Слишком долго она была этого лишена.

Мокрая челка упала на глаза темно-вишневыми пятнами, и Василиса залила ее сверху обжигающе-горячей водой, смывая мыльные пузырьки и грязь внешнего мира.

На урок она все-таки тогда не опоздала.

*

Дни текли жгуче-быстро — Василиса успевала только моргнуть, как проплыла целая неделя. Казалось, она только прикрывала глаза — и уже начинался новый день. Словно слайд презентации перелистнулся.

Захарра стала подругой для большей части ее одноклассниц, умело разыгрывая разные маски перед каждой из них, и была одной из самых потрясающих девушек для одноклассников, Василиса была уверена.

Сама она неизменно вставала по утрам ровно в шесть — именно в это время звенел колокол во дворе общежития двух Академий и начинался подъем, заплетала волосы в самые разнообразные косы и надевала дорогую на вид одежду классического кроя, какая обычно всегда пряталась у нее под ученической мантией.

Василиса упрямо сидела, склонив голову над учебником, пока руки под партой вертели старинную монету из стороны в сторону, прощупывали каждый ребристый миллиметр, а губы шептали строчки формул.

Мысли были далеко от физики и контрольной работы по ней через несколько минут — голубое небо за окном было слишком чернильно-нежным, будто соус-мелок раскрошили канцелярским ножом и смешали с водой тонкой кистью. Цвет был слишком цветом глаз Фэша в тот момент, когда он прощался с ней. Сейчас бы… увидеть хотя бы.

Василиса прикрыла глаза, невольно продолжая шептать формулу нахождения общего сопротивления на схеме из трех резисторов — знание не новое, но почему-то нужное для контрольной.

Демонесса крепко скомкала край черной юбки, зажмурившись до слез, и поражающе сильное желание хотя бы увидеть, Фэша, даже если он ее не увидит, пересилило, снесло перегородку невозмутимости к чертям.

Василиса буквально задохнулась, когда мир вокруг стал непроницаемо-антрацитовым, а воздух запах озоном, жимолостью и сиренью. Легкие заполонил аромат самой магии.

Василиса упала на удивительно-холодный для паркета пол, ударившись спиной о шершавую стену, — ее парта же была в среднем ряду, что?.. — а мир слился в фигуры двух человек, стоящих друг напротив друга.

— Лисса, — прошептал до боли знакомый бархатный голос, лед глаз сверкнул в темноте проулка.

— Сейчас не время, Фэш, — произнесла женщина, в теле которой Василиса ощущала себя, смотря чужие воспоминания. — Я — воин одного из отрядов поджигателей, мы находимся у северной границы Пандемониума.

Лисса, ее мать, смотрела на черноволосого демона горько, с кровавой болью в таких же, как и у нее, темно-синих радужках.

— Я знаю… ты влюблен в меня еще с тех времен, жаль, я поняла это слишком поздно, и, умоляю, защити Василису ради меня. Я знаю, она где-то с вами, потому что она бы ни за что не бросила бы никого в беде, но ей нельзя быть здесь — она в огромной, потрясающе огромной опасности, — мама, что все чаще и чаще посещала сны и мысли Василисы, вцепилась бледными ладонями в свитер на груди Фэша. — Спаси, сбереги ее ради меня, молю.

Из глаз женщины текли слезы, а ноги Василисы, уже успевшей встать, вновь подкосились из-за ее слов. Фэш прижал к себе женщину, а демонесса продолжала с адской болью, сжигающей изнутри, смотреть на эти объятия, на сильные руки с тонкими пальцами и хитросплетениями вен, поглаживающие грязно-серую рубашку на худой и хрупкой спине ее матери, прямо в льдисто-голубые глаза демона, которого она сама желала обнять всем сердцем.

— С чего же ты решила, что я по-прежнему влюблен?

— Демоны любят только так — один раз и навсегда. Норт мне сам об этом говорил, я даже переписала тогда его цитату в блокнот.

— Но, боюсь огорчить, я не любил тебя, Лисса. Я был влюблен, ослеплен слишком смелой и дерзкой ангельской девчонкой, сумевшей растормошить самого холодного и необщительного демона во всем Кровавом замке. Но я не любил.

— Нет, Василиса… — прошептала испуганно женщина куда-то в шею черноволосому демону, а Василиса замерла в этот миг, смотря на демона, чьи глаза, казалось, смотрели сквозь хмурый туман расстояния между мирами, смотрели прямо на Василису, заглядывали внутрь нее, оголяя нервы, заставляя кожу покрываться мурашками.

