Только эта ненормальная боль.

И ненависть.

— Попробуй поесть, — Инга вздохнула. Василиса помнила ее, как приторно-злую, искренне несчастную и пропитанную косметикой в попытке закрыть свое внутреннее уродство девушку. И помнила, как девушку Лешки; того, кто позвонил ей в дверь около трех лет назад с этим взглядом — «Возможно я совершаю потрясающую ошибку, но он мне все рассказал, и я ему верю» — с этой решимостью, с этим мысленным я-помогу.

Неожиданно Инга прижилась в ее откровенно-сумасшедшем мире. Въелась, как и Лешка когда-то. Пыталась, вновь и вновь пыталась помочь, хоть и знала, что б е с п о л е з н о.

Ей бы ничто не помогло.

И не помогало.

За окном занималась обыденная серость, до рассвета было еще минут пятнадцать, до прекращения обыденной истерики — и того меньше.

— Мы на выходные на речку планируем. Леша, я, Ваня и какой-то его друг. Они уже вещи собрали, домик у побережья заказали. Он небольшой, сказали — уютный. Я им доверяю. И хочу, чтобы ты с нами отправилась.

Василиса вздохнула, чувствуя дуновение весеннего ветерка. Майский воздух был легким и теплым. Хоть по вечерам еще было прохладно. Солнце пробивалось сквозь плотные наслоения туч, яркими лучами щедро орошая мир.

— Н-не знаю. Сложно это все. Абсолютно все.

— Ты знаешь, там такой воздух чистый. Не соленый морской, но такой живой! Нет никаких выхлопных газов, а природа такая, что завораживает.

Василиса вновь посмотрела на Ингу. На эти ее пепельные волосы, собранные в аккуратный пучок, на идеальные стрелки на глазах с этим минимумом косметики, идеально-выглаженную блузу — демонесса знала, что после визита к ней девчонка побежит на работу — в сумке больничный халат, перчатки и шапочка. Инга суетящаяся, бегущая все время куда-то, раньше злая, неуверенная в себе. Открыла для себя Лешку, интерес к медицине, где и выплескивает весь свой негатив, отчаянно сражаясь за жизни чужих людей, познала Василису, все ее беды и несчастья, после чего начала изучать психологию. Успокоилась, утихомирилась наконец. Зажила.

— Я… я подумаю.

— Вот и хорошо, — Инга вздохнула спокойно.

Засвистел закипевший чайник, и она подорвалась отключить плиту, пока Василиса пустым взглядом провожала людей, спешащих на работу, что виднелись через окно.

— Вот и хорошо, — зачем-то снова повторила Инга.

Мир просыпался.

Ей бы тоже пора.

*

Василиса и сама не поняла, как оказалась на подъездной дорожке перед домом Ивана, ее бывшего одноклассника и друга Инги, которого она помнила лишь только как одного из громил, что вечно таскались за той. В руках сжимала сумку, которую собрали ей Инга на пару с Лешкой, стискивая тонкие лямки пальцами.

Родной рюкзак ее остался там, в том страшном мире, в Пандемониуме. Она и не планировала его возвращать.

Запищала домофонная дверь, из-за которой высунулась взъерошенная голова друга.

— Сейчас приедет этот, как его… друг Ваньки, короче. Погрузишь свои вещи в его машину.

— Хорошо, — Василиса передернула плечами. И хоть она была даже старше их всех на несколько месяцев, из-за времени, проведенного в Преисподней, но выглядела по-прежнему на острого, нескладного подростка. В свои-то двадцать два.

И ничего с этим поделать было нельзя. Она была вечным ребенком.

Ветер приносил аромат цветущих растений, тополиный пух и словно мягкой накидкой укрывал, заботливо принося с собой тепло солнечных лучей.

Она шаркала кроссовками по гравию, смотря на свои новые черные джинсы и широкий свитер кофейного цвета. Ей было плевать. Абсолютно на все.

— Доброе утро, Антихрист.

Она вздрогнула от этого голоса, задрожала мелко-мелко в отчаянном испуге, боясь обернуться. Увидеть. Р а с с м о т р е т ь.

Того, кто был невидим в ту ночь.

Того, кто лишил ее эмоций.

Того, кто так бездушно разломал, растоптал ее жизнь.

