– Благодарю, с давлением проблемы еще с юношеских лет, – капитан выхватил платок из ее рук, попытался вытереть кровь, но размазал еще больше. Кровь не собиралась останавливаться. Он выругался сквозь зубы, запрокинул голову, попытался соорудить из платка нечто наподобие тампона и продолжил. – Был приказ не выпускать граждан из города. Помните, как в прошлом году на выезде ставили посты? Мы думали, что задача схожа. Ничего серьезного, стоишь себе, зайцев ловишь. А теперь не знаю, что думать, – он внушительно пожал плечами.

– Но ведь это ваш вертолет! Военный! – не унималась Марина. – А трупы в кузове грузовика, это вы называете “ничего серьезного”? Или это те самые зайцы?

– Вертолет наш, вы правы, – капитан не стал спорить, продолжая спокойно отвечать. на эмоциональные выпады, но на вторую часть вопроса он не стал отвечать. Это Сема отметил про себя.

– Так вот, ваш вертолет расстрелял наш фургон и нас! И вас кстати тоже, вместе с нами.

– Повторю, теперь я не знаю, что думать и ума не приложу. Расстрелял, – капитан развел руками, но тут же вернул ладонь к кровоточащему носу. Хорошо хоть кровь изо рта теперь шла не так выраженно. Как полагал Сема виной тому была поврежденная с внутренней стороны губа или щека.

–И… все? – прошептала Марина.

– Как есть. За что купил, за то и продаю.

– Мне кажется вы недоговариваете, Михаил, – Сема ужаснулся, когда услышал собственные слова. – Может все-таки расскажите о том, что в кузове вашего грузовика делали тела?

Капитан посмотрел на него внимательно, перевел взгляд в небо, будто высматривая вертолет, хотя на самом деле он просто держал запрокинутой голову, чтобы уменьшить кровотечение носом, а потом махнул рукой – мол, была не была.

– У нас был приказ стрелять на поражение, – прошептал он.

– Че-го? – ошеломленно протянула Марина.

– Мы восприняли этот приказ, как стрелять только в тех, кто ослушается, кто попытается прорваться через пост, – он запнулся, замолчал, склонил подбородок на грудь, тампон из платка упал на землю под ногами, но никто не обратил теперь на это внимание. – Только в тех, кто откажется выполнять распоряжения. Не хочу оправдываться… Что было, то было.

– Нет уж, говорите, – Марина вытаращила глаза, вцепившись бульдожей хваткой. – Договаривайте! Как вы там сказали, за что купил за то и продаю?!

– Что вам сказать, что я понял этот приказ только теперь, после того, как в фургон выстрелили из вертолета? Нет, приказ был отдан четко и ясно – мы были должны стрелять на поражение всех, кто подберется к посту из города, независимо от других обстоятельств и причин. Независимо от того, повернет человек назад или нет, станет слушать наши команды или ослушается. Но разве я мог отдать приказ стрелять в тебя или твою жену? Стрелять в ребенка?

Марина опешила после этих слов, только сильнее прижала к себе сына и мужа. Если капитан не мог выстрелить, то летчик вертолета мог. И выстрелил, намереваясь выполняя приказ убить гражданских, подошедших к посту и как теперь выяснилось дезертира не выполнившего приказ расправиться с этими самыми гражданскими.

Капитан громко чихнул, едва успевая прикрыть рот рукавом. Он вздрогнул все телом, уставился на рукав, на котором осталась полоска подкрашенной кровью слизи. Михаил нахмурился.

– Я что получается – предатель? Изменил родине? – он хмыкнул, рука вновь вернулась на рукоять оружия. – Дожился, блин… Дослужился, когда до пенсии по выслуге рукой подать.

Причитая, капитан вытащил пистолет, покрутил его в руках, как какую-нибудь игрушку. Палец скользнул по предохранителю У Семы округлились глаза. Зачем?

– Семен, вам как отцу и мужу оставлю автомат. Умеете им пользоваться.

– Разберусь при надобности, но полагаю, что в этом не будет нужды, если вы пойдете с нами? – заметил Сема.

– Может и будет, кто ж его там разберет.

Капитан не договорил.

– Михаил, что вы дела…

Марина среагировала гораздо быстрее мужа. Однако, ее возглас заглушил выстрел. Капитан открыл рот, засунул туда дрожащей рукой дуло и спустил крючок спускового механизма.

