А как увидела русалка, что плачет Настенька украдкой, так сразу всё и поняла. Обманул, разбил сердце девичье. Жалко дочку названную стало и своего Родиона вспомнила, что клятвами страшными божился её не забыть, ни на кого не променять, а сам женился скорёхонько.

Отозвалось предательство болью в сердце, да толкнуло на грех смертный — утопила она того Ивана. Как купаться полез, так за ногу схватила и утянула. Сопротивлялся, отбивался, глаза пучил, губами шлёпал. Да где уж человеку с русалкой совладать.

Схоронили Ивана, как тело выплыло. Думала, полегче Насте станет. А она ещё больше убиваться начала. Под ракиту кидай вечер бегала, на воду глядела, по пояс заходила, руками по дну шарила, что-то искала. А потом оборотни случились.

Объявился чужой человек, черный, со взглядом звериным. Поселился за речкой, в старой избе, подлатал ее, подмазал. А через год собрал перевёртышей окрестных в стаю, вожаком сделался, главою. С тех пор в лесу люди пропадать начали — что ни седмица, то девицы или парня не досчитаются.

Марусе-то все равно было, пока люди не начали с полынью и крестами по лесу ходить, а детей и вовсе дома запирать. Тогда задуматься пришлось, как Жемчужину создавать новую, если перед парнем волосы чешешь, соблазн творишь, а он тебя святой водой брызжет. Но и тогда можно было простофилю какого-нибудь найти, голову окрутить, разум заморочить.

А потом оборотни загнали Настю. Зачем она в лес ночью пошла, одной ей и ведомо. Босая, с распущенной косой, в простой рубашке. Такой ее волки и встретили. То ли не голодны были, то ли поиграть удумали, но сразу не набросились, из кустов выскакивали и прятались, за спиной выли, глазами в потёмках зыркали, гнали по узкой лесной тропинке.

Маруся делами своими занималась русалочьим — на волнах качалась, ладонями по воде хлопала, когда вскрик услыхала. Показалось, что голос знакомый, она и вышла из речки, посмотреть, что делается. А там увидела, что несется ее девочка, Настенька, из леса да к обрыву, а за нею волк черный мохнатый с прихвостнями. Не успела Маруся ничего, как добежала до места, так и остановилась. Стая в лес унеслась, а Настя в крови лежала и дышала еле-еле. Догнали все-таки, нечестивцы окаянные.

Сделалось на душе Марусиной тяжело и тошно, единственная радость пропала, последняя отдушина. Если б могла, то утопилась бы с горя, да уж второй раз не получится. Наклонилась над Настенькой, пряди с лица отвела, по голове погладила, дышит еще родная, не забрала смертушка, не срезала тонкую березоньку, не увела за собой в царство вечное.

И решилась Маруся грех совершить. Встала, выпрямилась, руки к небу воздела, позвала воду за собой. Жиринка заволновалась, забурлила, пеной плеснула на берег. Туман сгустился, упал плотным маревом, белым колпаком накрыл девушек. Никто не видел, что там делалось, что творилось, но с тех пор стало в Жиринке на одну русалку больше.

Так что всё происходящее с Настей принимала Маруся на свой счёт. Винила себя, что русалкой ту сделала, не дала душе уйти спокойно; что учила плохо, законы навьи не донесла; даже порой жалела, что Ивана загубила. Вернуть бы прошлое, поговорить с этим Иваном, попугать, чтоб девочку не обижал. Глядишь, бы и сладилось у них.

— Кикимора, значит? — поджала Настя губы, зло прищурилась. — А есть другие, такие же?

— Раньше были, да все вышли — ответствовал дед Потап. — Еще до Маруси. Место-то болотистое здесь. Но иссохло помаленьку и пропали кикиморы. Куда делися — не знает никто. Знать померли без трясины сырой, а мож ушли.

— А что же мне делать?

— Что хошь, то и делай. Но из обители русалочьей уйти тебе надобно, а лучше из города. Нет мира промеж вашими родами. У кикимор чары, что желчь едкая, а у русалок — медовые, сладкие. Друг друга порушат они, изопьют, растопят. Там, где вода проточная бежит — не место застойной.

