— А тебе-то что?

— Ну так охрана мы. Наняли нас. Охранять.

— Вот и охраняйте. От разбоя. А в наши дела не лезьте.

Охранник смачно сплюнул прямо перед Настей, чуть не попав на кеды и издевательски ухмыльнулся.

— Внутрь не пойдём. Но должок за вами, подводные.

Второй глаз, то есть, охранник, наконец, отпустил буянящего Славку и отечески подтолкнул вперёд.

— Настя, ты в порядке? — разгорячённый паренёк подлетел к девушке, сжимая кулаки

— Если обидел её, то пожалеешь, — это уже в сторону косого глаза.

Настя успокаивающе погладила спутника по руке.

— Нет. Слав, не обидел. Мы просто поговорили, он маму мою знает, учила его в школе. Всё нормально. Пойдём внутрь?

Клуб встретил их жарой и вонью потных тел. Первое помещение представляло собой затемнённое кафе с баром и дешёвыми новогодними гирляндами. На потолке мигала неоновая стрелочка с пляшущими человечками, указывая направление к танцполу.

— Настаська! Дорогая, как давно не пересекались. Чмоки, чмоки.

К русалке устремились две знойные красотки: женщина-вамп с губами на пол-лица и рыжая бестия в кожаном шмоте.

— Маруська, Катенька, как я рада вас видеть. Знакомьтесь, это Слава. Посидим вместе?

Вячеслав отвесил шутливый поклон.

— Столько красивых девушек сразу. У нас в городе, наверное, слёт фотомоделей?

Подруги прыснули в кулаки.

— Галантный он у тебя. Пойдём к нашим найдёнышам теперь.

Чернявая Маруся пришла с худым блондином стенд-апером, который непрерывно и несмешно шутил. Девушка натужно улыбалась и подливала спутнику свой коктейль. Правда с каждым новым глотком остроты делались всё ниже и ниже, пока не пробили нулевой уровень и не перешли в откровенные приставания.

Огненноволосая Катерина привела кряжистого байкера, который единственный смеялся над анекдотами блондина и отечески похлопывал того по спине. Байкер возвышался над барной стойкой, как горный утёс и алкоголь поглощал так же. Будто в речку подземную пиво вливалось литр за литром, а потом изливалось наружу на белых горах в заповедных местах.

Настя со Славкой легко вписались в компанию и сразу предложили игру.

— А давайте соревноваться — кто кого перепьёт. Девушки против парней.

— Да вы против нас, — байкер оскалился, — сплюнуть и растереть.

— Выигравшему — исполнение любого желания, — лукаво подмигнула Катенька.

И понеслась.

Через час на танцпол ввалились три парочки. Парни немного покачивались, и Настя с товарками незаметно поддерживали своих спутников, непрерывно хихикая и ритмично подёргиваясь в такт дьявольским звукам из басящих колонок.

Парни уже назагадывали своих нехитрых желаний и пытались их исполнить прямо на месте. Однако, девчонки попались юркие — ловко выворачивались из рук. Впрочем, деревянный, видавший виды пол тоже взбеленился и выворачивался, хотя на него они никаких видов не имели.

Тем временем девушки пробрались в самую гущу толпы, подражая окружающим, повторяя несложные движения. Катенька сбагрила своего спутника Марусе и, оторвавшись от остальных, нырнула в море из человеческих извивающихся тел, не торопясь поплыв в сторону диджея.

Блондин со Славкой зачем-то сели на пол и разулись. Видимо, решили с ним, с полом, познакомиться поближе. Байкер, наоборот, оживился и принялся намахивать круги руками и делать зачётные качи, чем сразу привлёк внимание троих пацанчиков, повредив разные части их тел столь энергичными движениями. Назревал нехилый такой конфликт, и Настя занервничала — почему Катенька не торопится?

Музыка резко захлебнулась, дёрнулась пару раз и сменилась на заунывное бормотание.

На берёзоньке, на Семик, на ветвях качалася.

На Купальницу ходила с русалками сплясалася.

Танцующие застыли на мгновение, а потом собрались в широкий круг, словно дети вокруг ёлки. Глаза у всех сделались стеклянными и мутными, плечи поникли, пальцы на руках скрючились. Лица ничего не выражали, у кого-то отвисла нижняя челюсть и текла слюна, кто-то мычал, кто-то раскачивался взад-вперёд.

