— Мама, папа, к нам какие-то люди едут! Они остановились! — завизжал Майк, тыча пальцем в звонкую раму.
На пороге раздались тяжёлые шаги. Дверь стукнула, и вбежали шестеро.
Впереди маленькой толпы неприглашённых гостей стоял Нормут Казоквар. В белых шёлковых рубашке и шортах он совершенно не мёрз. Сделал губы трубочкой и протянул «ууу», а потом расплылся в душистой улыбке, обнажая ряд почищенных накануне зубов. За ним стоял такой же не по сезону одетый лысый мужчина. Невооружённый в отличие от трёх напарников, преданных казокварских помощников, которые направили ружья в Кэлиз. Сзади переминалась с ноги на ногу Элеонора, потирая синими пальцами незащищённые пуховым платьем плечи. Она спряталась за спину Нормута и смотрела в пол.
— Я сорвал сегодня куш! — изрёк раскатисто Нормут. — Полмиллиона мои! Ну, здравствуйте, уважаемы Кэлизы. Три года вашей сладкой жизни подошли к концу. Ребята, хватайте их!
Он щёлкнул пальцами, и люди с ружьями сорвались с места. Дом пробрали крики, детский визг, хлопок падающей мебели, звон битой посуды. Всё задребезжало, загрохотало. Фьюи бросился к ножу, но его опередили лысый мужчина — оказавшись подле оружия за секунду. Проходящий. В руках подручных Казоквара замелькали четыре винамитиаса-замка.
— Они не сбегут, даже не старайтесь защищать их, маги воды, — смеялся Нормут. — Эх, Бонтин-Бонтин, что же ты со мной не здороваешься? Больно храбрым стал, я вижу? А вот родственники твоей подружки теперь мои. Ха-ха!
Он протянул Тобиану руку и улыбнулся, всматриваясь в обескураженные глаза бывшего раба. Лучше и мечтать нельзя было. Всё удалось! На беглых Фьюи и Джину одевали наручники, Бонтин лютой ненавистью прожигал его лицо. Но прожигал лишь взглядом и шептал: «Мерзавец». Разве это не музыка для ушей?
В доме звенела целая симфония. Присоединился и молодой девичий писк — Люси и Нулефер бросилась к хрустальному платью Элеоноры.
— Сестра, что ты наделала? Прикажи им остановиться! Прикажи! Сестра, ради меня. Ради меня и Тины, прошу!
Элеонора дрожала, стыдливо отводя голову в сторону. Она отпихнула Нулефер, отбросила от себя Люси, развернулась лицом к стене. И встретилась с Идо, за которым спрятался Майк.
— Это он вас сюда принёс? — покраснело без того красное лицо Элеоноры.
Они с Идо столкнулись взглядом. Как в тот мятежный день руки опять зачесались, само собой потянулись к грустным глазам Тенрика, чтобы выцарапать их с концами. Но подручный Казоквара, бежавший за Майком, встал между ними. Борьба в доме как будто заглохла для неё, не осталось ни сестры, ни камеристки Люси, ни будущего зятя — только Идо и обида на него. Пусть попляшет, пусть посмеётся, как он любил это делать.
— Заткнитесь! — закричала Элеонора на Нулефер и Люси. — Засуньте и их в карету! — скомандовала она лысому проходящему.
— Фанин Казоквар, их же убьют! Если вы сдадите их власти, их убьют! — завыла Нулефер, вырываясь из мужских рук.
— Это уже не я решу, а зенрутское правосудие. Я же творю своё — казокварское. Благодаря мне Фьюи и Джина поживут чуть дольше, я должен показать своим рабам, чем заканчивают те, кто встаёт против своего властителя, — и Нормут бросил лёгкий кивок Тобиану. Сделав притворное доброе лицо, добавил: — Кара наших пятнадцати богов когда-нибудь постигнет и тебя. Давайте, пошевеливайтесь! Быстрее в карету их грузите, переодевайте в тонкую одежду и переносите ко мне. Даже не думайте на склад Хаша возвращаться, оружие относить, никуда оно не денется!
Довольно посвистывая, Нормут направился к карете. Первый проход сквозь пространство был совершён — маг, скрутив руки Люси, отправил её в Конорию.
— Как вы узнали… — только и успела спросить она у Элеоноры.
— Держи язык за зубами, — её хозяйка хлопнула дверью кареты перед носом у Тенрика.
Нормут вытащил пятнадцатого налима. Рыба дёргалась на крючке изо всех сил. Ходил ходуном хвост, дрожали плавники. Ещё немножко… она подпрыгнула и освободилась с крючка.
— Прыткая! — воскликнул Нормут, поднимая налима с травы. — Но глупая, до воды ей далеко. Мы великую уху сегодня сварим.
