Несмотря на то, что вира[183] за смерда такая же, как и за холопа[184], нельзя считать смердов собственностью князей. В одном из списков «Русской Правды» («Троицком»): «А за смердин холопъ 5 гривен»[185], то есть речь идёт не об уравнивании холопа со смердом, а о вире за холопа, принадлежащего смерду. Стоит обратить внимание на «Краткую Правду», где смерду может принадлежать конь и борть[186]. То есть смерд может владеть движимым и недвижимым имуществом, холопами, он может передавать имущество по наследству[187]; в отличие от холопа, смерд несёт ответственность перед законом[188]. В принципе, в статье 23 «а въ смердъ и въ хо[ло]пъ 5 гривенъ» нет никакого противоречия. Выше – в 22 статье – мы читаем в той же форме: «а въ сельскомъ старостъ княжи и в ратаинъмъ 12 гривнъ», то есть за убийство сельского старосты, который ведает пашнями (ратаями), вира 12 гривен. В этом случае «и» имеет характер уточнения, и 23 статья читается не как уравнивающая холопа и смерда, а «за убийство слуги, который является зависимым» (холопа, который смерд).

Смерды имели различные виды хозяйств, занимаясь охотой, земледелием, бортничеством; но как земледельцы они вполне могли быть арендаторами или иметь свою землю. В «Повести временных лет» смерды представляются именно земледельцами: «Негодно нынъ веснъ ити, хочем погубити смерды и ролью ихъ… оже то начнеть орати смердъ…»[189]. Из этого отрывка чётко видно, и что у смерда есть своё село, и его род занятий. В старинных переводах слову «смерд» вовсе соответствует греческое «ίδιώτης, γεωργός», то есть собственник-земледелец[190]. Обращу внимание, что только на земле Великого Новгорода крестьяне могли быть землевладельцами: в любом русском княжестве крестьяне работали либо на государственных, либо на частных землях[191].

Безземельные смерды известны нам по Псковской Судной Грамоте[192] (которая, к слову, не знает понятия «смерд»), которая говорит об изорниках, огородниках и кочетниках (четниках).

Изорник, или напащик, – от «изорати», вспахать, арендует пахотный участок. Огородник арендует огород. Кочетник – от «кочет», колышек у лодки для привязывания весла, арендует рыбные угодья. Аренду все выплачивают натурой[193]: изорник – четвертью урожая, остальные – половиной продукта, за что назывались ещё «исполовниками» или «половниками». То, что половники могли не арендовать пахотную землю, а работали на хозяина, показывает нам грамота № 242, в которой половники пишут челобитную с просьбой прислать указания о молотьбе[194].

Смерды безземельные были частично зависимыми, и потому близки к московским закупам, о чём нам говорит 85-я статья: «Когда умрёт в селе у хозяина напащик, и у него не останется ни жены, ни детей, ни брата… хозяин может продать имущество умершего»[195], и следующие за ней. Даже если у изорника остаются наследники, не стоявшие в договоре аренды, долг автоматически переходит к ним. Фактически при таких строгих правилах взыскания ссуды, задолжавшие изорники практически не могли отказаться от аренды (так как при отказе они должны были отдать долг по ссуде), им грозила судьба снова попасть к прежнему хозяину, но уже в качестве несостоятельного должника, холопа, а не арендатора.

К частично свободным людям относятся закупы (или ролейные закупы[196], от «ролья» – пашня). Главное, что отличает закупа от вольного человека – это наличие хозяина. Закуп живёт при доме или хозяйстве хозяина и, если убежит, то становится холопом; также он становится холопом, если украдёт чужого коня или вола, так как отвечает за это хозяин[197]. Если же закуп с ведома хозяина идёт зарабатывать или жаловаться на хозяина[198], то он не просто не становится холопом, но имел право на рассмотрение дела[199]. То есть закуп обладает правами, включая право судебной жалобы вплоть до княжеского суда на своего хозяина. У хозяина же есть право наказывать закупа, но, если он делает это «не смысля, пьянъ, безъ вины», то за такие побои хозяин должен возместить закупу ущерб, как свободному[200].

По сути, закуп отличался от арендатора только получением заработной платы и отсутствием частичного права на землю, так как мог иметь своего коня («своискы конь»), свои инструменты («свое орудие, отарицу»)[201]. Закуп был наймитом, наёмным работником, но заработную плату закуп получал вперёд, и погашал долг своим трудом[202].

Несвободное население называлось холопами (только мужчины; женщина называлась «роба»[203]), челядью (челядином), одеренем, обелем, просто «люди такого-то». Из статей «Русской Правды» о холопах ясно видно, что холоп – не субьект, а объект права. За убийство холопа не взимается вира[204], единственно взыскивался штраф по статье за ущерб имуществу, как за убитого коня[205]. Однако же, холоп не мог быть и субъектом правонарушения: ответственность за вред и убытки, причинённые холопом, несёт только хозяин[206].

Человек мог стать холопом по следующим причинам: взятие в плен на войне; если он – закуп, и сбежал, либо украл чужого коня или вола; если он арендатор и сбежал, не выплатив долга; если он – купец, и «если он пропиется или пробьется, а въ безумии чюжь товаръ потравитъ»[207], невыплата долгов нескольким людям[208], рождение от несвободных родителей[209]. По своей воле же человек попадал в холопы, если: продал себя сам при свидетелях минимум за полгривны, женился на робе, поступил на службу тиуном[210] или ключником[211][212].

Отдельно стояли дружинники-гридни (гридьба), причём, дружина могла быть не только у князя, они бывали у архиепископов и бояр под именем «отроков», «дома», «двора». В Повести временных лет упоминаются «отроци Свеньлъжи» (дружина Свенельда)[213], «начата думати дружина Ратиборя со князем Володимером»[214]; под 1128 г. Ипатьевская летопись упоминает об отроках тысяцких: «…Воротиславъ Андреевъ тысячькый и Иванко Вячьславль въсласта отрокы своя въ городъ»[215]. Самое важное упоминание – в той же летописи под 1211 годом, когда летописец говорит, что у князя Даниила было больше воинов потому, что «бяху бояре велицiи отца его вси у него»[216]. Свои дружины были у Яна Вышатича, Шимона варяга, будущего тысяцкого Семёна Емина, Родиона Несторовича[217], причём, размеры этих дружин впечатляли: 1700, 3000 воинов.