— Прощайте, друзья, — произнёс он, сдерживая в голосе проклятия, а в глазах слезы.
Огонь поднял ещё уцелевшие трупы и вспыхнул факелом. Абадоны, которые, умирая, исчезают в водах Чёрного океана, сейчас уходили в свете костра и искр. Абадоны шептали молитвы, Аахен прощался молча и едва раскрытыми губами произносил:
— Уничтожить, уничтожить.
Онисей убежал, но ещё взрывалась и лопалась потревоженная земля. Её испещрили чёрные пятна воронок от недавнего сражения, витала густая пелена тумана. Гремели далёкие отзвуки кумрафета, горизонт закрывался чёрным облаком пепла. В небо уходил похоронный дым от тел абадон. Умершие возвращались к своим богам, живые обессиленно бродили, не зная, куда поставить ногу: ямы и впадины застилали землю.
Нулефер даже сквозь водный щит чувствовала, что кожу начинает жечь, на лбу выступали маленькие капельки пота. Природа была мертва, воздух был мёртв. Онисей мечтал уничтожить жизнь и превратить Санпаву в бездушную пустыню. Но земля дрожала, взрывались кратера вулканов, ветер разносил пыль. С исчезновением Онисея пришла не пустота, а хаос.
— Мы восстановим убитое, Санпава будет сиять, — скорбно сказал Мегуна.
Нулефер стояла рядом с Аахеном под водным щитом в окружении абадоны, чуть в стороне Уилл и проходящие маги докладывали обстановку Конории.
— Поздно взялись за ум, — с отвращением стрельнула Нулефер. — Кабы сразу отказались содействовать Онисею. А теперь что обещать? Даже абадона не вернёт мёртвого.
— Мы лише возжелали дать людям наказ и уберечь будущие поколения абадон от вашего гнёта, — объяснил Мегуна, стыдясь смотреть Нулефер в глаза.
— Вы желали так, но Онисей думал по-другому: как отомстить, как истребить. И никто из нас не раскрыл его замыслы.
— Мы верили нашему кумрафету, ибо мы его избрали. Когда обратились в людей и когда вернулись в зверя — мы избрали Онисея своей главой. И он предал нас. Онисей заслужил смерти. Абадона… — Мегуна напряжённо смолк, — должен убить абадону.
— Так убейте. Вас же боги наделили невероятной силой, а не вечных людей.
Абадоны смыкались кругом. Голоса ритмом отбивали «Убить. Убить. Убить».
— Убить тварь! — вскричал Дионс.
— Изничтожить! — согласился Гилия.
— Старейшина Аахен, собирай всех абадон. Мы победим Онисея числом! — подхватил Фекой.
Мегуна взмахнул водой, окружающей его. В руке вырос голубой искрящийся меч.
— Убить. Верно молвите, абадоны. Онисей предал и народ свой, и богов наших. Убить его. Лише… Потребуется все абадоны. А се огромная кровь и разруха по многострадальной Санпаве. Бой не будет скромным, затрясутся небеса. И последняя жизнь сгинет в нашей схватке. Хотят ли вечные люди восстания абадон против их кумрафета?
Нулефер хмыкнула:
— Выбор у вечных людей есть? У Онисея впереди целый день, чтобы разносить Санпаву в щепки.
— Вы сможете его убить? — сомневающимся голосом спросил Аахен. — И двадцать пять человек не выстояли против одного Онисея.
— Цубасара клянётся, что убьёт его.
Уилл протиснулся через плотное кольцо абадон. В руке был зажат винамиатис, из него исходили вопросы и указания командиров.
— Цубасара хочет вступить с Онисеем в схватку, ликвидировать его самой, избавив абадон от убийства сородича.
— Она велика духом… — вздохнул Мегуна. — И сила подобна Онисею.
Нулефер взглянула на Уилла. Уже необычно, что брат озвучил желание абадонки. Он дорожил Цубасарой, считал матерью, как Нулефер своей сестрой, и представить не мог, чтобы подвергнуть Цубасару опасности, заставить даже волноваться. Как несколько часов пошатнули заботу Уилла о приёмной матери. И как последние минуты стёрли в Уилле надежду остановить войну малыми силами, не прибегая к чудовищной ярости Цубасары.
— Она требует, чтобы её переправили к Онисею? — переспросила Нулефер.
— Да, рвётся в бой, — неохотно ответил Уилл.
