— Куды уж яснее, — кивнул Коннер на небольшую инструкцию от эра Рокэ. Он тряхнул своего друга за плечо. — Выше голову, старый конь, служить так служить. Благодарствуем, Монсеньор.

И правда. Смерть — мгновенна, а жизнь-то продолжается.

— Там, наверху, всё готово?

— Ещё как, — осклабился новоиспечённый генерал. — И деревья крепкие, и верёвки в порядке.

Точно, впереди ещё одна казнь. И разбойников только вешать! Расстрел полагается только благородным, да и на них жалко порой пули тратить.

========== Глава Одиннадцатая. Духовики ==========

«Блуждают тени возле дома разных сказочных зверей. » © Король и Шут

Доверие на надорском звучит по-другому. Мягче как-то, но при этом основательнее. Доверять. Вверять себя в чужие руки. Точно зная, что не подведут, точно зная, что ты в безопасности. Даже само слово звучит не так, как на талиг. В Талиге все просто разбрасывались этим словом, как мусором. Бросались им в окружающих. Насмешливо цедили сквозь зубы, не доверяя никому.

Люди везде одинаковые. Конечно, это так. Везде найдётся подлец, предатель, мерзавец. Везде найдётся убийца. Но это… слова. Они воспринимаются по-другому. Ты думаешь на них, говоришь на них, тут уже ничего не зависит от воспитания. Тут всё зависит от того, как ты воспринимаешь эти слова. Так и это слово. Доверие. Стекающее с губ, маленькое и ценное, как драгоценный камень. То, что ты не каждому можешь доверить. То, что для тебя дороже всего.

Впрочем, что некоторым людям драгоценные камни? У них этого богатства столько, что некоторым и нет дела, что обычный их ужин может стоить кому-то дома. Что за деньги, на которые они покупают свои платья некоторые могут жить безбедно год или два. Что талл, который они равнодушно бросили на землю, может стоить кому-то жизни. Так и со словами. С действиями. С доверием.

Дикон много чего мог рассказать про своего эра. Много чего мог отдать ему безвозмездно, просто так. Срывая с губ слова, как спелые яблоки, и отдать кому-то другому, ничего не ожидая взамен. Простые слова. Восхищение. Гордость. Зависть. Всё это легко помещалось между ними, умещалось в их договорённость. Но было так же и то, что Дик никогда не положит между ними на один стол. Может быть, это произойдёт позже, но сейчас он точно не был к этому готов.

Эр Рокэ был великолепен. Маршал, соберано, великий стратег и боец, пьяница, наездник… Продолжать можно бесконечно. Эр Рокэ был сильным. Само воплощение силы. Для него словно не было ничего, что он бы не мог сделать. Даже не сила. Это было могущество. Достаток всего. Превосходство над остальными. И сопровождалось оно тоже обычными вещами: лицемерием, высокомерием, самоутверждением… Рокэ Алва был тем, кто стоит на вершине. Все хотели быть его союзником. Все боялись стать его врагом.

Дик, по идее, не должен был опасаться. Зачем? Они были связаны с этим человеком на три года, у них нет друг к другу никаких претензий. Да и вряд ли великий и ужасный Ворон без причины направит на него шпагу.

Это было правдой.

…правдой же?

Ричард понимал: этому человеку нельзя показывать свои слабости. Нельзя. Нет. Грудная болезнь, о которой он рассказал, теперь воспринималась, как слабость. Та рана, которую Алва вылечил, — тоже. Рядом с этим человеком он был бесконечно слаб во всём. Пока это воспринимается, как сила, его не тронут. Пока он недоступная загадка, он в безопасности. Однако были вещи, которые Дикон всё равно предпочёл бы скрыть. Ворон — та птица, что питается падалью. Птица, что убьёт слабого. Сядь он играть в карты и проиграй, Ворон бы уязвлял его этим. Нарвись на дуэль — и по утрам его бы обучали не с шутками и смехом, а с насмешкой. Он постоянно был бы ниже. Был бы слаб. Ворон не годился в воспитатели, потому что слабого «детёныша» он просто бы убил.

Дик не хотел быть слабым. Не хотел быть убитым. Да, эр Рокэ силён. Да, он гремучая змея. Да, ему нет причин убивать Дика. Однако было два момента: пока нет причин убивать и только пока Дикон показывает силу, а не слабость.

Алва был сильным человеком, однако недостаточно, чтобы забыть, как он выгрызал себе место под солнцем. И пока Дикон воспринимается этим человеком как равный, а не как конкурент, Дикон будет жить.

