Влюбленные. В адском пламени. Вместе.

========== Глава десятая, «Изумрудные кроны деревьев» ==========

В самом разгаре той дьявольской мессы

Все ваши молитвы будут бесполезны.

Он где-то среди нас,

Он где-то среди нас,

Это начало конца, здесь и прямо сейчас

Пробил антихриста час.

(с)Sagath — FFF

Снежинки кружили в воздухе свой ломанный, неправильный, сбивавшийся с ритма танец, и Николь смеялась счастливо. Носилась по детской площадке, а юный Нортон Огнев поддавался ей и ее чарам, таскался следом, помогал лепить снеговика. Такую картинку бы запечатлеть, но никуда не выкладывать, никому не показывать — ближе к сердцу, семейная идиллия. Редкие счастливые моменты хочется запоминать.

Пес, уставший носиться следом за девчушкой, устало приземлился на снег у Василисиных ног. Золотистый ретривер с аномально-зелеными глазами. Если бы животное умело улыбаться, «Цера» бы усмехался и подмигивал слегка раскосыми удивительно-кошачьими глазами.

— Я скучала, лорд Броннер, — Василиса усмехнулась. — Из тебя даже собака какая-то неправильная. Ну что за наказание, — грустно протянула она, то ли самого Маара подразумевая, то ли возмездие от Высших за то, что в дела демонов влез.

У него даже новое имечко — «солнечный» на языке-прародителе демонического — все тот же сладкий янтарный мальчишка из ее воспоминаний. Сияющий, добрый, носящий под сердцем множество чужих мрачных и страшных тайн.

Всепрощающий.

Смотрел дружелюбно и доверчиво, вверяя Василисе всю свою ныне жалкую и никчемную жизнь, когда у тебя ни силы, ни имени, ни голоса.

Даже не Василисе. Юной ведьмочке, пока что даже не знавшей о своих невеликих силах. Зато такой же искренней, доброй.

Сама же Николь с раскрасневшимися щеками бежала к ним со всех ног, волоча за руку старшего братца.

— Василиса, Василиса! Солнце пропало! — у малышки в глазах были непонимание и осязаемый ужас, Норт неосознанно поддавался панике, а Василиса с ужасом наблюдала, как огромный светящийся шар стремительно мерк на холодном небосводе, а пар вырывался изо рта клоками. Воздух уже можно было резать пальцами.

Маркус Ляхтич выбежал из подъезда уже через секунду, на ходу застегивая на непослушные пуговицы тренч и волоча за собой кожаный портфель. Снег начал метаться во всех направлениях, сила тяжести, удерживающая все на своих местах, иссякала — вот-вот и все планеты сойдут с орбит.

И настанет конец всего сущего.

— Какого…

Было темно, чужие глаза сверкали сталью в ослепительной черноте.

Она чувствовала это — смертельный холод, отчаяние, скрипучий пар сквозь пальцы, невесомые, как и все вокруг.

— Срочно в Преисподнюю.

*

— У твоей Земли есть от силы неделя, — Марк смотрел серьезно, они засели в ее кабинете и устроили мозговой штурм.

— Но… мы же замедлили время целой планеты, даже не планеты — мира, — Василиса в отчаянии хваталась за волосы, растрепанные, кое-где не прямые, вьющиеся — адское пламя сквозь пальцы.- Мне восстанавливаться еще несколько дней. Мы сделали все, что только можно. У меня до сих пор в голове не укладывается, к а к могло погаснуть солнце.

— А магия у тебя сильно в голове укладывается? Кажется, лорд Драгоций готов зайти настолько далеко, — Василисе понадобилась секунда. Чтобы понять, что речь не о Фэше.

— Зачем ему это все?

— Не всем нужна великая и благородная цель, Василиса. Банального могущества хватает, — Маркус покачал головой. Под глазами у них обоих поселились огромные бездны, они спали едва ли двадцать минут за последние трое суток, одни из них — проводили сложный ритуал, ради которого Василиса обыскала все библиотеки Преисподней и главную ангельскую. Перьекрылые вновь не были рады ее появлению, но Лисса улыбнулась — тоже устало и как-то по-доброму — и сказала, что на днях заглянет на чай. — Земля проживет еще от силы неделю, — повторил Ляхтич. — В целом, конечно, может и год — но уже без твоих людишек. Если бы сейчас было теплое время года, было бы не так критично, но температура понижается неумолимо, скоро начнут вянуть растения… и, так как время замедленно, а не остановлено полностью — слишком велики риски — с растениями будут увядать и люди.

