«Живу я в белокаменной столице…» Живу я в белокаменной столице, Пишу стихи в Серебряном бору, Но вырывается из рук, подобно птице, Мой зонтик одинокий на ветру. Все чувства я в стихах запечатлела: Любовь, печаль, смятение, разлуку… И нету ни малейшего мне дела, Какую ты испытываешь муку. Ты одинок – душою не криви! – Как заключённый, ждёшь со мной свиданья. Я соглашаюсь, но не из любви, А так, из милости, из чувства состраданья. Свою печаль я прогоняю прочь, Как гонит тучи беспокойный ветер, Чтоб наступила царственная ночь И краски заиграли на рассвете. Что жизнь прекрасна, снова говорю, Что безразлично мне твоё участье, Что я и так тебя благодарю За свет звезды пленительного счастья. «В уголке уютной залы…» В уголке уютной залы Осушали мы бокалы. На столе свеча горела, Я в глаза твои смотрела. Чуть поодаль грудь другая, «Ослепительно тугая», По тебе вздыхала тоже. Отпусти грехи нам, Боже! В наказанье за грехи Ты читаешь мне стихи. И в твоём невинном взгляде Бьётся мысль: все бабы – б…ди Музе я не изменю! На столе лежит меню, Вьётся дым от сигареты. Все вы сволочи, поэты! Усмирить хочу свой пыл, Но сжимает горло спазм. Это значит, наступил Поэтический оргазм! Гуляя по Невскому А помните, милый, гуляя по Невскому, Вы мне признавались в любви к Достоевскому? И Вы говорили: «Гармония в мире, Как белый рояль в коммунальной квартире». Мне было уютно у Вас в коммуналке. В углах – паутина, на окнах – фиалки. За дверцей буфета – припрятанный виски. Теперь наш удел – состоять в переписке. Но снится мне Питер и комната Ваша. И кто б мог подумать, что «Бедная Маша» Пленит Ваше сердце ненастной порою! Пусть скажет «спасибо» советскому строю. И я благодарна ему, тем не менее Хотела бы с Вами вернуться в имение… Когда Вы явились с визитом к соседке, Я чай разливала в садовой беседке. – С вареньем? Со сливками? Может быть, с ромом? И мы говорили о старом и новом. И слушали звон колокольный вдали. Пролётка умчалась в дорожной пыли. Столетье спустя оказались мы вместе. Мои поздравления – Вашей невесте. «Обещает наступить…» Обещает наступить После бурь затишье. Будет время посвятить Вам четверостишье. Будет время над собой Вдоволь посмеяться. Сколько можно, Боже мой, Невпопад влюбляться?! Вам немного будет льстить Это посвященье. Я бы рада Вас простить… Но прошу прощенья. «Как бы мне хотелось…» Как бы мне хотелось Жить в волшебном доме, Где хранятся сказки, Как стихи в альбоме. Где старушки-стены Сплетничают ночью Обо всём, что раньше Видели воочью. Где огонь в камине Создаёт уют И на книжных полках Чудеса живут, Где в старинном кресле, Чуть скрипя пером, Сочиняет сказки Друг мой Шарль Перро. «Когда Амур бросался стрелами…» Когда Амур бросался стрелами, Мы были от него далече. И потому остались целыми Сердца при нашей первой встрече. И всё такое Я напишу Вам, так и быть, Не эсэмэску, а рукою, Что продолжаю Вас любить, И жду звонка, и всё такое… Вы позвоните мне в ответ И прокричите: «Далеко я!», Что в Амстердам у Вас билет, И на Луну, и всё такое… Девиз натуралиста «Пускай она поплачет!» – девиз натуралиста, Не мудреца, не старца, не воина-стрелка. А впрочем, я – не Линда и не Евангелиста. И ты меня не любишь пока-пока-пока. Твои дары бесценны: букеты и картины, Коряги и ракушки, и всякое старьё. А я хитросплетенья любовной паутины Набросила на сердце твоё-твоё-твоё. Открыв окошко настежь, с утра надену блузку И выпью из фарфора английский терпкий чай. Не с клюквенным вареньем, а с сахаром вприкуску, А ты, ушедший ночью, скучай-скучай-скучай. Твоим цветам засохшим я подбираю вазу, Потом накрашу губы и выщипаю бровь. И ты очнёшься с ходу, и ты проснёшься сразу, Когда к тебе нагрянет любовь-любовь-любовь. Июль Читаю вслух Аврору Дюдеван, С французского читаю, в переводе. Заслушался и не скрипит диван, И зайчик солнечный улёгся на комоде. За окнами хозяйствует июль. Не «жа́ры», а чудесная прохлада. Едва колышется прозрачно-пыльный тюль, И кресло старое такой погоде радо. Но возмущён мобильный телефон. Он статен, молод и высокомерен. Без разницы ему: кто – «де», кто – «фон». Лежит себе и ржёт как сивый мерин. Его хозяин гордо произнёс, Что через час-другой за ним вернётся. Но гостю не обрадуется пёс, И зайчик солнечный ему не улыбнётся. Роман без продолженья и начала, И, видимо, без всякого конца. Как порт речной, без лодок и причала, Или портрет красотки без лица. Легко дышу среди любимых стен, Под пледом, принесённым из химчистки. Не перечесть ли мне Виже Лебрен? Как упоительны, друзья, её записки! |