— Видите, вошли в азарт, — радостно сказала Элеонора. — Я же вам зла не посоветую, иногда человеку необходимо выбираться на природу. Вы и ваша семья зачахнете иначе.
— Это я зачахну с вами, — пробубнил Эван, — мне бы в тир…
Нормут грозно покосился на брата. Опять не хватало этому балбеса учить. Дали же боги именно Эвана ему в братья!
И только он хотел рыкнуть на него, вместо привычного «Эван, ты замолчи» раздалось вдали: «Нормут, Нормут, слушай, что я тебе сообщу!»
Бежала, задыхаясь, жена. Не останавливаясь, чтобы отдышаться, Фалита продолжила кричать:
— Я такое подслушала! Такое! Нормут! Мой Нормут, сладкий, ты мне не поверишь, я встретила в порту Бонтина. Да, его, мерзавца. И ваша сестра с Люси с ними были. Наши-то сосунки прознали, где Фьюи и Джина живут, ну те самые, устроившие переполох в Луфее, родители-то Люси. Нормут, это Хаш. Медная улица, дом два.
— Да ты что? — ярким огнём загорелись глаза Нормута.
Он и его жена суетно засобирались, позабыв и про рыбу. Не у дел были лишь Эван, осчастливленный тем, что на время его оставят в покое, и Элеонора. Она и вспомнить не могла, когда в последний раз слышала про Фьюи и Джину — может, года два назад, когда кто-то из домашней прислуги сказал Люси, что та похожа на мать. К чему спешка? Зачем Казоквару понадобились неожиданно всплывшие родители её камеристки? Возник ворох вопросов. На которые ответ у Элеоноры нарисоваться незамедлительно — деньги либо личные счёты.
— Я не понимала, объясните мне всё, вы знаете Фьюи и Джину? Зачем они вам?
Казоквар улыбнулся, подготавливая на ходу речь:
— Как устроен мир! Бок о бок вы жили с этими людьми вместе, а сейчас из-за указа королевы вам невдомёк, Элеонора, что шесть лет назад каждое утро с вами здоровались будущие покусители на благополучие вашей страны. Пойдёмте, Элеонора, я вам всё объясню.
Он целый день рассказывал ей о преступлении Джины и Фьюи, обсуждал захват. И даже готовил пышнословную речь, которую скажет Бонтину. Из-за него ж задумал-то главную часть плана. Ту, что произойдёт через полчаса, может, чуть позже. Но слава о своих победах не была столь красивой здесь и сейчас, в перевёрнутой кухне. И Казоквар, пока его помощники, управляющие с шахты, подготавливали беглых к перемещению, любовался сквозь открытую дверь Бонтином, озирающимся по сторонам.
***
— Слушай, Бон, — закричал Уилл. — Надо что-то делать! Урсула, Фред… Свяжись как можно быстрее с Фредом. Я не знаю, что ещё придумать.
— Да тут и Фред бессилен. Принц не помощник преступникам! — чесал голову Тобиан.
Трое молодых людей — он, Уилл и Идо остались одни в смятённой комнате. На шум из своих окон стали выглядывать соседи, стучаться в дверь.
— Не были бы они преступниками, чёрт, сами же себе усложнили жизнь! — Тобиан четырехнулся. — Тут их никто не спасёт, а мы сами нарушим закон, если попытаемся вызволить.
— Ну я вне закона, — сказал Идо. — За мою голову назначена награда. Я могу только их похитить, используя собственные силы, и в разы отяготить их не без того малую вину.
Тобиан едва ли не в прямом смысле слова бился головой об стену, вспоминая и выискивая из закромов памяти хоть что-нибудь, что могло спасти людей с фамилией Кэлиз. И почему он никогда никого не слушал? Почему всё время был далёк от изменений, творящихся в Зенруте, даже когда брат Фред и пытался сам ему что-то объяснить. Стереть бы сейчас из своей жизни все ночные походы с забывшими его друзьями, все драки и споры на деньги, только бы знать, как ему, бывшему рабу, можно помиловать преступников. И внезапно Тобиан услышал «награда».
Он схватил Идо за руку и крикнул:
— Вот ты и сможешь. Уилл, немедленно собери всех соседей. Ты без ошейника на шее хорошо сойдёшь за свободного, так что ты — мой главный свидетель. Идо, готовься к перемещению.
***
Всё происходило быстро, молниеносно, лихорадочно: перед глазами возникли знакомые черты особняка, вырытый котлован для будущего озера с грязной непрочищенной водой, каштаны, бросающие тени наземь, два позорных столба. Меж тем время разорвалось на куски, оставив стремительную часть позади. Оно растянулось, остановилась и потом вовсе замерло. Для Нулефер и Люси, не переодетых из белых летних платьиц для перемещения в весенние пальто, для привязанных к столбам Джины и Фьюи, хныкающему на руках Фалиты Майку секунда равнялась минуте, минута — часу.
