С неохотой он спустился с судна. Взял больно Нулефер за руку и повёл подальше с пирса, не слушая её просьб остановиться. Вот что за прекрасное было время — они два часа продержались в Чёрном океане, смогли хоть на какое-то расстояние отправить туда живых существ — мух — и разжечь веру, что морские змеи реальны. Но мир огромен, и в нём всегда найдётся человек, который испортит ликующий дух.
— Что ты здесь делаешь? — в хижине рыбаков Аахен на зенрутском закричал на Нулефер.
— Пришла узнать, насколько ты продвинулся к Чёрному океану? Что за глупый вопрос? — недовольно ответила Нулефер на грубый тон Аахена.
Действительно, глупый вопрос — Аахен немного посмеялся над собой. Но тут же взял себя в руки.
— Где твой верный слуга Идо Тенрик? — обратился он к ней на тенкунском.
— Обещал вернуться через час.
— Правильно. Стыдится смотреть мне в глаза после того, как опростоволосился и не сделал меня членом Кровавого общества.
Нулефер фыркнула. Аахену понравилась её спесь, смешная обида, застывшая в нахмуренных губках. Ещё больше ему нравилось, что Нулефер смотрела на него как на друга. До сих пор. После всего, что она сотворила в Зенруте. А он держался на расстоянии, безразлично, хоть и не скрывал в слабой улыбке радости, что видит подругу.
— Всё пытаемся, Нулефер, — вздохнул уныло Аахен. — Ты вообразить себе не можешь, насколько мощен Чёрный океан! Наши корабли без потерь его не преодолеют. Я был в нём с Кариями. Это безжалостное орудие смерти. А как успехи у тебя, душегубка?
Нулефер надменно вскинула вверх голову. Оскорбилась! Аахен засмеялся снова — он же не винит её, не ругает, так чего ж так близко к сердце воспринимать слова?
— Я не убиваю людей, — выговаривая каждый слог, на чужом языке заявила Нулефер, уткнувшись зелёными очами в стальное, высмеивающее её лицо Аахена. — В смертях вини Тимера, Карла и остальную безжалостную часть Кровавого общества. Я не убийца.
— Но ты и есть часть Кровавого общества. Причём, часть самая могущественная, обладающая магией. Ты не можешь быть сухой от преступлений Общества, пока ты его полноценный член.
— Аахен, ты не понимаешь!
Нулефер стукнула рукой по трухлявому деревянному столу. На пол упала щепка. «Она сильна», — оценил Нулефер Аахен.
— Ты жалеешь ублюдков, которых придушил Тимер? Разве они не заслужили смерть?
— Заслужили, — одобрительно кивнул Аахен. — Но несчастные матери вовсе не заслужили быть разлучёнными с детьми. Горожане не заслужили потерять работу, крестьяне не заслужили расстаться с полем. Нулефер, я смотрю шире тебя. Ты не видишь одного — последствий. Вы взорвали здание суда, когда там приговорили к смертной казни освободителей, и теперь пьёте вино за победу. А ты можешь сказать, сколько людей потеряло работу в суде? Сколько семей лишилось состояния из-за смерти мужа и отца? Ты мечтаешь освободить рабов, а их распродали, чтобы погасить всевозможные долги и оплатить лечение выжившим родственникам. Да, Нулефер! Ты не задумывалась о последствиях? В городах люди потеряли работу, в деревнях рантье отобрали землю у крестьян, которые не смогли оплатить её. А потому, что некоторым кормильцам посчастливилось заговорить с каким-нибудь чиновником, которого вы через минуту подорвали. И трудолюбивый муж, отец семерых детишек, разлетелся на куски вместе с вашим врагом. Нулефер, я уж молчу про Зоркий сокол, про усиленную полицию, про репрессии в парламенте. Мне-то виднее, бывшему старейшине Тенкуни, что за каша у вас творится. И это преддверии… распрей за Санпаву.
Нулефер сидела ошеломлённой, пронизанной до глубины костей каждым словом Аахена. И его таинственным замечанием о Санпаве. Она ждала обвинений, криков. Но друг говорил мягким дружеским голосом, который почему-то больно бил её.
— Мои соболезнования тебе, — прошептала Нулефер. — Я не хотела, чтобы ты уходил с поста.
Настал черёд Аахена бледнеть. Его задели за живое.
