— Ну, — Василиса вздохнула, понимая, что Николь должна знать и это. Потому что если она однажды вдруг исчезнет, ее сестра обязательно должна знать, для чего и куда. Чтобы не получилось снова так, что она ее бросила. Василиса просто не может себе позволить бросить эту маленькую девчонку со взрослым взглядом серебристых глаз и немного грустной улыбкой. — Потому что наш папа был Люцифером, а моя мама, Лисса Сияющая, ангелом. Такая, как я, вообще не должна была никогда родиться, — Василиса грустно усмехнулась. Так горько и терпко, но с кусочком сахара. Правда, таким маленьким, что растворился он за несколько секунд. — Но мое рождение предсказал кто-то еще больше ста лет назад. И назвал Антихристом, существом, в котором соединились две противоположные силы, в сумме равные силе Высшего. Мне предрекли уничтожить один из трех миров. Странно, что еще все целы. Ну почти.

Это было действительно так. Со слов Маара Василиса знала, что значительно ослабила силы ангелов, но не уничтожила их. И с демонами сделала что-то, словно усилила их и… что-то еще, пока неясное никому из них.

— И… я Высшая. Как и мой друг, с которым я поехала тебя забирать. Его зовут Маар… и, в какой-то степени, он мой старший брат, — Василиса улыбнулась, улегшись рядом с Николь.

— А ты когда-нибудь уйдешь на этот ваш Иман, да? Бросишь меня, Фэшика, своих подданных? Я читала в одной книжке, что хорошие принцессы должны всегда заботиться о своих подданных. А ты обязана быть хорошей принцессой!

Василиса рассмеялась, почувствовав вдруг ту самую радость, и обняла Николь крепко-крепко. Потому что та была замечательным ребенком. Родным таким. Въедливым.

Василиса чувствовала, как внутри, от самого желудка поднимаются пузырьки и искристо лопаются о сердце, ощущаясь чем-то вроде шампанского. Лопались они оглушительно как-то даже, вызывая тряску. От этого почему-то не было неприятно.

Василиса смеялась-смеялась. Взахлеб даже.

— Я буду хорошей принцессой, — важно кивнула она с мягкой улыбкой. — А если и уйду, то ненадолго, только чтобы увидеть свою семью, а потом вернусь обязательно-обязательно. Ведь родилась я на Земле, полюбила ее и нашу Преисподнюю, и ни за что никого здесь не брошу.

— Твоя семья — мы, — Николь слабо пихнула ее кулачком, выцепив из контекста только одно слово.

— Мы? — Василиса заулыбалась, одной рукой схватив ее за руку, а другой крепко-крепко обняв.

— Я и Фэшик, конечно!

Улыбка почти исчезла с ее лица, но Василиса посильно удержала ее ради Николь. Сердце стянула сеточка боли, пропитанная змеиным ядом, но она стала столь привычной, что демонесса почти не обратила на нее внимания.

Это так привычно и вырезано, что даже не ощущается почти. Обыкновенное состояние леди Огневой.

— Фэшик… А он в курсе, как ты его называешь?

— Конечно! Он сам мне разрешил. А еще сказал, что я могу называть тебя Лиской, правда, я не поняла, зачем… у тебя ведь и так такое понятное и простое имя! А еще красивое…

— Ну, — Василиса едва не фыркнула от нового ощущения. Оно было такое шипучее, едкое и соленое, похожее на ненависть, но разбавленное чем-то, помягче, как ненависть с тремя кубиками сахара. Не ядовитая, но отвратительно соленая злость. Пропитанная слезами и обидой немного, такая острая-острая, но вроде бы с мягкими краями, как разбавленный колой виски.

Василиса даже нос наморщила, но предпочла не показать Николь своей злости на черноволосого демона, решив высказаться о нем простыми и понятными словами Николаса:

— Ну, конкретный же вы… мм-м, демон, Фэшиар Драгоций!

И улыбнулась даже. Притянула Николь в объятия и уснула.

Уснула легко, просто так в мир Морфея провалилась, даже не задумываясь. Почти впервые. Почти так легко, как когда-то давно-давно, когда была подростком, был Лешка и была жизнь, которую хотелось прожить.

Но она открыла ту чертову дверь. Дернуло же ее, перекосило. Покорежило.

