— Прелестно. — Эмиль поднялся и свистнул, подзывая своего коня. — Господа, по коням, нужно развернуть эту толпу и погнать на своих же.

Больше двух тысяч человек в последний раз проверяли оружие и сбрую, садились на коней, занимали своё место в строю. Дик накинул на запястье петлю палаша, выданного Эмилем. Привычнее, конечно, был бы кинжал, но он явно оружие не для кавалерии. Здесь надо рубить, причём, быстро и, желательно, смертельно, пролетая мимо врагов. Те и понять не должны были успеть, что их ранило или убило, не то, что задеть.

Всё было почти готово. Все тихо и быстро занимали оговорённые ещё ночью позиции. Эмиль поймал взгляд Дика, залихватски улыбнулся и подмигнул, затем развернулся к порученцам:

— Напоминаю. Сигнал к атаке — мой выстрел. Затем — картечь. Пальнем в упор и вперёд! Врубайтесь где погуще. Орать так, будто нас десять тысяч. Команд не ждать, вперед не лезть, от своих больше чем на сотню бье не отрываться. Наше дело гнать, а не окружать! Ясно?! Пусть удирают, мы проводим. Услышите горн — всё, бал окончен. Всё. Пошли!

Бал, Литов пёс. Ладно, принцессы, подбирайте подолы, мы должны сразить кавалеров наповал. В прямом смысле.

Порученцы бросились к своим эскадронам, Эмиль снова повернулся к Дикону.

— Дикон, может, зря я тебе это объясняю, но помни: твоё дело — держаться за мной. Учти, это полная свалка. Ударил и вперёд, ответа ты и так обычно не ждёшь. Понял?

— Понял, — Дик оглянулся, вглядываясь в пространство за рощу. Там сейчас к ним приближались враги. Разбойники. И они должны были умереть. — Один удар — один труп.

Разговор прервало появление «золотых» всадников. Они шли красиво, держа строй. Пронёсся последний десяток, в котором скакал Шеманталь, и появились кагеты.

Исчезли раздражение и страх. Остались только азарт, пьянящий и злой, и какая-то нездоровая ярость. Ярость, которая, возможно, самому Дику не принадлежала. Он решил позволить ей овладеть им. Голова была непривычно ясная и холодная, мысли приобрели необычайную чёткость.

Кагеты выглядели толпой, дикой и опасной, но от этого они не стали серьёзными противниками. Несмотря на численный перевес, они такими не воспринимались. Слишком… толпа. Ни формы, ни строя, ни единого оружия — почти обыватели, убить которых — дело пары секунд.

Эмиль засмеялся и поднял пистолет. Выстрел генерала слился с другими, промахнуться в валившую валом толпу было невозможно. Артиллеристы на минуту отстали, плюнули картечью четыре лёгких орудия, установленных на опушке, и ни одна картечина не прошла мимо — некуда было. Повалились наземь кони и всадники, на них налетели и рухнули те, кому не досталось картечи и пуль. Генерал Савиньяк рванулся вперёд, пока кагеты не сообразили, что к чему.

Ярость пригодилось только в одном — крепче сжимать рукой палаш. Сона, без подсказок со стороны, следовала за Эмилем, и Дикон этим воспользовался. Он проносился мимо, рубя чьи-то животы и шеи, пару раз металл просто громко чиркал о металл. Он полностью отдался этому неясному чувству восторга и ярости. Он убивал и раньше — его руки несли смерть. Но ни одно убийство до этого так его не пьянило, не вгоняло в такой восторг. Он кричал от него, смеялся, ему казалось, что именно так себя чувствуют те, кто потерял разум. Это было немного похоже на свободу, немного похоже на любовь и совсем чуть-чуть — на безумие. Да, именно безумие. Упиваясь чужой кровью, чужой смертью, Дик понимал одно — он стремительно сходит с ума.

Но его это не волновало.

Задело ли его или нет, он не понимал, вертясь бешеной смертельной мельницей. Вбок, удар наискосок, восьмёрка, удар в шею — он наработал определённую тактику и сейчас её придерживался, отправляя разбойников к Закатным Вратам, к Лабиринту Четверых и к Той Стороне — смотря, что там есть, после смерти.

В ушах стучал барабан войны. Страх смешался с восторгом, порождая безумие, и Дик хотел всего двух вещей: чтобы как можно больше из врагов умерло, заканчивая сражения, и чтобы барабан войны звучал громче, не прекращая бой.