— Не надо жалости, это мой выбор, — твёрдо сказал он. — Я не смог. Не смог, хоть и пытался, казнить опальных магов. От слов десяти старейшин, каждого включительно зависела их дальнейшая судьба — смерть или пожизненное заключение. И моё слово разрушило весь хитроумный план возмездия тех девяти. Я помиловал их. Сказал «нет» казни. Не смог переступить через жизнь семидесяти человек. Вот такой, Нулефер, я слабак! Я обрёк людей на вечное заключение в наших тюрьмах, каторгах, на ваших заводах по созданию винамиатису. Кому-то повезёт больше, и его… Скажем так, человека с боевой магией совет старейшин отдаст как рекрута в армию Зенрута или Камерута. После моего предательского решения я должен был уйти, иначе подорвал бы честь всей семьи. Ещё ты мне подвязалась. Старейшине Тенкуни нельзя общаться с террористкой Зенрута. А я общался, обсуждал два месяца назад с тобой Чёрный океан.
Повисла тишина, только слышен был прибой океана. Аахен в свои руки взял руки Нулефер и сомкнул её пальчики в кулаки. Посмотрел ей в лицо, и увидел, как заметно осунулась девушка за последние месяцы. Стала другой — жёсткой, неотступной, безумной, совсем как он в любимом деле.
— Я не вижу на твоих руках крови. Но это не значит, что её там нет. Просто эта кровь покрывает ядовитой пеленой твою душу. Почему нас, десятерых старейшин, до моего рокового решения, нарекали палачами? Мы же не держали в руках топоры. Мы бы сделали гораздо хуже — мы позволили бы палачу взять в руки топор. Не ты ли в одночасье можешь лишить Тимера силы, если уйдёшь от него?
Нулефер выхватила руки из тисков, как ей показалось на объятия Аахена, и вспылила. Но на сей раз без обиды и чувства униженного достоинства. Напротив, — с гордостью, с блеском в глазам.
— Тимер своим злом ведёт Зенрут к покою и справедливости! Моё предназначение быть с ним. Аахен, я всё осознала. Я всю свою жизнь думала, зачем боги мне подарили магию, зачем они нарушили устои мироздания? А теперь осознаю, они дали мне силы, чтобы я изменила Зенрут, чтобы я уничтожила разруху и страдания в нём.
— Любопытно, — приподнял брови Аахен. — Но всё же я склоняюсь к тому, что в твоей магии виновато великое переселение магов в Зенрут.
— Я не верю в твою гипотезу. Она не отвечает на один вопрос — почему выбрана я? А моя гипотеза отвечает — боги выбрали меня для уничтожения зла. И Уиллард, как второй последователь их воли, должен присоединиться ко мне. Это так логично — мы родились в тяжёлый час для Зенрута, когда люди шушукаются о войне, когда общество готово снять с себя оковы поработителей.
Нулефер задыхалась, говоря с восторгом, с честью, со славой о своём недавнем умозаключении. Она встала, опрокинув стул, и размахивая руками, как ребёнку, объясняла Аахену истинный замысел богов. Она снова говорила на своём родном языке, в кои-то веке гордясь тому, что она зенрутчанка.
— Даже магию нам с Уиллом боги дали одинаковую — это чтобы мы в нужный день встретились и заговорили. Когда б я столкнулась с ним, если была бы воздуховиком, к примеру? Полюбила бы я так Чёрный океан без магии воды? Это всё их воля. Аахен, наши боги жестоки и коварны, в отличие от Единого бога Камерута, их история пронизана убийствами и местью. Я, как послушная ученица, должна следовать их воле. Супруги-Создатели дали своим детям в помощь силы природы, чтобы они изничтожили демонов, которые должны были им служить, но решили восстать. Так и я воспользуюсь всей своей силой ради спасения людей.
Аахен захохотал:
— Тонко подмечено — первым злом стали демоны, созданные для вечного служения богам. Заметь, Нулефер, униженные и оплёванные демоны по сей день считаются сосудами греха. А они всего лишь сражались за свою свободу… Кстати, как ты можешь воевать против господ Зенрута и в ту же минуту исполнять волю богов, что затащили в вечные оковы несчастных демонов?
Нулефер вздёрнула нос. Не поймёт этот тупица её замысла. Не поймёт, хоть как его будешь объяснять. Это нужно быть избранной, как она, или даже как Уилл. Но оставаться без последнего слова Нулефер не собиралась. Она обвела взглядом хижину рыбаков: развешанные по стенам рыболовные удочки, сети, крючки, поставленные в углу сапоги, сушёная рыба в корзинке, урчащий от сытного обеда на скрипучей кровати толстый серый кот. А на полке книги Аахена Тверея, его карты прибрежных вод Тенкуни, компас, какие-то чертежи, телескоп, стоящий рядом…
