На ней лежат две металлические нити, связывающие остров с берегами Енисея. Ширина металлических полос была 20 см. Они поставлены на ребро. От острова до нашего берега нить двойная. До острова семьдесят метров. Я смотрю на эту мощь и понимаю как нам повезло зимой. Если бы прошлой осенью ледостав был хотя бы на средней воде, мы бы не успели натянуть спасительную стальную нитку и народ на острове погиб бы на наших глазах.

Я слышу как сзади кто-то подходит. Это разумеется Прохор и Леонов.

––Рассказывай, Афанасий Петрович.

–– Мы, ваша светлость, удлинили железную нитку. Благо кузнецы свои есть, –– в Усть-Усе была своя кузница, где работали отец и два сына. –– Потом вторую протянули. Между ними поллоктя. Снизу подшили доски. Получился короб. В него кладем арматуры. Всё это дело обвязываем проволокой. Потом будем заливать цементом. А потом сделаем еще один короб пошире, в него опять положим арматурины и снова зальем. Получиться плита шириной полторы сажени и толщиной поллоктя. А потом натянем с берегов ванты.

Я в буквальном смысле потерял дар речи и молча разглядывал эту инженерную конструкцию. Леонов спокойно стоял рядом, ожидая моего вердикта.

–– А ветер не разнесет вашу конструкцию? –– прочность конструкции вызывала у меня огромные сомнения.

–– Не разнесет, два раза такой ветер поднимался, деревья валил, а наш мост стоит. А ходить и ездить начнем, когда зальем и натянем ванты с двух берегов.

–– А как же вы короб сделали, как доски подшили? –– Леонов хитро улыбнулся, ему доставляло удовольствие меня удивлять.

–– А мы, ваша светлость, сначала сделали все, а потом тихонько подняли, концы веревками обвязали и подняли.

–– А арматуру как сейчас протягиваете? –– этого вопроса Леонов явно ждал и с удовольствием стал рассказывать.

–– У Ксюши младший брат подобрал в лесу раненного горностая и выходил его. Так вот эта тварь божья от него ни на шаг не отходит. Мы сделали ему уздечку, привязали к ней веревку и отпустили. А Алешка на остров переправился и давай звать зверюшку. Он как услышал, как бросился по желобу, только и видели, –– сержант всплеснул руками и довольно закончил. –– Вот так, ваша светлость, веревочку и таскаем. А уж за неё и арматурину, –– я покачал головой и рассмеялся.

–– Как говориться голь на выдумку хитра. А кто же всё это придумал? Стой, дай подумать. Когда Игната на завод забрали?

–– Он придумал, ваша светлость. Мы с Ксенией даже поругались из-за него. Она за него горой. Говорит мне, он второй Ломоносов, его учить надо. А наши изуверы готовы были до смерти забить, –– сержант замолчал, улыбку как сдуло. Лоб пересекла глубокая горестная складка.

––А когда мы начали делать все это, Фома Васильевич приехал, он поговорил и увез Игната.

Я еще раз все осмотрел всю конструкцию, происходящее у меня просто в голове не укладывалось.

–– Ну что же давайте пробовать. Только у меня одно уточнения, заливать надо все сразу И по краям пустить еще по струне.

Вечером я проинспектировал своих эскулапов и полночи разговаривал с отцом Иннокентием. Меня больше всего интересовала именно его оценка положения дел в Усть-Усе. Меня настораживало уж очень благостное положение дел у нас. Везде огромные успехи и свершения, одни рояли в кустах, а то и целые оркестры.

Ничего настораживающего от иеромонаха я не услышал, тишь да благодать, планы по осени начать ставить деревянный храм. Отец Иннокентий не успокоил меня, а еще больше насторожил. Ну, через чур все хорошо!

С первыми лучами солнца я с Леоновым отправился смотреть дорогу до Каракерема. Мне стоило большого труда скрыть свою озабоченность от сержанта. Если не моя нарастающая с каждым часом тревога, я бы был в восторге от увиденного. Еще бы вдоль Енисея была проложена не тропа, а настоящая дорога, по которой можно проехать даже на телеге, не без проблем конечно.

В Усть-Ус мы вернулись на закате солнца. Ужинать совершенно не хотелось, но обижать Ксению я не стал. После ужина Ксения ушла на ночную службу в храм, Прохор и Митрофаном без слов вышли из юрты.

–– Слишком всё у тебя хорошо, Афанасий. Даже чересчур хорошо. Боюсь, как бы гости опять не пришли.

