— Вы?! — взвыл Вейзель с таким видом, будто Ворон пообещал ему захватить Дриксен к завтрашнему утру.
— А что вас удивляет? — ухмыльнулся Алва. — Я знаю минное дело немногим хуже вашего.
Да-да, эр Рокэ, мы поняли. Есть ли вообще что-то, чего вы не умеете? Тут Дикон ухмыльнулся. Навряд ли у эра была возможность научиться стирать простыни. Работа неблагодарная и тяжёлая, кто вообще придумал, что этим должны заниматься девушки?
— Но вы не можете быть сразу в двух местах!
— Правильно, не могу, — согласился Рокэ, — поэтому с армией останетесь вы. Нам нужно время, шести дней достаточно.
— Это немыслимо! Шесть тысяч против ста!
Ну, не сказать. Дикон равнодушно подумал, что на их стороне Ворон. Там в победе сомневаться не приходится. Хотя, если честно, он уже немного бесит своей непобедимостью.
— Нужно — значит, мыслимо. Ваше дело — задержать Лиса у Дарамы, побеждать необязательно.
Прямо успокоили. Вейзель — артиллерист, а не стратег или тактик. Для него, живущего в своём уютном деле среди пушек и коней, победить сто тысяч шестью сравни чуду или проклятию. Смотря, что сердцу ближе.
— Вы не оставляете мне другого выхода, — Курт сдался. — Будь по-вашему, и побери вас Леворукий!
***
Дикон немного нервно вглядывался в даль. Одно дело — надеяться и даже знать, что Ворон там уже себе всё придумал, и совсем другое дело — думать. Ну, точнее, задуматься. Шесть с половиной против ста. На каждого их воина минимум пятнадцать воинов противника, и то, в лучшем случае. Было… страшно. Пугала не Смерть, пугала зависшая над полем тишина. Кто? Кто опустил эту завесу тишины? Почему так… так тихо. В какой-то момент Дикону показалось, что он оглох, но он слышал разговоры других людей. Значит, не оглох. Земля чего-то ждёт. Ждёт и молчит, а Дик не может понять, надо ли радоваться или бояться.
Решив плюнуть на всё, Дик отправился искать Рокэ. Он впервые сражается вот так, не тихо и в ночи, а в открытую и днём. Это поле боя. Будущее. Надо было успокоиться, и единственный доступный способ — посмотреть на икону их победы. На Рокэ, то есть.
Ворон нашёлся довольно быстро, его окружали Бонифаций и Эмиль. Тема была привычная и избитая: безумие Алвы.
—…книжки воинские читал. В них написано, что по всем законам тактики и стратегии ждёт нас поражение неминучее, — «порадовал» епископ.
— Если по законам, — хмыкает Алва, — то ждёт. Так что, господа, прошу о законах забыть. Что Лис нам может противопоставить, кроме численного превосходства? Да ничего!
Только это не очень успокаивает, эр Рокэ.
— Мне б твою уверенность, — раздражённо откликнулся Савиньяк. — Тебе легче, ты уже влезал в подобные драки.
— Нет, — оскалился Ворон, — я тоже не влезал. Если ты намекаешь на Альтхекс, нас там было не больше чем один к семи.
Какой такой Альтхекс, Ричард не помнил. Не хотел, может быть, а может, просто не нашёл необходимости вспоминать. Рокэ сейчас одним своим видом успокаивал и вводил в ещё большую дрожь. Что ж, Дикон закрыл глаза, когда ж молиться о сохранении наших дурных голов, как не сейчас. Литов пёс, когда ещё.
— Я имел в виду Винную улицу, — поправил Эмиль. Винная улица? Звучит, вроде бы, знакомо. Где бы он мог это слышать…
— А, так ты о поединках, — лениво протянул Алва. Выглядел он сейчас, впрочем, слегка раздражённым. Кажется, вопрос ему не понравился. — Предел человека — двенадцать, в крайнем случае четырнадцать врагов, если они, конечно, умеют держать шпагу. Впрочем, не знаю, можно ли подобную комбинацию назвать поединком.
— Не лукавь, ты уложил раза в два больше.
— Ну, там были свои обстоятельства, — хмыкнул Рокэ. Интересно. Его настроение, вроде бы, выправилось.— Но вернёмся к нашим казаронам. Я остаюсь с пехотой, его преосвященство защищает «беззащитный» обоз, а ты, Эмиль, со своими ждёшь на опушке. Окделл, отправляйтесь с Савиньяком. Вы столь рьяно рвались на скалы, что не могу я и теперь не дать вам возможность проявить себя.
Дикон сузил глаза, но возражать, впрочем, не стал. Глупое занятие. Тревога постепенно отступила, давая место какому-то неправильному, глухому раздражению. Неприятно. Впрочем, оно тоже быстро ушло.