И ведь знала, что — но нет. Открыла, потерялась в новых непривычных ощущениях, даже в чудо поверила немножко, так чуть-чуть в любовь вмазалась и вписалась в новые грани дружбы. Так немного срослась, приросла к этому миру, пока не выкорчевало, пока не разжевало и не примяло.

И только потом сбежала почти позорно, пытаясь склеить острые осколки того позабытого прошлого, которое хотелось прожить. Когда-то.

Этого не было? Она не хотела этого?

Было.

Хотела.

А теперь училась засыпать спокойно, училась чувствовать и жить. Училась-училась-училась.

Все. Пора.

Отдохнула за пять лет непрерывной боли.

А теперь отчеты и целый мир на ее плечах. Не сломаться как бы.

Сломалась один раз ведь уже. А теперь…

А теперь вот так. Спокойной ночи тебе, Василиса. Давай учиться жить.

*

— Фэшик?..

— Ага. Николь сидела и слушала меня, представляешь? Как же я скучала по ней, даже не понимала этого раньше, — выдохнула Василиса в холодный экран. Зашипело в ухо — с другого конца также синхронно вздохнули.

В коридоре Призрачного замка было прохладно только вот так, по ночам.

Утром, днем и вечером было удушающе душно и жарко, а все охлаждающие заклятия слетали уже через несколько минут. Виски непрерывно сдавливала кислая тяжесть, а в нервах скрежетало — июль пах спелыми ягодами, которые каждый день из кухни таскала она зачем-то на пару с Николь, хотя обе знали — попроси, и на обед и ужин будет одна зелень.

На завтрак еще каша положена.

Июль также пах хлорированной водой бассейна, установленного в Кровавом замке — все-таки, в замке, где решается все будущее Преисподней как-то не положено. Неприлично.

Еще июль пах типографией и синими чернилами, пел сверчками и удушливым одиночеством, потому что Василиса с головой нырнула в отцовские документы и политику, иногда выныривая ради Николь и Маара, который с помощью все той же потусторонней магии нашел лазейку в границе между мирами.

Теперь хотя бы не так тоскливо было. Были голоса Инги и Лешки, чередующиеся между собой. Иногда даже Фэш был.

Пока не исчез вдруг внезапно, оставив в Нижней канцелярии отчет за последнюю неделю и запрос на временный отпуск, который Василиса подписала с закрытыми глазами. Так ведь проще было. Ну, без него.

В этой тишине по вечерам, когда не слышно смеха Николь, потому что не над чем больше смеяться, потому что Василиса шутить не любит или не умеет. Фэш умел.

Так Василиса и потерялась бы в этом круговороте, если бы не разговоры с Ингой по нескольку часов.

— Мы по тебе так же скучаем. Ты там как, не болеешь?

— Не болею. Даже легче становится. А еще я смогла почувствовать злость, представляешь? Я, кажется, этого тебе еще не рассказывала.

— Молодец, осталось еще немного — две с лишним сотни эмоций, — оптимистично влез в разговор Лешка, судя по шорохам, отобрав у Инги телефон и поставив на громкую связь. Шуршало-скрежетало еще какое-то время, шипело немного, а потом все стихло. — Ты нам фотографии присылай. И вашего серебряного снега, и красного солнца, и всего-всего-всего. Будет, что потом внукам рассказать и показать.

— Ага, еще и книгу написать можно, — влился голос Инги.

— Ну и напиши.

— А чего и нет? Напишу. Под четким руководством Василисы, да? А назовем…

Инга замолкла, а Василиса прислонилась лбом к чуть прохладному стеклу. Оконная рама врезалась промеж лопаток, а подоконник был не настолько большим, чтобы можно было вытянуть ноги.

Было почти тихо, а сухие, скрипящие вот уже несколько дней веки смазывали горячие слезы, струившиеся по щекам, вот так, к подбородку и за ворот блузки. Волосы надоедливо прилипали к вискам, лбу и шее. Длинные, огненные-огненные.

Ее визитная карточка, видимо.

— А назовем… А пока никак не назовем! История ведь еще не закончилась, правда? Еще никаких «долго и счастливо». Ты какие истории любишь, Лисенок? — послышался звон посуды — Инга, видимо, вытирала помытые тарелки. — Розово-сопливые или грустные, которые все равно заканчиваются хорошо?