–– Я, ваша светлость, по ночам в полглаза сплю, –– тяжело вздохнул сержант. –– Мои охотники без устали по лесам, да горам шарят. Я запретил по одиночке ходить, особенно в лес. Хочу попросить вооружить у меня всех мужиков. Зимой на Каракереме пост надо поставить. Я, ваша светлость, почему за этот мост ухватился? –– Леонов посмотрел на меня, понимаю ли я его мысли. –– Когда придется обороняться от непрошенных гостей, хорошо бить там, где не ждут. А с того берега никто удара ждать не будет.

–– А ты думаешь, что казаки то же придут? –– это меня интересовало больше всего.

–– Придут. И с юга то же придут. Пришли раз, придут и второй, –– уверенно сказал сержант. –– Эти тувинцы, что мы в плен взяли, у нас прижились. Назад не желают. Один даже хочет креститься. Семьи свои правда хотят сюда притащить. Так вот они много интересного мне рассказали про своих ханов. Но сначала надо ждать разведчиков.

–– Это ты уже и язык освоил, –– удивился я.

–– Нет, ваша светлость, это они по-нашему учатся. Жить-то хочется, –– философски и многозначительно сказал Леонов.

–– А гадости какой-нибудь не боишься?

–– Я? –– сержант покачал головой. –– Не боюсь, ваша светлость. Они у меня всегда под присмотром.

–– А выше по Енисею пост не хочешь поставить? –– если ставить пост ниже по течению, то логично и выше.

–– Обязательно поставлю. Там верст десять выше есть хорошая терраса, на ней пост поставим, мост вот укрепим и поставим. Тропу только сначала туда надо будет пробить.

Нарастающий лошадиный топот прервал наш разговор и мы поспешили выйти на улицу. Остановив взмыленную лошадь, с седла наземь, соскочил один из заводских гвардейцев.

–– Ваша светлость, к Хаин Дабану вышел казачий караул, они гонят связанных раздетых и босых графа Казимира и Харитона.

В полдень того дня, когда князь поехал в Усть-Ус, капитан Пантелеев отправился в Мирский острог. Ни каких плохих предчувствий у него не было, наоборот. После проведенных испытаний новой пушки у Ерофея было великолепное настроение.

Неожиданно пришлось задержаться в Усинске, адъютант упал с лошади и пока страдальца доставили в госпиталь, наступил вечер. И капитан решил выезд отложить до следующего утра, по этому поводу он не испытал никаких угрызений совести. Ерофей был даже рад, он очень скучал по жене и новорожденному сыну в своих частых отъездах.

Посреди ночи капитана с постели поднял гонец, прискакавший с Железногорска. Гвардейский разъезд около пограничного знака Хаин Дабан почти столкнулся с казачьим разъездом. Гвардейцы учуяли запах костра и по тайне, памятуя инструкции капитана, решили выяснить, откуда он.

Каково же было их изумление, когда они увидели многочисленный казачий разъезд, состоящий из пятнадцати хорошо экипированных казаков. Каждый казак был при ружье, сабле и двух пистолетах. Но главным было не это.

С разъездом шли пан Казимир и Харитон, в одном исподнем и босые, привязанные веревками к лошадям. Было видно, что их сильно били. Харитону досталось видимо поболее, лицо и разорванная рубаха были в запекшейся крови. Гвардейцы видели, как казаки закончили привал и двинулись дальше. Харитон еле шел, часто падал и казаки несколько раз просто волокли его по камням.

Вечером Ерофей с двумя егерями-следопытами и Ванчей осторожно подкрались по тропе к лагерю казаков. Восемь спешившихся гвардейцев с не меньшей осторожностью шли в паре сотен метров сзади. Еще один десяток шел в глубоком тылу по тропе вдоль Уса, другой десяток перекрыл тропу ведущую к пограничному знаку от Семиозерок.

К лагерю казаков Ерофей со своими бойцами вышел перед самым рассветом. Капитан с егерями поползли к казачьему лагерю. Ванча, готовый к бою, остался в лесу, метрах в двадцати.

Ночная тьма начала рассеиваться и Ерофей увидел пленников сидящих возле большого валуна, привалившись к нему спиной. В паре метров от них маячил караульный казак, других караульных не было видно. Казаки неподалеку вповалку спали возле почти затухшего костра. Немного поодаль похрапывали привязанные к деревьям лошади. Подобравшись к караульному, Ерофей беззвучно снял его, бросился к пленникам и быстро перерезал их веревочные путы. Харитон был без сознания, и его надо было нести.