— Одна Цубасара и Онисей, — задумчиво протянул Дионс. — Чую, не выстоит она. Цубасара, еже и станет частью битвы, то в ряду с абадонами. Мы будет прикрывать её, а она нас.
Мегуна кивнул.
— Да, надобна сила всех абадон. И согласие вечных людей.
— И согласие, — повторил Дионс.
Мегуна поднял взор на проходящих.
— Несите нас в Конорию.
Но послушные проходящие возразили:
— Вы время теряете и наши силы. Мы не можем скакать туда-сюда как стрекозы на такие большие расстояние. Целесообразнее переправить Цубасару сюда…
— Мы хотим поговорить с матерью в спокойной обстановке, — перебил их Уилл. — С её горячим нравом, в Санпаве она тут же понесётся на Онисея, не выслушав никого.
— С полководцами зенрутскими тоже надобно словом молвиться, — сказал Мегуна.
— Отравляйтесь в Хаш, — ответили проходящие. — В городе мирно, до него не дошли абадоны. Руководство Хаша примет вас и обеспечит связью с Конорией. Нам же ещё с Твереем перемещаться ко всем абадонам и соединять их в единую группу.
Мегуна стоял на своём.
— Ваши переговорные камни не заменят живой лик. Мы желаем узреть и Цубасару, и полководцев. Абадоны не приучены к говорящим камням.
Нулефер понимала возмущение проходящих магов. Каждое перемещение с людьми на плечах забирало у них часть силы, дальние расстояния тоже плохо сказывались. Такие как Идо Тенрик рождаются раз в сто лет, а то и реже… Зенрутские проходящие маги не хотели пускать во дворец их королей вражеских абадон, что пообещали принести победу Камеруту. Камерут-то вышел из войны, сдался, абадоны дружно пошли на Онисея, забыв про разделение между манаровскими странами. Но их обещания могут тоже оказаться пустыми словами, подобно прошлым речам Онисея.
Спорить с решением абадон виделось безнадёжной задачей, к тому же Нулефер и Уилл поддержали Мегуну. И проходящие, вздохнув, пошли на их условия. Мегуна, Гилия, Дионс и Фекой отправлялись в Конорию с детьми Цубасары. Аахен и остальные абадоны отправлялись за подмогой.
Нулефер ещё раз обернулась на разорённую землю. В груди замерло сердце. Показалось, что замер и весь мир, звуки затихли, ветер замедлил движение, туман стал прозрачнее. Сколько им ещё предстоит воевать? Не ей с братом, не им, пленённым абадонам, а человечеству. Мятущиеся санпавцы, к которым идёт Онисей, кричат в бессмысленных мольбах к небесам, чтобы враг остановился, чтобы война, родившаяся в теле одного человека, прошла мимо них. Но срок Онисея выйдет с наступлением полночи, а эпоха войн никогда не узнает, что такое конец.
Её взяли за руку. Аахен. Он прижал к себе Нулефер и склонил голову.
— Боги, почему вы покинули нас? — Нулефер едва ворочала языком. — Почему? Столько людей умерло, столько ещё умирает. Почему вы покинули нас?
Аахен наклонил к ней голову.
— Где был Бог-Создатель, когда развернулась первая в истории война?
Нулефер ответила не сразу. Взгляд застыл на исчезающих искрах, что меркли, приближаясь к небу.
— Бог был убит.
И, немного погодя, добавила:
— Его убило любимое дитя.
***
Совет хотел увидеть не только мятежную Нулефер, но и бывшего неприятеля, пленного союзника Камерута — абадону Мегуну. За что можно было похвалить Онисея, так за примирение всех прошлых врагов. Хотя долго ли продержится их хрупкий и прозрачный мир? Нулефер помнила, с какой неприязнью её и Цубасару встречало зенрутское командование. Мегуна в их глазах был не лучше убийцы королевы. Его одаривали косым взглядом, а то и вовсе отворачивались. Револьверы были заряжены, офицеры держали руку на поясе.
И только Фредер невозмутимо встречал Мегуну. Его защищала стоявшая рядом Цубасара, льдистые глаза принца, уже короля, не выражали никаких эмоций. Наверное, Фредер тоже испытывал к Мегуну неприязнь, но свои чувства он ловко прятал за непроницаемой маской. По правую руку от него находился Тобиан. Глаза искрящиеся, гневливые, шея набухшая, тело согнулось к столу, руки сжаты в плотные кулаки и положены с вызовом на карту, между ними лежит винамиатис и стекло.
— Он уже поругался, — понял Уилл.