***

На душе скребли кошки. Во что превратился Ростов-на-Дону? Палыч с грустью озирался, нехотя принимая новую реальность. Новая же реальность была такова, что от любимого города, в котором майор родился, жил, улицы которого защищал, осталось лишь «что-то». Иллюзия, да и та растворялась с каждым часом. Любой город украшают его жители, так и лицо Ростова-на-Дону всегда определяли жившие здесь ростовчане. Как быть, если жителей теперь нет? Палыч из раза в раз задавался этим вопросом и не мог найти ответ. Мириться, что города без горожан не существует, майор не мог.

Не меньше был удручен Алексей, который, как и Палыч вырос в Ростове. Да, судьба такая штука, что, как известно, от сумы до тюрьмы не стоит зарекаться, и Лешу изрядно помотало по стране. Но именно Ростов он считал своей малой родиной, и первая встреча после долги лет разлуки оставляла удручающие впечатления.

Палыч то и дело косился на старого боевого товарища, наблюдая за тем, как осунулось его лицо при виде пустых улиц. Интересно, а что стало с тюрьмой? Там кто-то выжил? Вряд ли беда обошла зону стороной.

Ростов действительно изменился до неузнаваемости. Теперь, обычно такой живой и колоритный, город затаил дыхание, словно в детской игре «морская фигура замри». И как стремительно все произошло. Было очевидно, что инфекция или что бы то ни было забралась внутрь, сожрала город, не подавившись, целиком и выкачала из него все соки за считанные часы. Отрицать теперь что ЭТО случилось было нельзя. Палыч ведь не мог отрицать, что у него четыре конечности, так и здесь – факт был на лицо, что не отвертеться. Но когда это произошло? На этот вопрос майор не смог ответить убедительно. События в Ростове могли с одинаковой долей вероятности развернуться совершенно в разных сценариях. Майор не мог отвергать ни один из них. Уже не мог. Так, беда могла прийти в южную столицу из злосчастного НИЦ, где все началось. У НИЦ были контакты с городом, и этот вариант казался предпочтительным и очевидным… сперва. Теперь, когда майор увидел Ростов собственными глазами, уверенность в том, что первая теория неоспорима, пропала. То, что произошло здесь, не могло случиться за несколько десятков часов. Время подчас тянется необычайно долго, но и оно не резиново и все события не уместишь в жалкий временной отрезок разом. Поэтому, теперь Палыч не исключал, что инфекцию могли завести в город одновременно с событиями в злосчастном НИЦ. А вполне быть может и того раньше… Вирус мог попасть в город из самого Ростова-на-Дону и отсюда завезен в НИЦ, в их лабораторию, а там уже по накатанной… Может потому и не было связи уже в тот момент, когда они встретились с Инной, Игорем и Сашей в ту ночь? Просто потому, что в Ростове к тому моменту некому было обслуживать вышки связи.

Можно было рассуждать сколько угодно, но факты… Факты вещь упрямая и они не долларовая купюра, чтобы всем нравятся. Они просто есть. Если идти против них, то нужно быть либо авантюристом, либо глупцом. Ни к тем, ни к другим Палыч себя не перечислял. Факты были на лицо, увы.

Чего стоили развешанные на домах плакаты.

«Спасите, богом молю».

«Помогите!!!».

Эти плакаты вешали на последних этажах, чтобы улучшить видимость с воздуха. Надписи делали коряво, но крупным шрифтом на простынях, пододеяльниках. Надписи наносили кто чем горазд и кто чем запася, но чаще всего в ход шла краска разных цветов.

– Здесь люди, – прочитал Алексей надпись, расположенную на одном из домов.

Этот плакат был сделан из пододеяльника, который вовсе разорвали, чтобы получить большую площадь для нанесения надписи. Кто-то в дополнении к плакатам прикреплял к окнам склеенные листы бумаги и уже на них писал:

«Я тут»

«Моему ребенку 3 года»

Где-то добавляли число, чтобы показать – выжившие еще борются за жизнь. Вот только везде стоял вчерашний день… Борющиеся за жизнь люди наверняка обновляли информацию и если предположить, что это так, то борьба кончилась двадцать четыре часа назад.