— Святая Октавия, — совсем рядом раздаётся вопль епископа. Дик повернул голову и так и замер. Литов пёс, это что?! — Уж не сквернавца ли паонского я зрю?!
— Нет, Ваше Преосвященство — невозмутимо отвечает Алва, пряча усмешку в уголках губ, — это всего лишь генерал Шеманталь. Просто он, как и вы, сегодня сменил туалет.
Сменил туалет? Всего лишь?! Жан сверкал со всеми этими украшениями так, что глазам становилась больно. Голову мышастого жеребца, на котором восседал командующий авангардом, украшала трофейная корона, прикрученная к конскому оголовью, к короне были прилажены три пары каких-то подвесок, в гриву — вплетены браслеты и кольца, и даже в хвост были вплетены какие-то золотые цацки. Еще одна корона красовалась на голове самого Шеманталя, причем таможенник лихо сдвинул золотой обруч набекрень наподобие берета. На шее Жана болталось несколько ожерелий и богатое монисто, а на поясе бренчали связки колец. И всё вырвиглазное великолепие — золото и драгоценные камни! В пору беспокоиться о том, что коням будет тяжело, впрочем, Жан тогда бы не цеплял столько.
— Ну как, монсеньор? — пропищал великан, кокетливо закатывая глаза.
Дикон заржал, наконец, не выдержав абсурда (если бы!) ситуации. Высшые офицеры, конечно, рядом, да и бой скоро — но сдерживаться не было никакой возможности. Шеманталь сам едва сдерживал смех.
— Очаровательно, — согласился Рокэ. Сам он тоже улыбался. — надо поднять вопрос о новых мундирах для авангарда. Надеюсь, ваши люди выглядят не хуже?
— Корон на всех не хватило, — В притворной грусти вздохнул Жан, — а так ничего. Кони, когда их обряжали, молчали, а двуногие, те ржали — в лисьем лагере слышно было.
— Не сомневаюсь, наши кагетские друзья вас оценят, — вернул усмешку Рокэ.
— А почему, чадо, — внезапно подал голос Бонифаций, о сане которого сегодня напоминала разве что короткая стрижка, — не вздел ты на коня своего наперсный знак? Видел я клад, что взят был в Барсовых Вратах, и были там не только услады для женщин и властителей земных, но и эсператистские побрякушки.
— Думали, Вашпрысвященство, но решили, что нехорошо это… Особливо при вас. — Смутился адуан. — В одного ж Создателя веруем!
— Создатель-то один, но мы веруем правильно, — воздел палец Бонифаций, — а агарисские еретики — нет. Так что вздевайте, чада, их цацки на борзых коней. Хорошо блестят — далече видно будет.
— Хороша, сорочья радость. — Дик немного отошёл, любуясь сверкающим Жаном. — Ты следи, а то сорока коня вместе с тобой унесёт.
Жан, не стесняясь, захохотал.
Кавалерия дожидалась своего часа в рощице, такой мирной и уютной, что в голову лезли песни про войну и привал, и родные горы, и смерть. Дик не сомневался в гениальности Ворона, как и простые солдаты, ржущие над разбежавшимися бириссцами, но всё равно холодок пробегал по спине. Впрочем, быстро забылся и он, особенно когда Ричард от нервов начал напевать «Ойся». Он бы и «Горца» спел, да только тот на надорском, а «Ойся» на вполне понятном для других талиг. Солдаты лёгкий общеизвестный мотив подхватили, так что теперь не приходилось сомневаться, с какими словами на устах будут рубить врага. Да пусть хоть и «Ойся». Куплеты, правда, все знали разные, так что к ним все начали добавлять от себя. Для души. Эмиль, кажется, в победе сомневался, но молчал об этом. Ну и Литов пёс с ним.
В тишину ворвался стук копыт. Пора? Ворвавшийся в рощу адуан тормознул у самых сапог лежащего Эмиля Савиньяка. Вальф, так его вроде звали. Он азартно сверкал глазами и вообще смотрелся как кошак у норки со скребущейся мышью. Гнедой конь косился на ручей, хотя и знал, что пить ему сейчас никто не даст.
— Идут? — поинтересовался севший Эмиль
— Скачут, — ухмыльнулся Вальф. — Вприпрыжку.
— Сколько?
— Было много, — погладил своего коня адуан, на котором из золота оставалась разве что пара мелких колец в гриве. — Размазались, уроды, как сопли по рукаву. У кого кони поганые, у кого руки загребущие, кто к лагерю ломанулся… У нас на хвосте тысячи три, не больше, и еще тыщ восемь сзади растянулись.