Пока меня перевязывают, наша артиллерия переносит основной огонь на Енисей. Вот залп двух батарей накрывает протоку перед нами. Я вижу мощные столбы воды, «султаны», поднимающиеся на несколько метров над водой и разлетающихся в разные стороны людей и лошадей, китайцы после первых выстрелов начали переправляться в конном строю. После второго залпа река начинает кишить уже тонущими воинами. Мечущиеся в воде раненые и оглушённые лошади, последний штрих к картине маслом. На реке начинается хаос.

Я не знаю пять минут или час идет бой, но уже наступил рассвет и совершенно светло. Напротив нас, у кромки воды, несколько сотен переплывших протоку воинов противника. Это не китайцы, а маньчжуры. Перестрелять их мы не успеем и они вот-вот пойдут на нас в атаку. Вооружены они только саблями и пиками.

Перевязка закончена. Я поднимаюсь на бруствер окопа, за мной следом без раздумий поднимаются мои адъютанты и тувинцы, а следом и гвардейцы Казимира.

— Прохор, шашку, — протянутая мне шашка была с гардой, но какая разница.

— Гвардия! Пистолеты к бою, — полки Казимира и Панкрата, занявшие позиции напротив островов, самые обученные и отборные во всех отношениях, наша лейб-гвардия, вооружены поголовно пистолетами и шашками. Вижу как справа и слева гвардейцы рвут из-за поясов пистолеты и взводят курки.

— Шашки вон! За веру православную, в атаку, вперед! Ура! — я всё делаю на автомате, голова светлая, но пустая. В такие учебные атаки лейб-гвардейцы ходили неоднократно и каждый знал свой маневр. Рядом со мной появляется Казимир, Харитон и гвардейцы комендантской сотни.

Маньчжуры строятся в боевой порядок, выставляя плотный частокол своих пик. Вот до них остается метров пятьдесят, они стоят в пять-шесть шеренг. Их не меньше тысячи. Обучая личный состав, мы отрабатывали бой в пешем строю с пикинерами и поэтому я уверен в исходе боя.

— Гранаты у бою, — все по команде Казимира останавливаются. Гранаты будут метать только те, кто стабильно на учениях показывал дальность броска боевой гранаты пятьдесят и более метров.

— Товсь, пли! — около сотни гранат летят в строй противника и за него. Они производят опустошение в рядах маньчжуров. –Дистанция двадцать метров, пистолеты беглый огонь. В атаку, вперед!

С двадцати метров гвардейцы стреляют из пистолетов, строй врага еще достаточно плотный, но многие пики уже дрожат, кто ранен, а кто уже и сломался. Залп из пистолетов хоть был и недружный, доломил маньчжуров.

Для атаки я выбрал рослого молодого пикинера, он один из немногих не был ранен и пика в его руках не дрожала, сзади него стояли двое окровавленных воинов, их пики были опущены до земли. Я резким движением отбил пику здоровяка, а Прохор должен был разрубить её. Но маньчжур неожиданно разжал руки и пика упала, а он резко развернулся, сильно толкнул стоящих сзади, которые от его толчка упали в разные стороны и побежал к Енисею.

Это послужило сигналом для других, кое где начавшийся шашечно-пиковый бой как по команде прекратился, все маньчжуры побросали пики и сабли и бросились к реке. Но бежать всего ничего, от кромки воды они отошли метров на пятьдесят, не более. Наша артиллерия перешла на беглый огонь и расстреливает острова и лагерь на левом берегу.

У кромки воды маньчжуры в замешательстве остановились. Их осталось в буквальном смысле горстка, десятка три. Команды Казимира я не слышал, но наши гвардейцы тоже остановились начали быстро убирать в ножны шашки и перезаряжать пистолеты. Некоторые замешкались, обтирая кровь с клинков.

— Ваша светлость, Лонгин Андреевич, — я оборачиваюсь и вижу Адар-оола с десятком тувинцев, а следом и их начальник. Молодцы, толмачи это сейчас самое то.

— Адар, предложи им сдаться в плен. Становятся на колени мордой в землю, руки за голову. Кто не согласен сдаваться, вперед на тот берег, — Адар-оол с тувинцами выходят вперед, у него двуствольная казнозарядка. Тувинцы берут ружья на изготовку, взводят курки. Маньчжурский я совершенно не понимаю. Адар делает выстрел в воздух и начинает считать, это я понимаю по его интонациям. Ко мне подходит Лонгин и протягивает мне мою винтовку.

