— И то, вашпресвященство, — подал голос один из адуанов, — потому мы к нему и сунулись. Дело-то делать надо.
Ричард занялся вином, но успел налить только епископу — дверь распахнулась, и на пороге образовался Жиль. На его лице отчётливо поступали красные пятна. Внук кавалериста остановился точно посередине приёмной и с негодованием уставился в их сторону.
— Что с тобой, чадо, и где Проэмперадор? — Бонифаций поднял седеющую бровь.
Чадо втянуло ноздрями воздух, но ничего не ответило. Всем своим видом изображая возмущение, Понси повернулся и выплыл из кабинета в противоположную дверь.
Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд…
— Ваше преосвященство, — торопливо сказал Дик, — с вашего разрешения я вас оставлю и позову монсеньора.
— Иди, чадо, — разрешил Бонифаций, — а мы пока утолим нашу жажду.
Дик помчался по полутёмному коридору. Он подозревал, что там мог вытворять герцог Алва, что Жиль строит оскорблённую невинность. И вообще, Ворон молодой (ну почти) красивый успешный мужчина. Как хочет, пусть так и проводит свой досуг. Дикон пару раз стукнул по ухмыляющейся львиной роже.
— Пожар? — осведомился из-за двери эр Рокэ. — Или потоп?
— Никак нет, монсеньор, — Дик не делал попыток зайти в комнату. — Но приехал епископ и привёз каких-то таможенников. Говорит, важно.
— Пожалуй, — откликнулся Алва. — Распорядитесь подать его преосвященству вина и соберите совет. Я скоро буду. Проследите, юноша, чтобы полчаса меня не беспокоили.
— Слушаюсь, — отозвался Дикон. Когда он уходил, он затылком услышал тоненький женский смех. Дик улыбнулся. Ну, полчаса так полчаса, монсеньор.
Он успел как раз вовремя — кувшин показал дно, а воздвигшийся на пороге Понси, который, видимо, подглядел за маршалом, был бесполезен.
— Монсеньор очень занят, — заверил епископа Ричард, зажигая свечи, — и будет не раньше чем через полчаса. Просил чувствовать себя как дома. Понси, будьте так добры, очнитесь и пошлите за высшими офицерами, Проэмперадор собирает военный совет. Ваше преосвященство, ещё вина?
***
Алва и Вейзель появились одновременно, следом потянулись и другие. Епископ продолжал занимать хозяйское кресло, так что эр Рокэ, нисколько не смущаясь, устроился на раскрытом окне.
— Итак, ваше преосвященство, — невозмутимо произнёс маршал, — вы и эти господа хотели меня видеть.
— Эти воины, — ворчливо изрёк епископ, — явились с открытой душой, предлагая помощь, но гордые их оттолкнули, а недальновидные не выслушали.
— Что может знать солдат, — бросился в бой Манрик, — бросивший свой пост? Товарищи этих скотов погибли в бою, а они удрали. Я обошёлся с ними излишне мягко, их следовало повесить за дезертирство!
За что господина начальника штаба можно было похвалить, так это за преданность работе и государству.
— Не судите опрометчиво, — блеснул глазами Бонифаций.
— Господа, — примирительно сказал Вейзель, — раз они уже здесь, давайте их выслушаем.
Однако, господин генерал, надо помнить, что решать всё равно будет «злой и подлый» Ворон. Впрочем, эр Рокэ, скорее всего, их выслушает. Не в его стиле пренебрегать информацией.
— Не вижу в этом никакого смысла, — отрезал Манрик.
— Вы не видите! — вскинулся Эмиль. Дикон каждый раз думал, точно ли у них с Арно есть разница в возраста.
— Говорите, чада, — потребовал Бонифаций и аккуратно водрузил пустой стакан на стол.
Адуаны поднялись.
— Мы, — начал светловолосый, — стало быть, отлучились…
— Кто это может подтвердить? — скривился начальник штаба. — Никто!
— Но никто не может и опровергнуть, — заметил Феншо-Тримейн. Судя по постановке предложения, до адуанов ему не было никакого дела. Он просто хотел ссоры с Манриком. Дикон вмешиваться не стал. До этой грызни ему не было сейчас дела.
— Пусть они назовутся, — прекратил зарождающийся спор маршал. — Имя, звание, где служили.
— Клаус Коннер, младший теньент таможни, пост Бакра.
— Жан Шеманталь, младший теньент таможни, пост Бакра.
Ричард Окделл, корнет, оруженосец Первого маршала Талига, приятно познакомиться.
