Невидимые щупальца опутали ублюдка и сунули-таки во все еще крутящийся вихрь. Юкито вновь стал покрываться ранами, и как только несколько из них стали достаточно большими и глубокими, я заставил «тентакли» скользнуть в утробу старика. Ну а после сделал с ним то же самое, что и с беднягой Велимиром.

— Кайф… — я расплылся в усталой улыбке, окидывая взглядом окровавленные фрагменты противника, разбросанные тут и там.

Затем достал прибор для телепортации.

***

Карлик захрипел громче и сделал шаг к Славе. Алиса поняла: еще мгновение-другое — и случится непоправимое. То, что станет для нее кошмаром на всю оставшуюся жизнь. Разумеется, если сегодня удастся уцелеть.

Жуткое лицо-провал, когтистые лапы, искалеченное туловище. Подобной жути не место среди людей, особенно если учесть, что существо еще и смертельно опасно. И сейчас оно было готово оборвать жизнь человека, которого…

Именно в эту минуту Алиса поняла, что любит Славу. Да, она симпатизировала ему с первых же встреч, но лишь теперь осознала: она хочет, чтобы этот человек был рядом всегда. А значит, нужно не позволить монстру навредить Славе.

Хрип превратился в рык, и чудовище прыгнуло.

Вернее — попыталось прыгнуть. Но не смогло: яростный взгляд Алисы словно бы пригвоздил его. Сама она неотрывно глядела на карлика, тяжело дышала и пыталась осознать, что все получилось. В последнюю долю мгновения страх превратился в гнев и внутри женщины шевельнулась сила. Темная, пугающая, чужеродная, но сейчас она могла помочь. И помогла — сдержала вылезшее из Преисподней уродство.

— Не смей даже пытаться что-то сделать… — звенящим от напряжения голосом произнесла Алиса. Ее трясло, ноги подкашивались, и сейчас, прекрасно понимая свое состояние, женщина молилась об одном: только бы не упасть в обморок. Хотя бы не сейчас. Нужно продержаться до того момента, когда Ирина и Ева разберутся с выходцем из ада. — Стой… Просто стой…

И монстр стоял. Вздрагивая, хрипя, отчаянно желая продолжить то, что не позволила призвавшая его.

— Алиса Сергеевна... — выдохнула за спиной Ирина. — У вас получилось.

— П-похоже на то, — выдавила Алиса.

— Тогда чего стоим?! — а это уже Ева. Мгновение — и девушка оказалась бок о бок с Алисой. — Действовать нужно!

В следующую секунду карлика объяло зеленое пламя.

Тот заверещал от боли, задергался и попытался отступить. Но Алиса не позволила. Она проникла в искалеченное сознание этого существа и каким-то образом стала там полноправным хозяином. Сейчас именно от нее зависело любое действие уродца.

Главное — не дать слабину. Почему-то Алиса была уверена: если упустит адского выродка, то подчинить его снова уже не сможет.

Ева и Ирина тем временем продолжали атаковать. Воздух наполнился гулом, свистом, довольно мелодичным звоном. К мерзкому смраду серы, возникшему после появления карлика, добавился запах озона. Полумрак помещения то и дело озарялся разноцветными вспышками. Где-то позади отчаянно чирикала Астра.

Карлик продолжал гореть. Его кости хрустели, плоть чавкала. Сам он рычал и вертелся на месте, пытаясь отгородиться от волн боли, что накатывали одна за другой.

Впрочем, в его жизни до Преисподней тоже было много боли — преимущественно душевной. С самого детства это чувство следовало за ним по пятам. Ежевечерние предательства родителей, променявших сына на бутылку. Злорадство сверстников, презирающих «высера алкашей». Все это заставило Стаса озлобиться, будучи еще маленьким мальчиком.

— Стаса?.. — ошарашенно спросила Алиса у самой себя и посмотрела на замершую в нескольких шагах жуть другим взглядом.

Да, раньше это нечто имело человеческое обличье. И имя. Стас. И его жизнь на земле нельзя было назвать счастливой. Он оказался одним из тех, кому не везло постоянно. С родителями, в отношениях со сверстниками, работе и, разумеется, любви. Последнее его и доконало.

Каким-то образом эта искалеченная и проклятая душа сохранила память, и сейчас Алиса листала ее словно книгу, но состоящую не из картинок или написанных слов, а из ощущений.