— Я смотрю твой подчиненный приказы умеет выполнять творчески, — я показываю на готовых к бою тувинцев. Лонгин с кривой усмешкой пожал плечами.

— Что прикажите, ваша светлость, делать с теми, кто не подчиниться? — Лонгин смотрел на меня холодно и жестоко, его решение абсолютно понятно.

— Расстрелять, а ля гер ком а ля гер, на войне как на войне. Пленных вязать и в тыл. Дадим слабину чуть-чуть и они нас в итоге перережут, — я оборачиваюсь к Харитону, он подошел и стоял сзади. Его сотня пошла в атаку с винтовками за спиной и стояла готовая не мешкая, открыть огонь.

— Посодействуй, — приказываю Харитону и бегу к назад к окопам.

Казимир готовится к форсированию Енисея, коневоды ведут строевых лошадей и обозных с навьюченными плавсредствами. Телеграфист протягивает измазанный землей листок бумаги.

— Товарищ полковник, депеша, — голос и руки молоденького связиста дрожат, по щекам текут слезы, — дядю Васю убили, — и зарыдал в голос.

— Он с Мирской, — говорит кто-то сзади.

«Противник атаковал по всему фронту, отбит по всем пунктам. Есть потери, убиты лейтенанты Пуля и Москвин, ранены зайсан Ольчей, капитаны Рыжов и Михайлов, лейтенанты Нелюбин, Тимофеев и Петров, контужен Игнат. Светлейшему срочно на КП. Полковник Пантелеев», — я сунул депешу подскочившему Казимиру и побежал к форту.

Увидев мою повязку, Ерофей яростно сжал кулаки и заскрипел зубами, но тут же взял себя в руки.

— Раненых везут в госпиталь, противник отбит по всему фронту, войска готовятся к форсированию Енисея. Под прикрытие артогня будем окружать и требовать сдачи в плен. Ставку Чжао Цзинбао обработали плотно, наблюдатели докладывают, что наиболее вероятно он убит, — голос Ерофея задрожал, он замолчал и протянул мне депешу, — Соня.

Депеша была с форта Элегест, Софья Васильевна со своими амазонками приняла участие в бою и была тяжело ранена в живот. Её повезли в госпиталь.

— Я в госпиталь, — Ерофей вскинулся и шагнул мне навстречу.

— Гриша, сделай чудо, спаси Сонечку, — мой верный товарищ первый раз так обратился ко мне. Я развернулся и быстро вышел с КП.

Полевой госпиталь был развернут рядом с бывшим артиллерийским лагерем, на восточном склоне этой же горы на берегу Эрбека. И первым, кого я увидел прискакав туда, была моя супруга. Она вместе с Ульяной Михайловой принимали раненых. Ульяна работала быстро и четко, только крепко сжатые губы и заплаканные глаза выдавали её состояние. Машенька обрабатывала раненого в голову гвардейца и поэтому доложила освободившаяся Ульяна.

— Все эвакуированные раненые обработаны, но подвозят новых. Оперируют Илью, зайсана Ольчея, кипитана Рыжова, лейтенантов Нелюбина и Петрова, одного гвардейца и трех тувинцев. Два операционных стола свободны, — в госпитале было пять операционных на два стола в каждой.

— Где Осип? — золотые руки доктора Павлова меня интересовали больше всего.

— Они с Евдокией Васильевной оперируют господина Ольчея, соседний стол свободен, — Ульяна молодец, поняла подоплеку моего вопроса.

— Машенька, заканчивай и готовься к операции, с Элегеста везут раненую Софью Васильевну. Ранение в живот. Ульяна перевяжи меня и побыстрее, — я жену Ерофея должен оперировать сам, поэтому надо поспешить.

Мария Леонтьевна закончила с раненым и без раскачки начала готовиться к предстоящей операции.

— Внимание всем! К нам везут раненую Софью Васильевну, потребуется переливание крови. Все, у кого третья группа крови срочно обратиться в регистратуру, — одним из наших огромных достижений в медицине я считал разработку учения о группах крови и её практическое внедрение. Мы уже имели в своей практике десяток успешных гемотрансфузий, правда была и безуспешная.

Ульяна закончила обработку моей раны когда раздалось просто бешеное лошадиное ржание и истошный крик:

— Носилки, в душу вас, — и дальше несчетное количество этажей отборнейшего мата.