— Это ваши покои, Повелительница, — Фэш склонил голову почтительно. И не было никаких насмешливых «Леди», протянутых с ехидной усмешкой, никаких «Темнота-а-а…» и «Самоубийца», он смотрел в глаза до одури серьезно, а от него веяло запахом сирени и той самой теплотой, к которой она стремилась раньше, когда оказалась впервые в этом страшном, ужасном мире.

И Фэш ведь тогда обещание сдержал. Вернул ее домой.

«Только какой ценой», — с горечью подумала Василиса.

Она смотрела на него пресным взглядом, потому что не могла вот так, с болью или ненавистью, потому что никогда, почти никогда не ощущала их рядом с ним. Радости тоже не было совершенно, и Василиса опять ощущала это пустое н и ч е г о, гулко бьющееся в груди.

— Из них выходят еще три двери, одна — в ванную комнату, другая — в будуар, а третья — в рабочий кабинет. К завтрашнему вечеру туда будут перенесены все документы, оставленные Владыкой Тьмы. Вам предстоит разобрать их в самое ближайшее время. За помощью можете обращаться ко мне и в Нижнюю канцелярию, они напрямую связаны с Адскими Посланниками и Раем, Верхней канцелярией, — Фэш продолжил, а Василиса сделала вид, что все точно-точно поняла, решив потом, если что, обратиться за помощью к книгам и Маару, который непременно должен все знать. — Теперь можете располагаться, как вам угодно. Ваши покои, лорд Броннер, — Фэш криво улыбнулся. — находятся через две двери. Встретимся с вами за ужином.

Фэш вдруг посмотрел на Василису непонятным ей взглядом, в последний раз сжал ее ладонь и весь такой сломанный, как и она, разбитый, уставший от всего, низко поклонился.

— До свидания, госпожа.

«Черт, — подумала Василиса. — Черт-черт-черт, и теперь вот так каждый день, каждую встречу? С покорностью и на колени?»

Фэш обернулся на секунду, а потом поспешил прочь, склонив голову. Василиса видела какой-то росчерк черного у него на шее, но рассмотреть не успела. Маар толкнул потрясающие двери и оставил ее вещи на пороге.

Опустил взгляд на нее и улыбнулся заботливо, погладив по макушке, как маленькую девчонку.

— Привыкай, сестренка, к мантиям, замку, приемам. Все будет хорошо.

И Василиса верила, правда, верила. Все будет хорошо.

Когда-нибудь.

*

В соседней комнате что-то отчаянно скрипело и скрежетало.

Василисе сидела на огромной кровати с балдахином и кусала костяшку на руке, задумчиво глядя в пустоту. Комната была в светлых, нейтральных бежевых тонах. Стены будуара были обшиты темным деревом, как и кабинет, а ванная сверкала ослепительной белизной, до того, что хотелось зажмуриться.

Кровать была мягкая, с синим-синим покрывалом, необъятным цветом моря. Такие глаза у нее были по цвету, словно под них и подбирали.

Василиса легла, подняв взгляд на потолок. Алые волосы разметались по покрывалу, а мысли бесконечно перескакивали с одной на другую, и демонесса путалась в них. Они внутри то и дело сплетались, путались, мешались. Они пахли магией, мятой и Фэшем. Они то вспыхивали, то гасли, то искрились радостью, то мерцали матовой болью.

Василиса прикусывала нижнюю губу и стискивала покрывало в ладонях.

Дверь соседней комнаты наконец бесшумно распахнулась. Скрежетать и ворчать прекратило за секунду до этого.

— Стеллажи установлены, документы и книги на них расставлены, — отчитался демон, в котором Василиса с удивлением узнала Кристофа.

И вдруг вспомнила. Эти их посиделки в катакомбах, наполненные планировкой битвы, эти пропахшие костром и дымом объятия по вечерам, когда чай и сваренная в котелке каша, эти ночи в объятиях маленькой Николь, которая отчаянно-отчаянно цеплялась во сне за ее пальцы.

Николь.

— Тоффи, — имя сорвалось с губ бездумно, прежде чем Василиса успела подумать.

Боль, скрипящая, рвущая на части боль скрутила ее в очередном приступе, сжевала, сжала на миг до размеров молекулы и — отпустила вроде бы.

Ненадолго.