— Куда вы отлучились и зачем? — продолжил эр.
— На охоту, — потупился Клаус, — за тушканами. Господин капитан, Сады ему Рассветные, дичины добыть велел, а у нас, осмелюсь доложить, собака…
— Где собака? — поинтересовался эр Рокэ, отцепляя от воротника рыжий волос. Ну точно вот почему он сейчас такой игривый!
— Собака? — не понял Клаус. — Наша, что ли?
— Именно, — подтвердил Проэмперадор. — Я хочу её видеть.
Собаку Дик тоже видеть хотел. Интересно, как выглядит охотник на тушканов? Если за мелкой дичью охотник, то должна быть способна залезть в нору, это для большого зверя загонщики понадобятся. Какие собаки используются в охоте на тушканов?
Жан и Клаус переглянулись, вновь став похожими, как родные братья. Интересно, как давно они друг друга знают?
— Если господин Прымпирадор не шутют… — выдавил Жан.
— Не шутю. — Алва кивком указал Дику на вино, епископа и гостей. Понял-понял, подливаю уже…
— Осмелимся доложить, пёс на улице… Дозвольте привесть?
— Ведите, чада, — велел Бонифаций, принимая из рук Дика полный стакан.
Адуан, всё ещё сомневаясь, скрылся за дверью и тут же вернулся, ведя за ошейник большого, грязно-белого, безухого и бесхвостого пса с чёрным пятном на морде. Охотник, безусловно, но скорее на большую дичь. Для тушканов большой слишком.
Собака, как и хозяин, пребывала в полнейшей растерянности, не зная, то ли ей рычать, то ли вилять заменявшим хвост обрубком.
— На охотника за тушканами он не похож, — Монсеньор пришёл к тем же выводам, что и Дик. — Я бы сказал, что это волкодав.
— Так и есть, — подтвердил Жан, — бакранская псина, но, прошу меня простить, Лово в степи любой след отыщет. Чутьё — прям как у лисицы.
Вот оно как. Интересно.
— Прелестно. — Маршал одобрительно взглянул на пса, и тот в ответ нерешительно взмахнул своим обрубком. — Значит, Лово… Прикажите ему лечь и говорите дальше. Тушкана добыли?
Таможенник положил руку на холку пса, и тот молча опустился на губернаторский ковёр. Клаус и Жан снова переглянулись.
— Господин Прымпирадор, чего говорить-то? Тушкана-то мы добыли, а как возвертаться стали, глядим — дым. Подъезжаем, заместо поста — головёшки. Наших-то, прошу заметить, две дюжины, считая капитана и нас, грешных, а седунов, жабу их соловей, лапа целая навалилась.
— Лапа? — не понял Вейзель.
— Ну, седуны так отряды свои прозывают. Они ж того, прощения просим, вбили в бошки, что от барсов пошли.
— Седунами в Варасте зовут бириссцев, — решил пояснить Бонифаций. — Сии язычники и впрямь считают прородителями своими ирбисов, а изгнанные им бакраны — и того хуже, полагают себя детьми козла. Бириссцы считают зазорным любое дело, кроме воинского, а как отрокам приходит пора воинами становиться, их безбожные жрецы что-то делают, отчего у юнцов волосы седеют. Оттого и седуны. Ходят они лапами, в каждой две сотни язычников, и над ними главный, в барсовой шкуре. Прочие человеки для них хуже скотов…
— Вы, епископ, нарисовали прелестный портрет. Седые варвары в барсовых шкурах — это так романтично, мой оруженосец, без сомнения, будет в восторге. — Эй! Он не будет восторгаться разбойниками! В Надоре тоже есть горные разбойники, так там спишь и видишь их всех повешенными на сосне. — Но, насколько мне известно, вышеупомянутые седуны по нашу сторону гор особых вольностей себе не позволяли.
Эр Рокэ повернулся к адуанам.
— Губернатор доносит, что в Варасте сейчас больше двадцати тысяч бириссцев — это правда?
Что ж, если Ворон не идёт к информации, то информация идёт к нему.
— Враньё! — отрезал Клаус. — Хорошо если лап двадцать наберётся. Да им больше и не надо — нагрянули, пожгли, порезали, и назад. Их дело такое, разбойничье. Чтоб побыстрей да потише, большими стаями они не ходят.
Что ж, разбойники везде одинаковые.
— Очень хорошо, — кивнул эр Рокэ. — Лово, если что, их учует?