— Согласен, — сказал я. — И Энсли тоже. В том числе и поэтому он велел мне включить в группу представителей всех по–настоящему заинтересованных сторон.

— Неужели?

В его вопросе прозвучал вызов: старая техника допроса. «Обоснуйте сказанное».

— В истории этому есть любопытные параллели, — пояснил я.

— Продолжайте.

— Когда в пятидесятых–шестидесятых годах двадцатого века началась космическая эра, идейная борьба, среди прочего, шла вокруг гипотез первого контакта. Советский Союз утверждал, что всякая цивилизация, достаточно прогрессивная для межзвездных путешествий, логически окажется социалистической и потому предпочтет иметь дело только с Москвой. Борьба за идеологическое превосходство завершится, мир осенит просветление, а эпохе капитализма придет конец.

— Все инопланетяне — коммунисты? Ну и чушь! Оликсы — передовые торговцы.

— Возможно. Но сегодня у нас вместо Советского Союза имеется утопийская культура. — Я бросил взгляд на Элдлунд с Джессикой, все так же весело болтавших с Луи. — А она готова долго и нудно объяснять, что их «равенство в изобилии» — не социализм, а технологическая эволюция в направлении эгалитарного, гуманистического общества.

— Боже, вы хотите сказать, что Каллум здесь, чтобы уверить пришельцев со звезд, будто все мы со временем станем…

— Добрыми маленькими утопийцами. Да. Берегитесь, сын мой, конец капитализма близок.

— И он обернет контакт по–своему…

— Утопийское общество целиком за мягкость и воспитание. И ожидает, что пришельцы инстинктивно одобрят это.

— В жопу такую мягкость. Покой на грани застоя будет ближе к истине.

— Соглашусь.

— Да ладно, вы же, черт меня побери, работаете на «Связь». Рыночная экономика планет и астероидов Универсалии дьявольски динамична. Оликсы мало имеют дело с утопийцами.

— Оликсы — это одиночный ковчег–колония, у них единственная забота: продолжать путь до края Вселенной, где они встретят своего Бога или Конец Времен. Все остальное на втором месте после их доктрины, так что они по необходимости адаптируются к местным условиям. В системе Сол для них торговля с Землей и хабитатами — средство получить энергию для пополнения запасов антиматерии и продолжения пути. Вот они и торгуют. Нам возразят, что, случись им прибыть не к Солнцу, а к Дельте Павлина, они бы сейчас контактировали с Акитой, следуя утопийской доктрине.

— А это не рвет в клочья пангалактическую теорию утопийцев, согласно которой каждая раса, пройдя период скудости, окунется в изобилие?

— Что касается оликсов, так и есть. Потому–то Каллум надеется в этот раз на более благоприятный исход.

— А как обстоит дело с Юрием?

Я склонился ближе к нему, понизил голос.

— Считайте, я этого не говорил, но Юрий — распроклятый ксенофоб. У него здоровенная заноза в заднице насчет оликсов.

— Но почему?

— По–видимому, ему не по душе К-клетки.

— Бред. Они совершили чудо в медицине. И чертовски дешевое чудо. Все в выигрыше.

Я пожал плечами.

— Я просто рассказываю, какой он есть.

Улыбнувшись, я откинулся назад, чтобы понаблюдать, вырастет ли из посеянного мною зерна сомнения что–нибудь полезное для моего задания.

За стенами «Ровера» темнела Нкая. Длинные полотнища песчанистых риголитов, которые мы пересекали, стали черными как вулканический песок. А впрочем, может быть, им и были: я не геолог.

Каллум объявился к середине утра и задал работы кофемашине. С Юрием они обменялись короткими кивками. Война между ними, как видно, не окончилась и, пожалуй, не собиралась, но перемирие оба соблюдали.

Алик подошел и подсел к Юрию. Минуту оба глядели в окно — мы проезжали мигающий алыми вспышками столб с маяком. Пронзительный свет упал на их лица, окрасил в дикий оттенок крови, а между вспышками тени проливались из прикрытых веками глаз наподобие театральных слез.

— Так что, если анализ покажет враждебность чужого корабля? — вопросил Алик. — У нас есть ядерное вооружение?