Эти теплые, смеющиеся радостно глаза, пшеничные волосы, абсолютно ангельскую улыбку, тонкие сильные руки, чуть подернутые загаром, легкую походку. Этого солнечного мальчика, что скрывал в себе сотни и сотни тайн. Этого мальчишку, что забрал у нее все и вернул в ответ ничего. Его тонкие пальцы, выводившие слова кровью у нее на запястье, и ее собственные, что плясали точно такой же танец, чтобы узнать, где она оказалась. И как оттуда выбраться, всех спасши.

— Друг Ивана, значит? Нечего морочить голову смертным, Маар Бр.

Она заставила себя обернуться.

— Маар Броннер, если позволите. Один из высших архангелов. И не только.

В этом мальчишке была такая тайна, с которой не живут. С ней даже не существуют.

— Не назвала бы вас архангелом. Прикрытие лишь, не так ли? Вы, мистер Броннер, выше многих. Выше ангелов и демонов с их архаичными рангами, выше Бога, выше Люцифера.

— Как и вы, леди Огнева.

Статус больно резанул слух. Так ее звали только в Преисподней. В мире, откуда она отчаянно бежала.

От себя самой бежала. От тех, кто изучил ее за неполный год, от этих их сочувствующе-понимающих взглядов, вежливого «Леди» и паршивого «Ах, бедная сиротка, спасшая нас всех» за глаза.

От испуганно смотрящих на нее демонят, матери которых вместе тысяч благодарностей — «Кто она? Что она?!».

— Просто оставьте меня в покое.

— Не беспокойтесь, у вас еще целая вечность на отдых. А вот у демонов — нет.

— Ч-что? О чем вы?

— Знаете ли вы, леди Огнева, — его шепот у самого уха пугал до отчаяния, до бездны. — Что мир раскололся? Что часть демонов предала себя, свои интересы, свою жизнь, чтобы стать такими, как ангелы? Способными стареть вместе с близкими, умирать, жить в мире смертных? Пока они занимаются легкими грабежами, мелкими казнями — чтобы запугать общественность. Их число увеличивается. А знаете, что будет дальше?

— Василиска, ты с нами! — изумленно-радостно воскликнул Иван, с которым она общалась от силы раза два. Выпрыгнул из подъезда с сумками своими и Инги, полностью увешанный всеми этими вещами, улыбнулся радостно, создав столько шума, что стоящий рядом Нечеловек поморщился.

Следом на улицу выскочила парочка, отчаянно споря о чем-то.

— И так с самого утра, — закатил глаза Иван.

А Василиса посмотрела на этого Нечеловека, Маара Броннера. Того, кто разрушил ее. На крупицы, так что не собрать, не склеить, только если не заниматься этим несколько лет подряд. И чтобы вышло не криво в итоге, а так, как раньше было. Не потеряв ни песчинки.

— А дальше они разрушат вас. Абсолютно.

Слова его наполняли рот горечью и какой-то соленой противной жидкостью с металлическим привкусом. Кровью. Страхом. Болью и тоской.

А потом они все сели в машину, и Василиса отвернулась к окну, желая вот так отвернуться от всего мира. Закрыла глаза, заткнула уши наушниками от внешнего шума, постаралась сжаться до размеров молекулы.

Никогда не получалось. А жаль.

Приехали они скоро. И так бесконечно-медленно, что Василисе казалось, что она сойдет с ума. Увидит радугу. И умрет так счастливо, в своем тихом мирке.

Пока остальные разошлись по своим делам — раскладывать вещи, готовить завтрак, разводить костер для обеденных шашлыков и вечерних посиделок с какао с вишневым ликером и зефиром, демонесса потеряно замерла у самой кромки воды. Стянула с ног черные кроссовки, не задумываясь, и прыгнула прямо в иловую лужицу в своих белых носках. И плевать было, что она может элементарно заболеть — сейчас была только весна, только середина весны, но никак не лето.

Василиса думала, что если зайдет дальше, то очень скоро наберет воды по пояс, по грудь, по шею, нырнет с головой. И ее унесет быстрое течение.

И станет так легко, точно она превратилась в воздушный шарик и взмыла в сахарно-белые, ватные небеса. Стала жить на облаках, во всем этом белом-белом, мягком и пушистом мире. Таком, где нет ее проблем, нет ничего и никого, кроме ее самой.

Это было бы п о т р я с а ю щ е. До одури.

— Лисенок, ты еще не замерзла? — рядом стал Лешка. Сначала посмотрел вдаль. Потом перевел взгляд на нее.