Машенька настойчиво потребовала предоставить ей десяток ружей и винтовок. Группа дам-активисток решительно была настроены обучиться стрелять и я у был вынужден уступить.

Десятого августа Лонгин прислал весточку: тоджинский нойон, или тожу-нойон, прислал на обмен первые крицы: десять штук общим весом больше тонны. К нашему огромному удивлению за них он попросил серебро, за первую партию полкилограмма. Лонгин счел эту цену вполне приемлемой и послал гонца в Усинск. Посовещавшись, мы решили такое предложение принять и пятнадцатого августа я с десятью килограммами серебра был на Медвежьем, где встретил двух гонцов спешащих из Турана, они везли важнейшее известие: вернулись наши послы. Даа- и Бэззи-найоны не хотели воевать, как и их повелитель сайн-нойон. Это была просто потрясающая новость, получалось что начавшаяся война была личной инициативой амбын-нойона и далекий наместник в Улясутае может и не поддержать своего вассала. А если это так, то не всё благополучно в Датском королевстве, то бишь в Цинской империи.

Но вторая немного противоречила этому. На юге Тувы амбын-нойон собирает армию для похода против нас.

На следующий день я был в Туране и сразу же созвал военный совет, пригласив на него Лейтенанта Шишкина, Лонгина и наших зайсанов.

Ожидая зайсанов, я рассказал Лонгину и Шишкину о всех усинских новостях и происшествиях. Шишкина естественно больше всего интересовали пушки и происшествие на Хаин Дабане, а вот Лонгин проявил больший интерес к очередной миссии графа Казимира. Шишкин вышел узнавать нет ли вестей о зайсанах и Лонгин откровенно спросил меня:

— Вы с капитаном решили, что единственный выход — уничтожение осинового гнезда?

— Да, только убийство графа Валенсы может решить нашу проблему. Пока он жив, мы не можем рассчитывать на мир с Россией.

— Задачу Казимиру ставили лично вы?

— Я. Капитан Пантелеев присутствовал.

— А Ванча?

— Ванче я поставил такую же задачу, — я тяжело вздохнул, вспоминать мне это было очень тяжело и неприятно. Неизвестно как всё сложиться и вернуться ли наши посланцы.

Лонгин помолчал, но продолжил расставлять точки над и.

— Это было решение ваше и капитана Пантелеева, остальные члены Совета к этому решению не причастны и вы их даже не информировали, также как и благочинного?

— Да, Лонгин, именно так, — подтвердил я.

— А вы, Григорий Иванович, уверены, что всё дело в Валенсе?

— Не уверен, возможно среди иезуитов есть и серый кардинал, — согласился я.

— Но тогда надо убивать всех иезуитов, — жестко и безапелляционно сказал Лонгин.

— Да, ты прав.

— И Казимир с Ванчей получили именно такие инструкции?

— Да Лонгин, все было сказано открытым текстом. И они согласны с нашим решением, вернее согласен Казимир. Он не испытывает ни тени сомнения и готов для этого отдать даже свою жизнь, польский гонор у него сейчас на первом месте. Он принадлежит к тем полякам, для которых честь превыше всего. А вот Ванча, — я горестно вздохнул. — Ты знаешь, Лонгин, в моей жизни было много тяжелых моментов, но этот один из самых. Как представлю, что он может не вернуться.

Я махнул рукой, что-то опять перехватило горло и заныло в груди. Только сейчас я понял, как мне дорог этот алтаец. Лонгин горестно вздохнул и наклонил голову.

— Тяжелое решение вам пришлось принимать, но вы, Григорий Иванович, именно поэтому стали светлейшим князем и государем, а не атаманом шайки бандитов, — Лонгин помолчал и добавил. — Простите, если я что-то не так сказал.

Несколько минут мы молчали, мне совершенно не хотелось говорить и совершенно не хотелось принимать такие решения. И во все века это наверное было не просто, только глупые люди могут думать, что вот когда-то лишить другого жизни было просто. Раз и нет человека. Я только наполовину человек восемнадцатого века и понятны мои сюси-пуси. Но Ерофей и Лонгин целиком люди этого века, но они понимают мои душевные терзания и сами также страдают.

— Самое для нас печальное, — я решил ситуацию обговорить до конца, — если окажется, что за спиной Валенсы в Красноярске стоит кто-то из русских уездных или губернских начальников.

