— Я люблю те, которые не заканчиваются, — Василиса откинула голову на оконное стекло, прикрытое сверху тяжелой шторой, и подумала, что сорвет ее сейчас к чертям, потому что слишком сильно облокачивается.

По крайней мере, дома всегда так и получалось. А потом Марта ругалась громко и тщательно, отвешивая заботливый подзатыльник любящего родителя. Она во все привносила сладкий налет кошмара.

Родная такая. Искренняя и чистая, откровенно заботливая.

Марта.

Надо бы навестить ее, только поинтересоваться у Маара, где похоронить могли. Потому что ну не по-человечески это — Марта с ней всю сознательную жизнь, Марта лучше и дороже родных родителей, Марта всегда заботилась о ней.

Теперь ее очередь.

— Это верно, — хмыкнул Лешка прямо в динамик. — А у нас здесь рядовые-бытовые проблемы. Совсем скукотища без тебя.

— Эй, Рознев, я ведь могу не только приревновать, но и обидеться. А обижаюсь я сильно — с моей легкой руки сковорода бьется больно.

— А ты?

— Что я, Рознев?

— Хочешь стать Розневой?

Василиса как-то надломлено, чуть скомкано рассмеялась. С кусочком горечи, с капелькой притворства, с легким налетом боли. Обыденно так, по-своему.

— Так, ребята, думаю, я здесь уже третья лишняя, а вам, судя по всему, не помешает побыть наедине и здоровый… гм, сон.

— Ага, спокойной ночи, Лисенок, — донеслось до нее сквозь скрип и шипение. Кажется, посуда так и останется ждать рассвета у мойки.

Василиса сползла на пол, чуть качнулась — перед глазами все немного расплывалось, боль каленым железом жгла, но притом глаза слипались даже слишком отчаянно. Прямо тут уснуть бы.

А что? В коридоре прохладно и даже почти удобно.

Ну да. Повелительница Преисподней и подоконники. Хорошая история.

Василиса пошла, опираясь на стену. Плыло все так красиво, аккуратно, точно размывая контуры. И голову словно расковыривали скальпелем.

Так и упасть недолго.

И Василиса упала — осторожно вписалась лицом в чужое плечо, не скрытое мантией, покачнулась и начала заваливаться набок. Мысли утекали куда-то сквозь дырявую, как решето, голову. Казалось, что под ногами чавкает кровь. И вновь, и вновь это море трупов, эта умытая алым земля.

И опять тяжело, как впервые.

Чужие руки словили, точно бабочку, сжав между ладоней, что едва-едва видно свет, пробивающийся сквозь щели.

— Повелительница, — послышался знакомый голос, но у Василисы не было сил.

Ни отталкивать.

Ни сдерживать боль.

У Высших была еще одна легенда. О бескрылой фее, что всегда мечтала парить над облаками, дышать чистым кислородом и пропадать в воздушных ямах, цепляясь за рваное синее-синее. Иной раз — голубое блеклое.

И она полетела. Просто поверила однажды, что сможет, и полетела. Думала — разобьется сейчас, столкнется с землей в острых объятиях. Разбилась, да.

Но летала. Искренне, чисто и с любовью. Недолго, на один сладкий миг, но летала. Парила над миром, возвышалась над остальными, что — глупые-глупые — боялись смерти. А она ее не боялась.

Боялась только не исполнить свою мечту.

Сильная-сильная, не умная — мудрая.

Василиса не такая. Она глупая, маленький слепой котенок, что тыкается в каждый угол в попытке спастись. Который ничего еще не умеет и не знает, беззащитный и бесконечно несчастный.

Василиса слабая.

А как хочется взлететь.

— Василиса, что с тобой? — как-то испуганно произнес Фэш, подхватывая ее под коленки и неся, кажется, в сторону ее покоев. — Повелительница, Василиса, черт, самоубийца! Как тебе помочь?

Он еще шипел, что-то про лечебные травы и целительские заклятия, но перед глазами только звезды были, и кометы шумели в голове, проносясь мимо них. И не было почти ничего больше.

Только руки Фэша и звезды.

И мир померк перед глазами окончательно.

Василиса вздохнула, трепыхнулась и поникла.

Взлетела, кажется.

*

— Да уж, нельзя больше медлить, сестренка. Как только тебе станет еще чуть лучше, дорога на Иман нас ждет.