Настя осталась в самом центре толпы, широко разведя руки и запрокинув голову. Сквозь купол она видела шершавое небо с крапинками звёзд; острые рога месяца кололи Алатырь камень, а из ран выбегал и разливался на полнеба молочный ручей. Полупрозрачные фигуры её подруг парили справа и слева: лица бледные, белёсые волосы текут до самых пят, а дальше превращаются в светлые щупальца, окутывающие людей.

Три парня рядом, которые пришли с ними. Стоят истуканами, соляными столбами.

— Сейчас, девочки. Давайте.

Белым потоком опустились русалки, потянули руки к своим спутникам. И хоть стояли не близко, а вытянулись предплечья метра на два-три, пока не достали и вокруг шеи не обвились. Еще гуще стали волосы, заполнили всю площадь танцпола, казалось, что люди стоят по колено в шевелящемся тумане.

Парни зашлись вдруг в неестественном смехе.

— Получается, девочки. Щекочите сильнее.

И русалки щекочут. Человеческий хохот выплёскивается из глоток, разлетается в стороны, разбивается прибоем об стены. Зачарованные посетители раскачиваются и перетоптываются, а потом начинают двигаться в едином порыве, вращаясь по часовой стрелке, как гигантский хоровод.

Смех конденсируется янтарными каплями в воздухе, закручивается в спираль вместе с людским потоком, густеет и темнеет. Заунывная песня смолкает и воцаряется тишина, слышно только шорох переступающих ног и тяжёлое дыхание.

Сверкающая спираль взмывает до потолка, змеей свивается в тугой клубок и ложится Чёрной Жемчужиной в ладони Маруськи. Одновременно спадает и морок. Настя не видит больше ни неба, ни млечного пути, только кирпичную неухоженную кладку потолка.

Растерянные люди толкутся на месте. А девушки ловко ныряют в хоровод, пролезают под сцепленными руками и исчезают прежде, чем кто-то успевает опомниться.

Память человеческая сохранит обрывки произошедшего вечером перед Троицей — нет у русалок столько сил, чтобы начистую воспоминания стереть. Но на следующий день всё покажется смутным сном, для описания которого не найдётся слов. А через неделю и это забудется, сгинет в постоянных делах.

— Ты теперь новая Кострома, Маруська. На весь год.

Настя поклонилась Первой Русалке, но гневно сжала кулачки за спиной. В этот раз она, Настя, должна быть получить символ власти и водяную силу. Маруська, как всегда, будет заветы деда Потапа блюсти, чтоб сидеть ниже травы, тише воды. А неправильно это. По-иному надо.

— Может, в следующий раз я возьму оберег?

— Настенька, не сможешь ты выдержать столь тяжкого груза.

— Откуда ты знаешь, Маруся? Дай я попробую.

— Пока ещё рано, милая.

Настя раздражённо махнула косой, но сдержалась от резких слов. Пусть Маруся самая старшая из них, но и они уже не те несмышлёныши, как сразу после обращения. Можно было бы подговорить Катеньку, чтоб поддержала Настю. Но нет, та слишком мягкотелая, от любого неласкового слова слёзы льёт — толку с неё не будет.

Девушка молча направилась к выходу из комнаты.

— Куда, ты Настенька?

— Наверх, хочу побыть одна. Устала сегодня.

Настя размышляла на крыше, сидя в тени какой-то надстройки. Здесь было хорошо, уютно. Русалки так высоко боялись забираться, а люди не считали нужным. Изредка поднимались романтичные парочки, но их легко отпугнуть чарами.

Ветер трепал русые волосы. Рассветные солнечные лучи гладили босые ноги, а руки автоматически плели очередную ловушку снов.

Узелок, узелок, камешек, перо. Пусть этот узелок — Маруська, а этот — Катенька, камешек — Чёрная Жемчужина, а я буду в центре. Пальцы сбились на мгновение, запутали нити, Настя раздражённо дернула и рассмеялась. Кажется, она нашла выход. Но для задуманного придётся кое-кого привлечь. Пожалуй, Дарина-полуденница подойдёт.

Телефонный номер Дарины долго не отвечал. С третьего раза в трубке раздался сонный голос.

— Ты время видела? Утро же еще.

— Здравствуй, Дарина, и тебе не хворать. Увидеться нужно. Давай через два часа в кафе около сухого пруда.