фото удостоверения стало не по себе. Такой уверенный, статный, а главное… живой. Еще живой. Митька захлопнул вкладыш и отбросил в сторону. В удостоверении почему-то значилось другое имя – Аркадий. Фамилии капитана он не знал, но по бумаге он был Фроловым. Задаваться вопросом почему отличаются имя, которым представился военный и которое было написано в удостоверении, Митька не стал. Теперь не важно. Пусть катиться к черту, предатель.

В другом кармане нашелся мобильник. Старенький смартфон, который, судя по всему, неплохо держал заряд, несмотря на длительное время эксплуатации – батарея застыла на отметке более 90%. Сигнала на телефоне не было, хотя Сема проверил не включен ли авиарежим. А еще у смартфона был разбит экран, треть матрицы потекла. Сема было задумался – возможно, стоило оставить мобилу, дать поиграться сыну, чтобы отвлекся и забылся. Однако, при ближайшем рассмотрении, от идеи пришлось отказаться – телефон полетел на землю, вслед за удостоверением. Лишнее напоминание Митьке о самоубийце. На хрен, даром не нужно.

Сема вздохнул… не погорячился этот солдат? Не рано в себя выстрелил? Понятно, что выглядел капитан неважно, но никаких признаков инфицированного, никакой вони. Ни-че-го. А все разговоры о службе, о том, что он не выполнил приказ… О чем может идти речь, когда свои стреляют в своих же без суда.

Чтобы искать дальше, пришлось переворачивать тело. Сема навалился, попытался перевернуть. Военный был на порядок крупнее, благо не успел окоченеть. Но, увы, стоило чуть приподнять тело, как послышался звук.

П-и-и-иу.

Неприятный, внутриутробный звук. Что-то внутри капитана как будто ожило. Похоже там, в теле начались процессы разложения и прямо сейчас капитан произвольно опорожнился. Хотел запахов? Получайте. Сема замялся, несколько долгих секунд смотрел на тело, на расплывшееся пятно на штанах, стараясь дышать ртом и не в силах перебороть себя, чтобы прикоснуться к капитану и все же перевернуть тело на спину. Кровь, мозги, вперемешку с травой и землей. С губ сорвалось бессильное ругательство.

– Сема, если ты ничего не нашел, то заканчивай. Не понимаю зачем ты все это устроил. Я не могу на это смотреть, – пожаловалась Марина

Он не ответил. Наверное, действительно следовало заканчивать. Ничего в карманах не будет, а то, что сын снова пялится, это Сема спиной чувствовал. Это не компьютерная игра, где с трупа выпадает лут. К сожалению… Он выпрямился, поднялся, отряхивая ладони одна о другую. И что только на него нашло?

– Сейчас… – Сема хотел сказать, что возвращается, но запнулся.

Нахмурился, бровь поползла от удивления вверх.

ТХШ-ТШХ-ФХХ

– Сема!

Он торопливо отмахнулся, прислушался – слышался едва различимый треск. Даже не треск, потрескивания. Звук шел «из-под» капитана, своим телом военный как бы глушил его.

– Что там? – Марина тотчас выросла за спиной супруга, сгорая от любопытства. Треск она тоже слышала.

– Ты слышишь? – Сёма насторожился, вслушиваясь. – Помоги мне его перевернуть.

– А сам? – Марина отшагнула, как обжегшись, брезгливость отразилась на ее лице.

– Он слишком тяжелый.

– М-м… ладно.

Вдвоем они таки взялись за тело, перевернули на спину. Марина брезгливо расставила руки, не зная обо что вытереть пальцы – все было перепачкано в склизкой жидкости. Сложила губки трубочкой, как будто собирается вырвать. Сема уже не обращал внимание на дискомфорт, страх, как рукой сняло. Взгляд упал на рацию, антенна которой торчала из-под края бронежилета капитана. Рация издавала треск и писк.