У Маара были красивые зеленые глаза, что вобрали в себя все оттенки флоры, такие наполненные ярким-ярким солнечным светом, что в нем задохнуться впору. Кошачий разрез глаз и — Василиса могла поклясться — вертикальные зрачки, когда плетет вязь заклятий.

— И… я увижу, да? И старейшин, и сады, от которых голова кружится, и всех-всех Высших, как ты и рассказывал?

— Конечно, сестренка. Как только — так сразу.

Подушки в больничном крыле Призрачного замка были мягкие-мягкие, белые, как снег на Земле, и пахли чем-то горько-терпким. Медикаментами.

Василиса зарывалась в нее лицом, чувствуя сквозь прозрачную, но не пропускающую звук дверь острый взгляд Фэшиара Драгоция, дырявящий затылок.

— Кстати… а почему Фэш вернулся? Время отпуска ведь еще не истекло.

— Потому что на Кровавый и Лунный замки было совершенно несколько нападений. Демонами, — произнес сам Драгоций, входя в палату. Наверное, услышал ее слова, открывая стеклянную дверь.

Он был весь в черном, такой антрацитовый, чернильное пятно на белом платье, засохшая кровь на лацкане пиджака, прилитые на пергамент чернила. Притягивающий взгляды и вытягивающий свет из всего, что окружает. Мрачный, изломанный, истасканный, неимоверно уставший, словно…

Словно не в отпуске был, а на войне.

— Что?..

Сердце забилось пойманной птицей в клетке из ребер.

— Что происходит, лорд Драгоций?

Фэш хмыкнул, кидая ей в руки свежий номер газеты, что еще пах непросохшими чернилами и улицей.

— Это охота, леди Огнева.

Перед глазами — Фэш и звезды. И в ушах опять шумит.

— Охота на вас.

Комментарий к Глава вторая, «Легенды Высших»

7к слов. ну охрененно так.

и… все поняли, кто на самом деле пишет эту историю? и кто здесь главный шиппер? Николь, привет.

в общем, Дейла и Норт еще даже появятся. а я наконец рассказала историю собственно всех этих миров в своей интерпретации. вот так вот.

всем приятных снов. я люблю вас, дорогие мои~

========== Глава третья, «Горько-сладкие попытки жить» ==========

Но я просто тело, что тупо болит.

Нелепое тело, что тупо болит.

Мне бы стать сигаретой

И развеяться пеплом по ветру,

Или просто лучиком света — и сиять,

Но, блядь, не верится в это,

Ведь я просто тело, что тупо болит.

Нелепое тело, что тупо болит.

Мне бы ракетой улететь на другую планету,

Или болеть перестало б на этой

Нелепое тело, что тупо болит.

(с)ЛСП — Тело

P.S. До сих пор не верится в смерть Ромы. Ваша группа была потрясающая, и ваши песни меня вдохновляли, словами не описать, как.

Пусть земля будет ему пухом. Он был не идеальный, но охуенный.

Василиса сидела и смотрела в стенку. Рядом собирал ее больничные вещи Маар, молча и очень быстро. Он был мрачный и сосредоточенный, так что хотелось закричать, истерически засмеяться или щелкнуть его по носу — сделать что угодно, чтобы привлечь его внимание.

Хотелось, но — не хотелось. Руки и ноги почти не слушались, вися безвольными плетьми, голова была, как чугунная. А еще становилось то жарко, то холодно, и эти перепады температуры Василисе абсолютно не нравились — раньше такого не было, и это казалось самым страшным.

Что с ней происходит?..

— Ну и куда вы собрались? — поинтересовался Фэш, ворвавшись в больничную палату, сложив руки на груди и изящно выгнув бровь. — Повелительница еще даже на ногах не стоит, — и выразительно посмотрел в сторону замершей Василисы.

За окном цвел август. Жара понемногу спадала на нет, но солнце светило все так же ярко. Трава, что виднелась из окон больничного крыла, была похожа на изумруды, посыпанные пеплом, а небо сверкало ярко-синим, напоминая Василисе ее глаза и море, которое в Преисподней она видела лишь раз, да и то — зимой.

Рядом на тумбочке медленно нагревался холодный зеленый чай со льдом и клубникой, но ото льда оставалась уже едва ли треть. Прозрачный стакан покрылся испариной от контраста температур, и Василиса завороженно наблюдала за капельками воды, сверкавшими в лучах солнца.