В углу комнаты плакала Маруся, комкала в руках голубой платочек в горошек. Настя ходила вокруг стола, бурча под нос — ни одной слезинки не выкатилось из ее глаз. Она не могла из Сервуги уехать, у нее столько планов и Николай. Пожалуй, можно переместиться на съемную квартиру, где она с любимым встречалась. А там она отоспится, в себя придет и найдет способ накинуть морок, чтобы красавицей казаться. А Зеленая Жемчужина поможет. Теперь не надо у Маруси силу клянчить.

Вещей у русалки было минимум, в рюкзак за десять минут покидала и готова. Маруся адрес выпросила, врать ей не стала, накорябала на листочке, где искать и полной грудью вдохнула, выскочила на улицу. В темноте под капюшоном лица не видно, рукавами толстовки пальцы сухие прикрыла и сошла за подростка, который не хочет быть узнанным.

Ночной воздух гудел цикадами, оглушал цветочными ароматами, слепил неоновыми рекламными огнями. Настя думала, что пропала способность то ли летать, то ли плавать по воздуху. Вот бы сейчас зависнуть над кронами этих стройных ясеней и медленно заскользить под луной в прохладных струях ветра. Нырнуть бы в воду, распугать мелких рыбёшек, пройтись по лунной дорожке, бледным лучом подпоясаться, звездами косы украсить.

Ан нет, тело теперь тяжёлое, спина к земле гнётся, с трудом ноги переставляются, на руках словно по гире привешено. Внутри ломит каждую косточку. Зато у груди сокровище припрятано — согревает, убаюкивает, зеленым светом мерцает. Если б не Жемчужина, не дошла бы до квартиры. Ввалилась в прихожую из последних сил и глазам своим не поверила.

Показалось, что напротив зеркало, а в нем она отражается, как была. Волосы русые, глаза зеленые с поволокой, яблочки на щеках и родинка под правым глазом. Настя помахала рукой, а отражение расхохоталось и уселось на пуфик.

— Хотела с тобой наедине поговорить, — заговорило отражение.

— Лиза? Это ты? Зачем мой облик накинула?

— Ты лучше скажи, что наше соглашение в силе, — ответила Лиза.

— Нет, не в силе. Теперь мне Жемчужина не нужна.

— Так я и знала. У меня подчиненные такие же. Никто обещаний не держит, чуть что — бегут с корабля. Но так просто ты от меня не отвертишься. Я тебя заставлю договоренность выполнить до конца.

— И как же? — Настя улыбнулась нахалке.

— Приду к Николаю в твоем облике, — Лиза огладила волосы и грудь. — Будет меня любить.

— Не смей, — зашипела Настя, бросилась к нежданной сопернице, но та взмыла вверх.

Настя успела ухватить ногу и дернула на себя, Лиза коротко вскрикнула, вцепилась в волосы, резко потянула.

— Отстань, гадина, — пропыхтела Настя и куснула за руку.

— Ааа, да я тебя щас, — Лиза затейливо выругалась, пнула противницу в живот, но сама свалилась на спину и медленно опустилась на пол. Теперь ее позиция была явно проигрышной.

Настя вспомнила про рюкзак с вещами, перекинула его вперед и воспользовалась вместо биты. Увесистые удары сыпались на Лизу, а та верещала и закрывалась ладонями.

— Хватит, с ума сошла что ли?!

— На, получай. Я тебя за Николая порву просто. Чтоб подходить к нему не думала!

Лиза ухватилась за лямку рюкзака и дернула на себя. Девушки оказались на полу и сцепились в клубок, как кошки катались по прихожей, визжали, царапались. Настя ощутила, что она побеждает, в какой-то из удачных моментов она располосовала Лизке щеку и выдрала клок волос.

— Что здесь происходит?

В дверях стоял Николай, как всегда, безупречно одетый — белоснежная рубашка, дорогие часы, инструктированные бриллиантами, сверкающие ботинки. Парень кинул взгляд на Настю и брезгливо поморщился, обратился к Лизе.

— Дорогая, у нас сегодня свидание должно быть. Ты почему не готова?

— Я занята была, свидание отменяется, — отрезала Лиза.

— В смысле, как? — Николай опешил и вытаращил глаза.

— Вот так. Всё, свободен. Позвоню, как освобожусь. — Лиза презрительно окинула взглядом парня и добавила. — Если в настроении буду.

Николай не уходил и, вообще, не двигался с места. С тех пор, как он на обучение к Эдуарду Валерьевичу поступил, это была первая женщина, которая его послала. Хм, как необычно. Николай почувствовал, как внутри разгорается огонёк интереса. Это могло стать будоражащей кровь охотой.