— А с графом Казимиром вы поделились своими сомнениями?

— Конечно поделился.

— И что он? — прищурился Лонгин.

— Казимир сказал, что он попытается это выяснить.

Подошедшие зайсаны и Шишкин прервали наш разговор, да собственно дальше и обсуждать было нечего.

Собравшемуся военному совету Лонгин доложил, что его разведчики принесли весточку. На юге Тувы собирается новая армия. Собирает её амбын-нойон, но опять чужими руками. На этот раз армия собирается под знаменем убежавшего от Лонгина салчак-нойона. Всего собралось около тысячи, только половина воинов была из владений амбын-нойона. Остальные пришли из хошунов ему не подвластных. Есть монголы и даже китайцы, вооруженные фитильными мушкетами. Артиллерии не было. Наиболее вероятно что со дня на день эта армия выступит в поход и недели через две подойдет к Енисею.

Когда наш начальник разведки закончил доклад, мы несколько минут рассматривали карту, на которой Лонгин нарисовал предположительный путь неприятеля до Енисея. Наши зайсаны уже хорошо разбирались в топографии, Лонгин регулярно занимался с ними.

— Лонгин, почему ты думаешь, что они будут здесь форсировать Енисей? — спросил Шишкин. Лонгин место предположительного форсирования реки обозначил выше реки Элегест.

— Здесь на Енисее много островов и это очень облегчит переправу. Тувинцы как и монголы реки форсируют вплавь и ширина реки для них очень важна, — Лонгин посмотрел на Ольчея, согласен ли он.

— Я бы тоже выбрал это место, — поддержал Ольчей нашу разведку.

— Хорошо, с этим понятно. Если я тебя правильно понял, то ожидать противника можно уже через две недели? — уточнил я.

— Самое раннее, — подтвердил Лонгин.

— А не могут они форсированным маршем выйти раньше?

— Нет, ваша светлость, это исключено. Они будут выдвигаться от реки Нарын, вот отсюда, сейчас они там собираются,– Лонгин показал на карте район сосредоточения. — Достаточно далеко, и это не равнина, а горы. Салчак-нойон еще только туда идет.

— И как будем воевать? — я осмотрел свой военный совет.

— Как капитан Ерофей предлагал. Стрелять когда начнут переправляться, — предложил Ольчей.

— Ну что же давайте на этом остановимся и начнем готовиться, — подвел я итог нашего военного совета — Утро вечера мудренее, я, честно говоря, очень устал.

Ссылка на усталость выглядела вполне естественно, но на самом деле я решил схитрить и обсудить некоторые вопросы с одним Лонгином.

На ночь я расположился у Лонгина, Прохор с Митрофаном обеспечили секретность нашего разговора.

— Лонгин, главный вопрос, можно ли доверять тувинцам и вооружать их ружьями? — как не странно, но я не мог определиться с этим вопросом.

— Можно. В своих людях я уверен. С Мергеном на эту тему мы откровенно беседовали. Он сам завел этот разговор. Ему и его людям можно доверять полностью. Да и Ольчею тоже. Назад у него пути нет, — категорично заявил Лонгин. — А потом ружья и винтовки это одна сторона медали, а другая это патроны. А где они возьмут? Ни где. Тем более пироксилиновые. Так что риск минимальный.

Лонгин сделал паузу, еще раз посмотрел на свою рабочую карту.

— Да и сложно без тувинцев справиться, ваша светлость. Сила идет не малая. Как я понимаю, два десятка гвардейцев становятся пушкарями?

— Артиллеристами.

— Не суть важно. Как их не назови, в бою они участвовать не будет, а артиллерию мы будем применять в последнюю очередь. Так?

— Так, — согласился я .

— Это минус два десятка. Где мы их возьмем? Ни где. У нас и так вон сколько мужиков отвлечено от дел. Конечно они не совсем отвлечены, но тем не менее.

— Хорошо, уговорил. А расскажи-ка ты мне друг милый, как у вас тут дела обстоят?

— Хорошо, Григорий Иванович, у нас дела обстоят. Острог строим, сами видели. Кирпичный завод уже работает. Наладили работу настоящего светового телеграфа, на Медвежий и в Гагуль настоящие письменные сообщения шлем.