Василиса боялась вдохнуть.

Преисподняя, наоборот, в присутствии Повелительности расцвела — выглянуло местное солнце, подсушило мерзкую чавкающую грязь, разогнало тучи.

От этого разительного контраста хотелось нервно рассмеяться.

Фэш появился молча, просто материализовался в воздухе, тихо поставил на столе по тарелке еды для обоих и забрал грязные от кофе чашки. Василиса, даже не обратив внимания на мимолетную заботу, резко чиркнула зажигалкой и выдохнула дым в распахнутое окно. Отвратительная привычка.

Маркус устало облокотился на стол, подпер ладонью щеку и вновь уткнулся в какие-то чертежи, заметки, договоры.

Фэш вновь появился, отобрал у нее недокуренную сигарету, крепко обхватил своими сильными руками, кутая в плед и в объятия.

— Ритуал изгнания. Сегодня.

Отчаяние вскипало по венам.

— Ты почти кончилась, Огнева, — Фэш наконец заговорил. Голос был его хриплый, тревожный, подмороженный точно. Все они застыли в оцепенении и не знали за что хвататься, что делать в первую очередь. Норт прятался с Николь в библиотеке и в садах, пытаясь не показывать, как ему страшно — дерзкий, больной, сломанный мальчишка.

От него пахло изморозью и пеплом. От каждого из них.

Ты не прав, Фэшиар Огнев-Драгоций. Все они почти кончились, каждый по-своему.

Сломанный мальчишка пытался уберечь сломанную девочку. Кукольный театр, где все они — безвольные актеры.

— Нельзя, — подтвердил слова друга Ляхтич. Знала она, все это знала, но — отчаяние царапало кривыми уродливыми когтями ее сердце, выдыхало смрадным могильным холодом в ключицы, било меж крыльев.

Растекалось ядом по венам.

— У меня нет выхода, — поднять подбородок выше, пытаясь казаться взрослее-умнее-сильнее, вздернуть нос, расправить плечи. Определенный ежедневный ритуал Повелительницы Ада.

От него тошнит уж.

Фэш смотрел на нее больными глазами, светлыми-светлыми, точно изморозь, заглядывал в душу, вскрывал нарывы, бередил то, что нельзя. Да, она слабая. И не знает, что делать. Но обязательно что-нибудь придумает. Снова.

Фэш продолжал смотреть. И держать за плечи своими длинными пальцами.

— Фэш, я позову тебя через час, — усталость прорывалась сквозь уверенный голос. Она была бессмертной, но до того хотелось просто не существовать. Тихо пнулась в кривых объятиях — отпусти, у меня дела. У всех нас чертовски много дел.

Хотелось просто н е с у щ е с т в о в а т ь.

*

Огненный пульсар зло и настырно отскочил от белого ничего, ударил ее по ребру ладони, но она ничего не почувствовала. Пустота.

У колен лежала старая зеленая тетрадка, потрепанная, двенадцатилистовая. Та самая. Она и нашла ее случайно, роясь в своих старых покоях Кровавого замка. И вот. Нашла.

Часть ее прошлого, беспечного, счастливого, маленький островок спокойствия, что пахнет дешевыми синими чернилами, пылью, пролитым кофе и залежавшейся бумагой. Тогда хорошо было.

Была Марта.

Она вновь устало вздохнула, протерла глаза и принялась вырезать на коже ритуальным ножом оккультные символы. Кто бы мог подумать, что информация, случайно найденная в отцовской библиотеке больше пяти лет назад, сейчас пригодится. Белоснежная кожа, ниточки синих вен — и кровь. Не алая, вишневая, венозная, но все также остро пахла она солью и морем.

Штормом.

Бушующей стихией.

Она улыбнулась — это был шанс. Отчаяние скреблось на сердце отвратительными ядовитыми узорами.

Ничего. Она справится. Всегда справлялась.

Закончила чертить, откашлялась и начала не читать, не говорить — петь. Необузданная стихия лилась свозь ее голосовые связки, сплетаясь в причудливую хтоническую мелодию, магия лилась сквозь тело.

Это было похоже на море. Горячее. Огненное. Магмой текущее по венам, заставляющее трепетать всеми фибрами души и самым сердцем.