— Наши охранные дроны справляются с высоким уровнем опасности, — ответил ему Юрий. — В случае активной воинственности чужого корабля мы сдержим его до отступления.

— А куда отступать?

Юрий нахмурился, словно недослышал.

— Сюда, разумеется.

— Боже, вы намерены удирать в этой колымаге?

— Корабль чужаков блокирован. Он не представляет угрозы, кроме как в непосредственной близости. Если что–то случится, мы сможем вернуться с большими силами.

— При условии что он не сотрет нас в порошок. Тогда достанется и тем, кто придет за нами, а потом тем, кто придет за ними… И где подвести черту? На второй дюжине?

— Связи с Солнетом здесь нет, но спутники ведут наблюдение. Если регулирующий миссию Ген 8 Тьюринг обнаружит проблемы, будет задействован соответствующий протокол.

— Здорово, — промычал Алик. — А мы помчимся прочь со скоростью пешехода.

— Вас заранее предупреждали о риске.

— О риске — да. А о вашей паранойе промолчали.

— Мы обязаны обеспечить безопасность всего нашего рода. Это немалое обязательство.

— Бросьте. Тот, кто научился странствовать между звездами, делает это не во славу империи. Так не бывает.

— Анализируя мотивацию внеземных видов, недопустимо брать за образец нашу историю и образ мыслей, — сдержанно возразил Юрий — Возможно, корабль чужаков выполнял какое–то разведывательное задание: например, исследование и оценку ситуации, как и наша экспертная группа. Как его ни классифицируй, они похитили людей для изучения. Одно это относит их к нашим антагонистам.

— Откуда нам знать, что людей похитили? — дерзко ответил Алик. — Черт, они могли спасаться от войны или катастрофы, и тогда пришельцы оказали этим людям услугу. Мы же в восьмидесяти девяти световых годах от Земли, верно? Значит, если корабль шел ниже световой, он мог покинуть Землю в любое время за последние пятьсот лет. В тот период творилось много дряни: не лучшая наша эпоха.

— От чего же они бежали?

— Для начала, от Второй мировой войны. Представьте: вы застряли в Лондоне во время бомбардировок, и тут какие–то странные типы предлагают вас вывезти. Шанс вам и еще кое–кому начать новую жизнь в новом мире. Заплатить за это придется только тем, что дороги назад не будет. Сами знаете, вы бы приняли такое предложение. У нас уже под два десятка терраформированных планет, и каждая в финансовом и политическом смысле обошлась в неслыханную для человечества цену. Потрать мы столько, наводя порядок на Земле, жили бы в истинном раю. Но нет: вторая попытка — величайшая мечта и морок человечества. Она побивает даже религию.

— Благодетельные пришельцы вторгаются на Землю ради нашего спасения? — съязвил Юрий. — Это что, новый вариант утешительного самообмана?

Алик широко развел руками.

— Так откуда же на борту люди?

— У нас совершенно недостаточно информации для оценки их намерений.

— Черт, или я сам не знаю? Я перебираю варианты, не более. Давайте мыслить шире. Мы затем здесь и собрались, верно? Чтобы свести воедино и обдумать факты.

— А вы чем занимаетесь? — вмешалась Кандара. — Вы отстаиваете версию их благих намерений. Хорошо, если они спасали людей от земного зверства — а если они жестокие имперцы, отлавливающие образцы для всемерного изучения в своих лабораториях?

Алик коротко поклонился ей.

— Я готов встретить враждебность, но доводы разума указывают, что это маловероятно.

— Почему? — резче, чем раньше, спросил Юрий.

— Все аргументы уже высказаны. Никто не странствует между звездами ради завоеваний. Это делается из политических соображений и тяги к странствиям — как и у нас, а также ради науки — тоже как у нас. Но самый интересный мотив: искусство ради искусства. Просто потому, что вы это можете.

— Вы глупец, если так думаете. Вы приписываете поведенческие особенности человека инопланетянам — вреднейший вариант антропоморфизма и интеллектуальной нечестности. Они захватили этих людей, скорее всего, против их воли. Кем бы они ни были, нам они не друзья.