Боль, злость, разочарование, отчаяние, страх — и так по кругу. Особенно в последний день жизни Стаса. Тогда, в самом начале этого дня, он был уверен, что все налаживается. И очень боялся ошибиться — в очередной раз.

Так и вышло: он ошибся.

Алису практически затрясло, когда она почувствовала себя на месте Стаса, который стоял на пороге комнаты, где забавлялись те, кого он считал любимой и лучшим другом. Банально? Да, но Стаса это нисколько не утешало. А пальцы, которыми он держал маленькую бархатную коробочку в виде сердечка, с кольцом внутри, разжались сами собой. Но лишь для того, чтобы вскоре обхватить рукоятку кухонного ножа.

Старый, кривой из-за многократных заточек, он стал орудием возмездия. Вонзался и вонзался в человеческую плоть, распарывая кожу и мышцы, разбрызгивая кровь, калеча внутренности. И как только из взглядов предателей ушел ужас, а глаза их превратились в стекляшки, случилось это.

Задрожала земля, все вокруг утонуло в красном полумраке, а мир в одночасье изменился. И Стас тоже.

Боль была его неизменным спутником на протяжении всей жизни. А после смерти она стала его повелителем. Это чувство преследовало Стаса неотступно, терзало, сводило с ума. Он пережил множество трансформаций, становясь единым целым с такими же несчастными. И теперь, почему-то оказавшись на свободе и среди людей, хотел одного — мстить.

Но Алиса не позволяла ему этого. Она продолжала удерживать несчастного, пока Ирина и Ева делали свое дело. Ей было тяжело и страшно, но женщина раз за разом твердила себе, что все нужно довести до конца. Она чувствовала ненависть своего противника и прекрасно понимала, на что тот будет способен, если обретет свободу.

Очередной удар Евы разнес деформированные ноги уродца. Тот грохнулся на пол, и в этот момент произошло то, чего Алиса так боялась: она потеряла контакт. Почуявший свободу выходец из Преисподней взревел и ползком устремился вперед.

Охнул стоявший по правую руку Слава. Выругалась Ева. Она или ее мать схватили Алису и потянули назад. Та машинально отступила, а взор заволокло туманом.

Она все ждала, когда когтистые лапы вцепятся в нее, чтобы подарить то самое чувство, что преследовало Стаса с малых лет, но…

Вой, свист и гул заклинаний возобновились. Существо из Преисподней опять заверещало, и Алиса ущипнула себя, надеясь таким образом выбраться из полуобморочного состояния.

Получилось. Мир перед глазами вновь обрел четкость, и она увидела, что Слава пригвоздил монстра к полу сломанной ножкой торшера, пробив уродливую голову, а Ирина и Ева добивают адского выходца. Однако они не успели: тот внезапно засветился бордовым и просто пропал.

— Фу, блин… — выдохнула Ева, плюхаясь на диван. — Живучий какой говнюк.

— Ну-ка не выражайся, — нахмурилась ее мать. Она попыталась сделать строгое лицо, но страх только что пережитого был еще слишком силен, и в результате получилась лишь жалкая гримаса. — Но враг действительно оказался непростым. И это лишь слабейший из обитателей Преисподней. Страшно представить, что было бы, окажись здесь кто-нибудь посерьезней.

Признавая правоту Ирины, Алиса задрожала. Только сейчас она осознала весь ужас случившегося.

Женщина слышала и читала о призывателях. О несчастных, «повенчанных» с самой Преисподней, способных открывать дорогу жутким и смертельно опасным обитателям ада. Но и подумать не могла, что когда-нибудь станет одной из них. И вот…

Алиса вдруг обнаружила, что чувствует себя мертвой. Точнее — не имеющей права на жизнь. Что же, возможно, когда Илья уничтожит Столпы — а в том, что у него все получится, женщина ни секунды не сомневалась — она действительно умрет, как и остальные призыватели. Не исключено даже, что так будет лучше для всех.

Но беда лишь в том, что Алиса очень хотела жить.

Телепортироваться нужно было как можно скорее: вокруг чешского Столпа существовал такой же военный кордон, и здешние маги и вояки наверняка знатно подохренели, когда охраняемой ими аномальной зоны не стало. Меньше всего они ожидали увидеть поглощенные адом руины Баворова и горстку людей. А уж если учесть, что эта горстка — «злобные русские»… В общем, у нас могли возникнуть проблемы, и даже в лучшем случае мы бы потеряли кучу времени, объясняя, что к чему. На фиг, на фиг.