========== Глава Тринадцатая. Игра в Метаморфозы ==========

Комментарий к Глава Тринадцатая. Игра в Метаморфозы

Посвящается Тарвинию Змейку

«Я был короной царей и нищенской кружкой медной, — бросил Змейк.» © Школа в Кармартене, Анна Коростелева

Спроси кто Ричарда, что было в Дарамском сражении, он бы навряд ли ответил. Не потому что не помнил или не хотел — потому что действительно не знал. Волнение, Гнев, ярость — всё отступило тогда. Дикон не помнил себя, он не знал, кто он есть. Ему казалось, что его глазами смотрят тысячи и тысячи, ему казалось, что у него нет глаз. Казалось, что он щит в руке Лита и меч в руке Рокэ, дерево, давшее приют в своих корнях и пылающий костёр, искры коего взлетает выше и выше к небу. Он был всем, он был ничем. Каждым солдатом, что шёл в бой, и землёй, что солдаты топтали ногами. Это была бесконечная игра в метаморфозы, в которой Дик застрял. Впрочем, наверное всё же нет.

Савиньяк расхохотался в голос и стряхнул с клинка кровь.

— Жизнь прекрасна, Дикон! — Генерал убрал шпагу в ножны. — Но мы несколько увлеклись. Надо найти Алву.

Дик кивнул, хотя не имел ни малейшего понятия, надо ли кивать, требуется ли его согласие или отказ, чем они увлеклись и почему. Прошло ведь всего несколько секунд. Или нет? Нога вроде бы болела, так что Дикон равнодушно скосил взгляд на скользящую рану на лодыжке. Правую ногу всё же задели. Боли не было, так что Дикон тронул Сону вслед за Эмилем.

Найти Проэмперадора оказалось легко — он был вместе с мушкетёрами. Измазавшийся в какой-то гари Ворон стоял рядом с Бонифацием и Шеманталем. Все трое были живы и здоровы, и Дикон отметил у себя в груди какое-то странное чувство облегчения. Будто бы он боялся за них больше, чем за себя. Впрочем, за себя он не боялся вообще. Рокэ смотрел в подзорную трубу на кагетский лагерь, Бонифаций с наслаждением расписывал, как именно нарвались на «беззащитный» обоз сребролюбивые казароны.

—…за грехи свои были ввергнуты из огня земного в пламя закатное.

— Воистину! — Алва опустил трубу и повернулся к Савиньяку. — Рад тебя видеть.

— Господин Первый, чтоб тебя, маршал… — с чувством высказал Эмиль, отдавая честь. — Приказ выполнен. Не прошло и часа, как вся толпа удалилась с поля боя, теряя что можно и что нельзя.

— Не обольщайся. — Алва нашёл Дика взглядом, немного нахмурился, но затем начал вытирать лицо какой-то тряпкой. — Мы разогнали тушканов, это верно, но я почти уверен, что Адгемар того и хотел.

— Хотел?! — Савиньяк явно ничего не понимал. Дикон тоже ничего не понимал. Дикон знал всё, поэтому подобное его не удивило. Так и должно быть.

— Если не хотел, значит, он полный профан в военном деле, а это неправда. Лис очень прилично воевал и с Холтой, и с собственными мятежниками, он разбирается и в тактике, и в стратегии. Так ошибиться его величество просто не мог.

Два генерала и епископ смотрели на Первого маршала, ничего не понимая, и Алва развил мысль:

— Почему казар не попытался остановить давку и не удержал на цепи хотя бы резервы? Почему не бросил их в бой в нужный момент? Почему не ударил из лагеря в тыл нашей пехоте, ведь возможность была сказочная? Почему так распределил силы? И последнее почему. Почему вообще он собрал такую ораву?

— После Барсовых Врат… — начал Бонифаций.

— Барсовы Врата ни при чём, — отрезал Рокэ, — собирать ополчение Адгемар начал, когда получил ультиматум, а перевал мы взяли неделю назад. За это время разве что гонцов разошлешь.

— Когда так говоришь, это и впрямь кажется странным, — задумался вслух Савиньяк.

Дикон мог бы промолчать. Мог бы просто смолчать, ничего не понимая, как и все остальные. Но мог и ответить. Потому что он знал ответ. Причём, точный.

— Они ему мешали. — Ответил Ричард на все «почему». Все присутствующие повернулись к нему. Возможно, это могло бы напугать Ричарда или обрадовать. Сейчас он не чувствовал ничего. — Они мешали Адгемару, и он решил от них избавиться нашими руками.