Перед глазами чернильная темнота была, такая густая и осязаемая, а потом вдруг маленькое зареванное личико среди огненной стены. Тонкие ручки, пшеничные косы и нереальные, потусторонне-серые глаза. Чуть раскосые, распахнутые в ужасе.

Николь, Николь, Николь. Имя, оседающее в легких, пряное, нежное и текучее, прекрасное такое, хрустальное, как и сама девчонка, которой…

Которой уже целых десять лет должно быть.

Которую Василиса бездумно бросила вместе со всем этим миром, хотя приручила, подарила надежду и веру в лучшее будущее, пообещала, что не отпустит никогда, не оставит.

Оставила.

Боль топила и убивала, и Василиса задыхалась в ней, билась в конвульсиях на синем-синем покрывале, пока мальчишка не подбежал к ней и не зашептал заклинания. Голубоватый туман сорвался с пальцем сиянием.

И какой там мальчишка? Он ведь старше ее почти в три раза.

Умный и сильный. Невероятный.

— Повелительница, леди Огнева, Василиса, Лис, — шептал Кристоф, когда боль наконец отступила. Василиса подняла голову. Ее трясло. Она-то думала, что хуже, чем было, не станет уже. Стало. Вот прямо в эту минуту, в этих темно-серых, как небо, глазах. Туманных.

Медовые пряди обрамляли скривленное в испуге лицо.

— Все, — голос у нее был хриплый, точно ото сна. Или от долгого, отчаянного, непрерывного крика. — Все в порядке. Правда, — добавила она, когда Кристоф не шелохнулся.

— Что с тобой? У, эм-м, с вами, Повелительница?

— Ничего необычного. И, Тоффи, обращайся ко мне, как всегда раньше.

— Меня не поймут, Лис.

— Скажешь — личное распоряжение Повелительницы. И пусть косятся, сколько хотят, — Василиса приподнялась на подушках, на дрожащих руках переползла на спинку кровати, облокотилась спиной.

— Мм-м, ладно, мне нужно уходить, меня ждут. По распоряжению лорда Драгоция я перенес все списки, документы и книги из архива твоего отца. Увидимся завтра, хорошо?

Он встал с кровати, на которой сидел до этого, и оглядел осунувшееся лицо Василисы хмурым взглядом.

— И, Лис, мы еще вернемся к этому, — он выразительно посмотрел на ее дрожащее тело и растрепанные волосы.

— Хорошо. Тоффи, только… что с Николь произошло? Ну, после всего…

— Она в приюте Проклятой Катерины, — Кристоф помрачнел еще сильнее. — Там какая-то странная история приключилась… магическое распознавание показало, что у нее в живых еще три действующих члена семьи, но притом оба родителя мертвы. А еще…

Мальчишка замялся, даже сжался как-то. Медовые пряди упали на глаза, когда он опустил голову. Василиса задыхалась в этот момент словно, потому что не могла дышать. Пальцы сами вцепились в покрывало.

Николь. Ее маленькая милая Николь в приюте, думает, наверное, что Василиса ее бросила навсегда, не сдержала обещаний. Ненавидит себя и всех остальных. А по ночам мучается в кошмарах, плывет среди воспоминаний, а потом тонет и задыхается среди них же.

Как Василиса прямо сейчас.

— А еще, Василиса, оно показало, что Николь — твоя родственница.

Все. Утонула, задохнулась.

*

Солнце опаляло жаром, распаляло нервы и, вероятно, задалось целью превратить всю Преисподнюю в чертов крематорий.

Василиса крепко сжимала ладонь Маара в своей. Она была теплой и чуть шершавой, почти одного с ее ладонью размера, на несколько тонов темнее и намного, намного сильнее. Маар ободряюще улыбался ей, пока директриса приюта Проклятой Катерины оглядывала их холодным взглядом, полным желчи.

— Когда выяснилось, кому приходится родственницей поступившая к нам девчонка с новой партией послевоенных сирот, мы, конечно, заподозрили ошибку. Проверили через несколько разных чар распознавания — от самых простых до самых сложных. Все показывали один и тот же результат. К тому моменту, правда, вы уже оставили управление Преисподней на Николаса Лазарева и отправились на Землю. Возможности с вами связаться никакой не было, ну и девчонку оставили в приюте, — растекалась в лживом подобострастии директриса, ведя их к своему кабинету.

В приюте было тихо. И стены холодные, старые и обшарпанные. Было здесь настолько противно и ужасно находиться, общая атмосфера давила.