— Я не любил тебя, — повторил Фэш, глядя прямо на Василису. — Но я защищу твою дочь, вернее, уже защитил — она на Земле. Но, повторюсь, не ради тебя, Лисса. Не поэтому.

Все мы собраны из каких-то кусочков, а вот из каких именно — только наш осознанный выбор. Рано или поздно какие-то кусочки рушатся в связи с определенными обстоятельствами, а на их места встают другие.

Это не молекулы, нет. Это что-то более неосознанное, что-то вроде личной магии каждого, которой не каждый может пользоваться. Это что-то вроде аромата волос после мытья головы — у каждого он свой, потому что к нему мешаются запахи улиц, парфюма, других людей. Такой аромат становится неповторимым.

Ничто не вечно в этой вселенной. В том числе и чувства, оголенные до неприличия эмоции, и кусочки, из которых мы собраны, потому как с последующим мытьем головы те ароматы также исчезают.

Улыбка скользнула по губам черноволосого демона.

— А потому, что не позволю этой девчонке исчезнуть из моей жизни безвозвратно. Нет, кому угодно, но не ей точно.

Василиса резко рванулась, чтобы обнять и маму, боящуюся за нее, и Фэша, такого родного и… любимого?..

Но, как только ее ладонь коснулась щеки демона, а его губы шепнули что-то, расплывшись на миг в улыбке, мир вновь рассыпался, сменяясь пугающей чернотой.

Мы не можем добавлять к старым кусочкам новые постоянно, ничего не меняя, но можем выбирать именно те, которым предстоит исчезнуть, смениться новыми эмоциями и чувствами, новыми желаниями и новыми теплыми людьми.

Фэш, кажется, свой выбор сделал.

*

Боль в голове словно открыла второе дыхание, и Василиса, кашляя, отчаянно задышала, чувствуя резкий запах нашатырного спирта, химических лекарств и острый аромат духов, какими могла пользоваться только Захарра — как она в Преисподней обыденно, с легкой улыбкой наполняла пряным ароматом кончики коротких волос, шею и внутреннюю сторону запястий.

Захарра лежала рядом на широкой кровати, и ее глаза горели в темноте. Она молча повернулась к подруге со вздохом.

— Мы в стационаре, — опередила ее вопросы Драгоций. — Прямо на уроке ты потеряла сознание и очень долго не приходила в себя. Никто так и не понял, что с тобой произошло, — вновь вздохнула Захарра и сползла под одеяло, прикрыв глаза, когда где-то невдалеке послышались тихие шаркающие шаги.

Василиса прижала ладонь к груди, чувствуя, как непонятно от чего горит все лицо. Адское пламя заливало щеки, когда она вспоминала серьезное лицо и прямой взгляд Фэшиара Драгоция.

За окном стояла густая чернильно-черная ночь, а небо было исколото сверкающими бриллиантами-звездами, что едва проглядывались из-за тяжелых туч. Мир вновь спал, сопел в обнимку с атмосферой, а где-то вдалеке сейчас была война. Пугающая, смертельная. Как острая стрела, летящая прямиком в сердце.

— Харри, я видела его. Черт возьми, я видела Фэша, — оглушающе-громко в хрусткой тишине прошептала Василиса, хватая подругу за плечо. — И… мне казалось, он тоже меня увидел. Как будто он смотрел прямо на меня.

Захарра Драгоций резко схватилась за ее руки, чуть ли не выламывая суставы с хрустом от нервного волнения.

— Что там? Как они?

Жалобно скрипнула кровать, прогнувшись, ярко сверкнули в темноте шоколадно-карие глаза, только что не ослепляя своей обреченностью, своим отчаянным нетерпением. Своими переживаниями.

— Я видела только Фэша и какого-то демона, они… они разговаривали об отрядах каких-то поджигателей, и оба были в защитных экипировках поверх мантий, — старательно вспоминала Василиса, и краснея, и бледнея в попытке скрыть участие своей матери в том разговоре. И содержание этого отвратительно откровенного разговора.

— Эх… я же вижу, что ты чего-то не договариваешь. В моменты переживаний тебя можно читать, как открытую книгу, — покачала головой Захарра, отворачиваясь. — И мне до одури обидно, что я отчаянно переживала за тебя все то время, пока ты не приходила в себя, а ты от меня что-то скрываешь. Потому что я, несмотря на привитые еще с рождения недоверие и лживость, постоянно говорю тебе правду.