Смерти разбойников его не тронули. Повесили и повесили, так им и надо. Пусть радуются, что конец был такой лёгкий. Стриженные барсы его позабавили. Солнце медленно катилось к горизонту, скоро должен был наступить закат. За что все сели пить, он не знал. Даже для себя не нашлось какой-то адекватной причины. Феншо-Тримейн умер, как по обыкновению умирает всякий высокомерный заигравшийся дурак: повезло, если молодым. Умер легко и быстро.

Пили, разговаривали. Он не знал, что случилось. Не знал, как это случилось. Палатка, Эмиль, Курт, Бонифаций, эр Рокэ. Одни пили, другие пили и наливали, абсолютно все — вели беседу. Так почему же стало так страшно? Что его так напугало? Почему перед глазами силуэт давешней Башни, только на её вершине будто бы зажгли огонь? Кто это сделал и почему?

Стало холодно, как тогда, в Лаик. Голова закружилась. Ричард будто бы снова был нигде: между западом и востоком. Он неловко поставил стакан на стол, упёрся в него глазами. Голова кружилась всё сильнее. Почему стол плывёт перед глазами? Почему так, так… холодно?

— …Ричард? — чей-то голос доносится как сквозь толщу воды. Чужие лица расплывались перед глазами.

Нет. Нет, пожалуйста, не сейчас. Не тогда, когда Алва здесь, рядом.

Но его тело ему не подчинялось. Он вдохнул жаркую летнюю ночь. Выдохнуть он уже не смог.

Каменный ошейник резко сдавил горло, возникло ощущение, будто кто-то резко дёрнул назад. Он завалился вбок, пытаясь вдохнуть, быстрее, быстрее!.. непозволительно показывать эту слабость, непозволительно быть таким перед Вороном. Перед ними всеми. Чем быстрее он пытался снова вдохнуть, тем больше он понимал, что у него это не получится. Он бессильно скрёб ногтями горло, широко раскрывал рот в хриплом сипении — он не мог. Воздуха не было. Как будто вокруг была вода и она заливается в горло, в нос, в глаза. Будто насильно проталкивается в глотку и выталкивает воздух, будто заменяет его, крадёт его место.

Дикон не мог дышать водой. Дикон хотел бы снова научиться делать вдохи, как все нормальные люди, а не показывать Ворону свои слабости. Дик не хотел быть слабым. Не здесь. Не перед Вороном.

Но плоть глупа, от того неумолима. Это было выше него. Он ничего не мог сделать.

Он не мог понять, кто вытащил его из палатки, не мог понять, чьи руки держат его в железной хватке, не позволяя царапать кожу. Он видел перед собой только цветные пятна, которые плясали перед глазами. Форму сняли, принявшись растирать грудь. Затем к носу поднесли что-то, пахнущее резко и почти больно. Ему и было больно, когда он резко сделал вдох из-за этого запаха. Он закашлялся. На грудь будто бы положили камни, целые горы на его хрупкие рёбра. Но теперь он мог дышать.

Поверхностно, рвано, не полной грудью, но дышать. Зрение постепенно возвращалось к нормальному. Дыхание приходило в норму.

Почему вы, эр Рокэ? Дикон пытался продышаться, у себя в голове задавать один и тот же вопрос. Почему вы? Почему вы помогли тогда? Почему вы помогли сейчас? Чем вы руководствуетесь? Почему действуете? Просто так? Для вас это шутка? Почему вы сейчас хмуритесь? Почему так… злы? Почему вы? Всё время вы. Всегда вы. Почему?

Мысли смешались в голове в один большой ком. Дикон не знал ответов. Наверное, он и не хотел их знать. Важно было просто задавать вопросы.

Это Дик делать научился. Наверное, он единственный в Олларии, кто будет задавать вопросы. Даже не надеясь получить ответов. Просто так. Потому что положено. Потому что смолчать просто нельзя. Для всех столичных это уже в порядке вещей. Все там делают вид, что всё понимают, так что молчат и не задают вопросы. И думают, что все вокруг всё знают, так что из-за своего незнания боятся показаться глупцами. Поэтому молчат.

Дикону только и оставалось, что задавать вопросы. Потому что иногда наступали моменты, когда он даже дышать не мог. Он был слабее их всех. И у него всего два преимущества. Камни, родная стихия. Подскажут, помогут, выведут. Сила, что доступна любому, если знать, как попросить. И вопросы. Бесконечная вереница вопросов, на которые никто не даёт ответов. Потому что отвечают, что это очевидно. Что ответ и так все знают.